Дочь Луны - Рут Валентайн

— Извини, — сказал Мик. — Я, кажется, разбудил тебя?

— Ерунда, — отмахнулась она и, опустившись на колени, начала расшнуровывать его ботинки. Давалось ей это нелегко, потому что руки дрожали, а в голове вертелась мысль, что вот он — рядом, обнаженный по пояс, беспомощный и покорный ей.

Мика ее близость взволновала не меньше, но он постарался отогнать от себя это наваждение.

Фэйт наконец справилась со шнурками, и Мик тут же отшвырнул ботинки в угол.

— Спасибо, — буркнул он.

Не поднимаясь с колен, Фэйт улыбнулась ему.

— Ты ведь обещал мне быть дома к ужину, Мик.

— Обещал, — признался он. — Полагаю, мне следовало бы извиниться, что я не сдержал слово.

— Извиниться? — Фэйт отрицательно мотнула головой. — Не надо мне извинений.

Она порывисто встала, и Мик вдруг непроизвольно обнял ее за талию. И вот уже она стояла перед ним, а он, не удержавшись от искушения, прижался ухом к ее круглому животу. И почти тут же почувствовал легкий толчок.

— Она меня сегодня с ума сводит, — в порыве доверия призналась Фэйт. — Елозит и елозит, непоседа этакая.

— Она? В каком смысле она?

— В самом прямом. Не сомневаюсь, что это девочка.

Мик ощутил еще толчок, и в это самое мгновение рука Фэйт ласково взъерошила ему волосы.

— Мик! — дрожащим голосом прошептала она.

— Гм?

— Я тебе очень благодарна. Мне так не хватало человека, который разделил бы со мной мою радость…

Мик поднялся, и ее рука соскользнула с головы на его обнаженное плечо.

— Фэйт, — начал он и замолк, не зная, что и сказать. Она была слишком близко — непозволительно близко для человека, выбор которого — уединение, и ее белые нежные пальцы мерцали на смуглой коже его плеча.

— Мик, — срывающимся от волнения голосом вымолвила Фэйт. — Мик… У меня такое странное чувство… — Она вся дрожала, ноги ее подкашивались.

В ту же минуту он обвил ее своими сильными руками.

— Что случилось? — хрипло прошептал он. — Тебе дурно?

Но в ту же секунду Мик понял, что ее слабость и дрожь не имеют никакого отношения к здоровью. Как зачарованная, Фэйт смотрела на свою руку, медленно двигающуюся вдоль его обнаженного плеча.

— Ты такой горячий, — дрожа, пробормотала она. — И такой красивый… Я…

Да он и сам чувствовал себя не менее зачарованным — этой теплой, шелковистой кожей женщины, спутанными прядями волос, похожими на блики лунного света на воде, нежным благоуханием, исходящим от ее тела.

Мик безуспешно пытался взять себя в руки: обычно это удавалось ему так легко, что приятели за глаза называли его «роботом». Ее нежная рука гладила его по обнаженному плечу. Мик разомкнул веки и, помедлив, прошептал:

— Погляди на меня, Фэйт.

Зрачки ее расширились, губы приоткрылись, щеки разрумянились от возбуждения. Эта женщина сама не понимала, что с ней творится! Как с ней такое вообще могло случиться?

— Мик! — слабо выдохнула она.

Он бы давно мог послать ко всем чертям самообладание и контроль над собой, но какая-то часть его сознания продолжала напряженно работать. И именно сейчас до Мика дошло, что Фрэнк унижал жену и в интимной сфере, добиваясь сексуального удовлетворения для себя, и в то же время полностью игнорируя ее чувства. Сейчас на Фэйт впервые в жизни нахлынули желания, которые, за недостатком опыта, она не сумела бы объяснить. И если он, следуя здравому смыслу и инстинкту самосохранения, отодвинется, для Фэйт это будет очередным ударом по ее и без того растоптанной гордости, очередным подтверждением ее физической и психической неполноценности. В результате она уже никогда не даст волю своим чувствам, своему влечению к мужчине, и тогда Мик сможет считать, что довел до конца дело, столь успешно начатое Фрэнком.

Прижав Фэйт к себе, он заставил ее положить голову себе на плечо.

— Да хранит молчание Дочь Луны, — глухо прошептал он. — Прижмись покрепче и закрой глаза. Все будет хорошо.

Она казалась такой маленькой, такой хрупкой, что пробудила в его душе скрытую от всего остального мира, почти забытую нежность — только так можно было назвать чувство, с которым он касался губами ее волос, вдыхая их божественный запах, ласково гладил ее плечи.

Мик почувствовал, как у него перехватывает дыхание, как ее безоговорочное доверие легко взламывает барьеры, до сих пор наглухо отделявшие его от всего мира, но главное — от себя самого. Откуда в ней столько веры, столько беззаветности — неужели эхо того канувшего в небытие лета вернулось к ним?

