Варварские свадьбы - Ян Кеффелек

Опускался вечер; в сумраке Людо встретил до полусмерти пьяного Татава, нетвердо стоявшего у ворот.

— Сволочная девка!.. Говорит, я–де не путаюсь с жирными. Л я, мол, жирный. И некрасивый. Весь шнобель в прыщах. И кто говорит? Страшила Берту! По–моему, уродина и толстяк могли бы поладить.

— Я тоже некрасивый. И потом… я вроде того… с приветом.

— А еще ты жид!

— Да ну, — ответил Людо, не знавший такого слова.

— Да–да, настоящая жидовская морда, да к тому же настоящий фриц! Уж не помню, то ли фриц обязательно жид, то ли жид не бывает фрицем, но уж точно, что ты настоящий мудак и придурок.

— Настоящий жидовский мудак, — шепотом повторил Людо. с удовольствием вслушиваясь в новые слова.

— Ну и каково?

Людо посмотрел на него с удивлением.

— Да–да, каково быть жидом? Правда, что вам член обрезают?

— Да нет, неправда.

— Спорим, он у тебя короткий. Правда, мне наплевать, все равно я толстый.

— Бывают потолще тебя. И потом, ты не такой толстый, как раньше.

— Не утруждайся, — усмехнулся Татав, разлегшись на лужайке. — Я прекрасно вижу все свое сало, все окорока. Это болезнь такая. Я произвожу воду. Мои вздутия — это вода. Зови меня оазисом. Господин Оазис. Черт, если так будет продолжаться, на мне вырастет пальма. Я совсем не как Иисус. Наоборот, я пью вино и превращаю его в воду. А где твоя мамаша?

— Не знаю.

— Все у своих стариков. Впрочем, я не верю. Когда папаша подвозит ее вечером на тачке, мне смешно. Ну ладно, пошли. Проверим ее.

— Кого?

— Да не твою мамашу, чудило. Проверим канаву. Мадемуазель Канаву. Все спокойно, никого нет, отец в церкви вместе с хором.

— Не хочу.

— Да хочешь! А еще давай–ка выпьем, ты мало пьешь для своего возраста.

— Мне тринадцать лет. — гордо ответил Людо. — У меня рост метр восемьдесят.

— Здоровая дубина, только и всего, — сказал Татав, который был на десять сантиметров ниже.

Они прошли через весь дом. Людо поддерживал Татава, которому вздумалось заглянуть в винный погреб; там, опрокинув несколько бутылок, он наугад взял штоф банановой водки. Они вышли через кухню, прошли вдоль закрытых мастерских, при этом Татав то и дело колотил в их стены ногами:

— Чертовы мастерские, могли бы построить их в другом месте!

Матовый полумрак окутывал окрестности, и до звезд, казалось, было подать рукой. Они вышли к пустоши, поросшей буйной крапивой.

— Приехали, — объявил Татав, зажимая нос.

Среди травы можно было различить прямоугольный деревянный щит наподобие люка, а посреди него — крышку от компостного бака. Татав приподнял крышку, и из ямы резко потянуло вонью. Затем, стоя на люке, он взял бутылку и принялся пить прямо из горлышка.

— Теперь твоя очередь.

Первый же глоток привел Людо в необычное состояние. Запрокинув голову, он увидел, как мир закружился в бешеном вихре, и почувствовал, что падает в какую–то гигантскую бутыль, наполненную густыми чернилами, в которых безнадежно тонет его память.

Татав, откинув крышку, гарцевал вокруг ямы.

— Куда же оно подевалось? Не вижу, помоги–ка мне. Наклонившись вперед и опираясь на колени, он вглядывался в черную бездну. Вокруг летали здоровенные мухи, привлеченные зловонными испарениями.

— Чего ты не видишь?

— Привидения!.. В хорошую погоду его можно увидеть.

— А что такое привидение?

— Стой, кажется, это оно, смотри!

В тот же миг Татав крепко схватил Людо и притянул его к краю ямы, собираясь туда столкнуть. Испугавшись, Людо рванулся прочь от края, но поскользнулся и, пытаясь подняться, задел Татава. и тот, не удержавшись, с громким воплем покатился вниз.

— Татав. Татав, ты жив?

— Вытащи меня отсюда. Людо, вытащи скорее…

Людо лег на живот и протянул руку. Он почти достал до руки неудачливого шутника, едва различимого посреди черной ямы.

— Я сейчас, только схожу за палкой.

— Не бросай меня, Людо. Помоги мне вылезти, не уходи!

Преследуемый криками Татава, Людо добежал до мастерских. Ни одной палки. Он вспомнил, что Мишо запер их на ключ, ругаясь, что ему надоело видеть, как его сын изображает из себя ассенизатора. Это он виноват… опять он… это он его убил… мама говорит что он упал сам. Людо добежал до ярко освещенного дома. Никого. Он не замечал, что натыкается на мебель, что задел и разбил вазу, стоявшую у него на пути. Когда он снова выбежал во двор, крики Татава прекратились. Охваченный ужасом, Людо со всех ног бросился к яме.

