Танец белых одуванчиков - Татьяна Туринская

Мама по обыкновению полулежала в любимом кресле перед телевизором и щелкала семечки. Тамару передернуло: ну что за идиотская, прямо-таки плебейская привычка?! Как бабка деревенская, еще бы цветастый платочек на голову повязала! Подставила какую-то солдафонскую металлическую мисочку под подбородок и сплевывает в нее шелуху. Фи, как это недостойно!

И Тамара прямой наводкой направилась в кабинет к отцу.

— Привет, пап! Я вернулась!

— О, дочура, — обрадовался Семен Львович.

Вышел из-за стола, обнял дочь, смачно чмокнул в губы:

— Ну здравствуй, здравствуй, радость моя! Здравствуй, госпожа Андрианова!

Тамара скривилась:

— Нет, папа, не называй меня так. Даже в шутку не называй. Говорю же — я вернулась, я не хочу быть Андриановой.

Зельдов посмотрел на нее внимательно, взял за руку и почти насильно протянул Тамару через весь кабинет к массивному кожаному дивану, усадил рядышком:

— Ну-ка, рассказывай, что еще за новости?

Тамара надула губки:

— Что еще рассказывать? Говорю же — я вернулась, неужели непонятно?! Хватит с меня замужних радостей, мне с вами лучше.

Семен Львович сказал строго, что было ему так несвойственно при разговоре с женой и дочерьми:

— Рассказывай, и в подробностях. Что случилось?

— Что, что? — возмутилась Тамара. — Ошиблись мы с тобой, папочка, вот что. Вернее, это ты ошибся, и сильно, между прочим. А из-за тебя я пострадала.

Она на мгновение замолчала, потом продолжила коверканным голосом, словно передразнивая отца:

— "Андрианов, Андрианов"! Большой пшик твой Андрианов, папочка! Голый и босый, нищий, как последний бомж! Вот тебе и Андрианов! Жадный, как сволочь, он же за копейку удавится!

— Ну за копейку-то вряд ли, — в голосе Семена Львовича не было и тени иронии. — И про жадного не верю. Ты уверена, что все рассказала? Вот просто так, на ровном месте он вдруг оказался жадным? В чем же это выразилось?

Тамара нервно стала выстукивать каблуком мелкую дробь.

— Противно рассказывать. Цепляется ко мне по любому поводу. Да жлоб он, твой Андрианов! Обыкновенный жлоб! Домработницу и то не может нанять, денег ему жалко, видите ли! Сам посуду моет, сам стирает. И от меня того же требует. Он целыми днями на работе, а я ему должна ужины готовить да порядки наводить. Того и гляди, скоро стирать заставит. Что я ему, прачка?! Женился бы на какой-нибудь Тосе Тютькиной — та бы ему и стирала, и жрать готовила. А я ему не прислуга! Все, папочка, сходила замуж под твоим чутким руководством. В следующий раз сама буду все решать, понял? Ты прокололся, а мне с этим дерьмом жить, да? Нетушки, не выйдет! Я развожусь, нравится тебе это или нет.

Зельдов помолчал немного, пожевал губы, почесал лысину. Встал, прошел к стильному письменному столу, присел на его краешек, и только тогда ответил. Ответил сухо, даже как-то зло. От его голоса у Тамары почему-то поджилки затряслись:

— Сама решать будешь не раньше, чем меня на кладбище свезут. А пока я жив, будешь делать то, что я говорю. Я не для того тебя баловал, чтобы ты мне своими капризами все планы перечеркивала. И если я сказал "Андрианов" — значит, твоим мужем будет Андрианов, и никто другой. До тех пор, пока я не найду более подходящую кандидатуру, поняла? А уж как мужика заставить исполнять твои прихоти — это не мне тебя учить. Раз сама не понимаешь, проконсультируйся у матери, она больших успехов в этой области достигла. А теперь разворачивайся и езжай к законному муженьку, вот тебе и весь мой родительский сказ.

Тамара опешила. Еще никогда в жизни отец не разговаривал с нею подобным тоном. А она-то так рассчитывала на его поддержку, была уверена, что он ее пожалеет, что он все поймет! Нет, наверное, она просто неубедительно ему объяснила, какой он на самом деле, этот Андрианов.

— Нет же, папочка, ты ничего не понял! Он не для меня, он совсем не для меня! И я никогда не смогу жить по его правилам. Ну ты же не хочешь, чтобы твоя любимая дочечка превратилась в его бесплатную прислугу? Ну как же ты не понимаешь?..

— Даже если так, — безапелляционным тоном прервал ее стенания отец. — Ничего страшного с тобой не случится, если тебе придется делать кое-что по дому. Это не так страшно, как оказаться без денег, уверяю тебя. А Андриановы без них никогда не останутся. Кто другой может и пролетит, как трусы над баней, но не Андриановы. За Кириллом ты никогда не познаешь нужды, с голоду не вспухнешь. Ну а прислуживать… За все в этой жизни надо платить, дорогая моя. Просто так никто никому ничего не дает, красивые глазки если когда и помогают, то впоследствии за них все равно будет выставлен счет. Так что возвращайся обратно, к мужу. Ну а если не хочешь быть прислугой, сделай так, чтобы он понял, что ты предназначена для других целей. Тут уж я, извини, даже советом помочь не смогу, это вопрос к матери.

Тамара сжала губы. Ничего себе, вот тебе и папочка! Любящий отец, называется!

— И ты что же, выгонишь меня силой? Если я не хочу к нему возвращаться?! Ты что же, выгонишь меня на улицу, выставишь вон, да? Я же сказала тебе — я развожусь, я не вернусь к нему! Если я тебе мешаю здесь — пожалуйста, я с превеликим удовольствием уйду жить отдельно. Купи мне квартиру, и я не буду мозолить тебе глаза своим присутствием, если я с каких-то пор стала так уж раздражать тебя. Купи мне квартиру, папа!!!

Семен Львович отошел от стола к окну, отвернулся от дочери, словно боясь взглянуть в ее глаза. Только после довольно длительной паузы ответил:

— Я не могу купить тебе квартиру…

— Ой, папа, брось! — взорвалась Тамара. — Кому теперь это надо?! Кого волнует — одна я живу или под строгим родительским присмотром?! В конце концов, это ханжество — когда все всё знают, кто с кем когда и сколько, но стыдливо прикрывают глаза. Можно подумать, ты не знал, что мы с Кириллом и до свадьбы очень даже весело проводили времечко! И можно подумать, ты не догадывался, что он у меня далеко не первый. Ведь знал, прекрасно знал! И все вокруг если и не знали наверняка, то уж как пить дать догадывались! Да кого это вообще волнует в наше время? Но даже если кого-то еще и волнует, то в моем случае условности соблюдены: до свадьбы я жила с заботливым папочкой, потом меня торжественно передали на попечение мужу, зато уж после развода я могу жить, как хочу! Потому что даже самые махровые моралисты не смогут меня в чем-нибудь упрекнуть! Купи мне квартиру, папа! Я уже взрослая женщина и хочу жить отдельно!

— Я не могу купить тебе квартиру, — тихо повторил Зельдов. — Не могу…

— Интересно, — с сарказмом спросила Тамара. — И что же тебе мешает?! Или ты вдруг заразился от Андриановых жадностью?