А впрочем, разве это так уж важно? Она прильнула к нему, уверенная в его надежности и порядочности, и он хотел ее сейчас больше, чем кого-либо и когда-либо. Она была как надежда, с которой он давно распрощался, греза, в существование которой он и поверить не мог, и почему бы ему не отбросить на эти несколько минут осторожность и целиком не отдаться чувствам, захлестнувшим его.

Мик осторожно приник губами к ее рту — ни намека на сопротивление или нерешительность. На порывы его жадного, ищущего языка она отозвалась так, будто всю жизнь ждала этого мгновения.

А когда ее руки, словно в забытьи, поднялись и легли на его обнаженные, могучие плечи, он и вовсе отбросил дурацкую осторожность. Господи, как же это ему нужно, оказывается, чтобы кто-то обнимал его! Мысли со звоном рассыпались в пустоте сознания, как жемчуг с оборвавшихся бус по паркету гостиной.

— Боже, Мик! — бормотала Фэйт, прижимаясь лицом к изгибу его шеи и вдыхая в себя его запах.

За последние четыре года окончательно убедив себя, что волшебные сказки не более, чем ложь, сейчас она с изумлением открывала в себе неиссякаемые родники страсти и потребность любить и быть любимой. В течение последних месяцев она планировала для себя жизнь без мужчин, то есть без мужчин вообще, жизнь, где она окажется вне их досягаемости и наконец-то ощутит себя в полной безопасности. Выходит, она зря строила планы, не подозревая о том, что эти ужасные грубые существа способны пробуждать в ней бездну чувств, дарить наслаждение и при этом привносить ощущение полной защищенности? Но зачем ей это открытие именно сейчас, когда она уже расчертила и разметила для себя иной план жизни?

Фэйт судорожно вздохнула — почти всхлипнула, но в этом вздохе не было колебания — только томление и страсть, пламенная и нетерпеливая. Мик припал к ее губам — на этот раз ни в чем не сдерживая и не останавливая себя, и когда голова ее бессильно откинулась назад, он понял, что стал свидетелем своего полного триумфа. Он застонал, горя нетерпением, и пальцы его отыскали пояс ее халата, а развязав узел, легли на ее жаркую, полную твердую грудь.

— О-о! — с губ Фэйт слетел короткий вскрик. — Мик!..

Их взгляды скрестились, ее губы, чуть припухшие и влажные от поцелуев, приоткрылись.

— Он тебя хоть раз касался так, как я? — почти свирепо спросил вдруг Мик, сам не понимая, на что злится: на себя за свою мягкость, или на Фрэнка за его бесчувственность и жестокость. — Хотя бы раз тебе было с ним просто хорошо?

Фэйт отрицательно качнула головой и прижала его ладонь к своей щеке.

— Ни разу… Никогда… Я…

Только сейчас Мик осознал всю жестокость и беспощадность пережитого ею, и только сейчас собственная беспомощность перед самим собой проявилась с такой очевидностью. Он вступал на дурную тропу, но он просто не мог не дать этой женщине того, чего она заслуживала.

Предельно осторожно, словно он держал драгоценную фарфоровую статуэтку, Мик раздвинул ворот ночной рубашки Фэйт и обнажил ее грудь — мраморно-белую с голубыми прожилками вен — и бережно дотронулся губами до соска.

— Мик!.. — Ее рука, запутавшись в его жестких черных волосах, порывисто прижала его голову к груди.

И тут он вдруг увидел шрамы…

7

Затолкнув чемоданы Фэйт в багажник «блейзера», Мик помедлил, поглядывая вокруг — на сверкающий снег и такое же сверкающее голубое небо.

Не нравилось ему все это. Он не был уверен, что Фрэнк ничего не знает о существовании ранчо Монроузов. Когда утром он еще раз расспросил Фэйт, та призналась, что могла как-нибудь упомянуть в разговоре о ранчо, и даже не один раз. Но Фрэнк, настаивала она, даже если и слышал, наверняка ничего не запомнил — подробности жизни жены никогда не волновали его.

Типичный образчик женской логики, подумал Мик. Фрэнк мною не интересовался, поэтому он ничего не помнит. Откуда ей знать, помнит или нет, если она ни разу не обсуждала с ним эту тему — если вообще когда-нибудь что-нибудь обсуждала. Все ясно как дважды два: Фэйт из упрямства хочет убедить себя, что отныне она и ее будущий ребенок в полной безопасности, а потому неосознанно выдает желаемое за действительное.

Мик не сомневался: если Фрэнк всерьез захочет найти сбежавшую жену, он вспомнит и не такие мелочи. Кроме того, такой отпетый негодяй, как Уильямс, наверняка втайне от жены изучил документы, подтверждающие ее право на ранчо отца. Конечно, найти дорогу к дому Монроузов непросто, не переполошив обитателей округа Конард, но исключить такую возможность было бы неразумно.