— Татав, Татав, ты здесь?

Он стоял над самой ямой. Из нее доносилось только жужжание мух. Нужно было найти Мишо. В растерянности Людо вышел на дорогу. Алкоголь и тревога притупили его сознание. Он бросился направо, поскольку единственное смутное воспоминание подсказывало ему, что церковь расположена справа от виллы, да, справа, а дальше начинается Пейлак, а еще дальше — дюны и море, а потом… но как вспомнить, когда кругом столько звезд?

Помещение церкви, где заседало благотворительное общество, предстало перед ним в смешении огней и рева фисгармонии. Наголо стриженные мальчики из церковного хора, девочки из хорового кружка, священник и Мишо, гордо восседавший за фисгармонией, как пилот за штурвалом самолета, увидели, как в их собрание ворвался испуганный до полусмерти высокий и нескладный подросток и, не глядя на присутствующих, устремив неподвижный взгляд на сводчатый потолок, где раскачивались в такт музыке бумажные ангелочки, оставшиеся с прошлого Рождества, завопил: «Татав… Татав провалился в сточную яму!»

Пожарные из Бордо прибыли только через двадцать минут. За это время Мишо уже достал своего сына из ямы с помощью лестницы и новенького автокрана, который был выставлен у него для демонстрации. Лежа на траве, дрожащий, совершенно голый, Татав медленно приходил в сознание после обморока, вызванного ушибом и зловонными испарениями.

Едва придя в себя, он принялся уверять, что это Людо наверняка столкнул его в яму и что рано или поздно он ему отомстит.

Капралу полиции, прибывшему для составления протокола, Николь так усердно строила глазки, что тот возбужденно заговорил:

— Можно только посочувствовать вашей милой супруге, господин Боссар! Ведь могут случиться и другие неприятности, вам нужно отдать пацана в лечебницу…

Полицейский устроил Людо допрос с пристрастием. Паренек рассказал, что пил банановую водку с привидением и что привидение толкнуло Татава.

Наутро пострадавший предпринял слабую попытку отказаться от своих обвинений, жалуясь, что это Николь сбила всех с толку, хотя сама ничего не видела.

— Так ты говорил или нет, что он тебя толкнул?

— В темноте не разберешь…

— Ты просто не хочешь, чтобы его наказали!

— Брось, — вступился Мишо, — в конце концов, ничего страшного не произошло.

— А тебе надо, чтобы случилась трагедия! Вот уж тогда всем достанется! И тебе, и ему — всем! Вот что бывает, когда в доме псих!

В конце концов механик и сам задумался. А что, если парень и в самом деле опасен?.. Что, если он действительно чокнутый и его надо изолировать?…

Людо посадили на хлеб и воду, но Татав потихоньку подкармливал его, принося то остатки обеда, то старый гранулированный корм для кроликов, который наказанный принимал за печенье.

В последующие дни Николь дулась.

— Все просто. — говорила она Мишо. — Тебе только нужно принять решение насчет этого психа. Ты же мужчина.

— Какое решение?

— Ты сам прекрасно знаешь. Ты же обещал.

По воскресеньям за завтраком семья собиралась за столом. Несмотря на усилия Мишо, напряженность возрастала.

Людо теперь работал на уборке урожая. Вот уже десять дней, как он спал на сеновале, вязал копны, таскал мешки с зерном, а однажды одним прыжком поймал зайца. Одна молодая сезонная работница — студентка юридического факультета, — приходившая каждый вечер якобы для того, чтобы помериться с ним в силе рук, пыталась заигрывать с ним, но он этого не понял. Людо было тринадцать лет. Он был крепким парнем, закаленным морскими ветрами. Благодаря работе в поле и по хозяйству, у него сформировалась атлетическая фигура. Его широкая, как у пловца, спина была, однако, немного сутуловатой, как если бы он стеснялся дышать. Длинные мускулистые ноги ступали с кошачьим проворством. Мощные грудь и шея излучали дикую силу, плохо сочетавшуюся с его омраченными тревогой чертами, беспокойными складками губ, трагическим взглядом глаз цвета океана. Щеки и подбородок его все еще оставались гладкими к великой радости Татава, атаковавшего бритвой свой едва заметный пушок.

Николь получила водительские права с первой попытки. Поскольку местный мясник ездил на «мерседесе», она пожелала купить белую «Флориду» с откидным верхом, кожаными сиденьями, прикуривателем и радиоприемником. После обеда она уезжала в Пейлак, сбегая от Мишо с его фисгармонией, от Татава и Людо, которого она нагружала все новыми работами по хозяйству.