Мальчик с Антильских островов - Жозеф Зобель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди снуют взад и вперед. Мама Тина велела мне не трогаться с места и куда-то ушла. Многие женщины тоже ушли. Я пробираюсь поближе к мосье Медузу.
Он лежит на́ спине, мосье Медуз, одетый в лохмотья цвета его кожи. Руки и ноги его вытянуты вдоль узкой черной доски. Глаза его полуоткрыты, но они не похожи на те глаза, в которых отражался огонь очага.
В зарослях его шерстистой желтовато-седой бороды видны редкие гнилые зубы, приоткрытые в застывшей улыбке, словно он забавляется тем, что мы собрались здесь, вокруг него. Улыбка, напоминающая мертвую крысу на дороге.
Сначала я не находил ничего странного даже в его лице, но, поглядев на него немного, почувствовал, как у меня тяжелеет на сердце. Мне захотелось позвать его: «Мосье Медуз!» — как тогда, когда он спал и не слышал, что я вошел в его хижину.
Но его застывшие черты и неподвижность заставляют меня почти понять, что значит смерть.
НОЧНОЕ БДЕНИЕ
В этот вечер произошло многое.
Женщины достали ром для мужчин, принесших тело.
Мама Тина вернулась с кувшинчиком воды, в котором стояла маленькая зеленая веточка. Она поставила кувшинчик в головах у мосье Медуза. Мазель Валерина зажгла около кувшинчика свечу. Потом пришли остальные жители улицы, которых до сих пор не было.
— Э-бе! Значит, Медуз решил сбежать от нас!
— Ну да, у него такая узкая кровать — на ней умирать неудобно.
— Чего вы хотите? Тростник убил его, он и решил оставить ему свои кости.
Наступило тягостное молчание, перешедшее в сочувственный шепот. Внезапная шутка вызывала деликатный смешок, потом вздох.
Постепенно нарастал шум снаружи, и скоро вокруг хижины на земле оказалось немало сидящих фигур, едва различимых во тьме.
От земли, с того места, где сидели эти люди, поднялась тягучая песня, испугавшая меня.
Песня все нарастала, она приглушила мое волнение, увлекая меня за собой в сумрак ночи. Напев ширился, множился, вздымался ввысь.
Потом, совершив таинственную прогулку в глубинах ночи, песня медленно вернулась на землю и осела в наших сердцах.
Тотчас же новый голос затянул другую мелодию, прерывистую, в быстром темпе; хор отвечал короткой жалобой, а тела поющих тяжело раскачивались в темноте.
Когда пение кончилось, еще один голос выкрикнул:
— Э, крик!
И толпа отозвалась:
— Э, крак!
Это была присказка, с которой начинались сказки мосье Медуза.
Сколько их было рассказано в этот вечер!
Там был один человек — главный сказочник. Он рассказывал стоя, держа в руках палочку, при помощи которой показывал, как ходят животные и люди: старуху горбатые, уроды. Рассказы его перемежались песнями; их затягивали по сигналу его палочки и пели до изнеможения. Время от времени между сказками кто-нибудь вставал и рассказывал о мосье Медузе историю, от которой все заливались хохотом.
— Медуз умер, — говорил кто-нибудь приличествующим случаю голосом. — Это печальная новость, которую я вынужден сообщить вам, мосье-дам. Что нас больше всего огорчает, так это то, что Медуз не захотел, чтобы мы присутствовали при его агонии. Но не жалейте Медуза, мосье-дам. Медуз умер тайком от нас. А почему? Угадайте, какие козни строил он против нас? Он не хотел, чтобы мы унаследовали его участок тростникового поля в Грандэтане!
— Его старый дырявый котелок! — добавил другой голос.
— Рваные штаны! — раздавался третий голос.
— Старую трубку и сломанный ковш.
— И доску, обтесанную его старыми костями.
— И золото, которое беке выдавали ему по субботам…
Тут все подхватывали, смеясь:
— Да, все то золото, которое беке выдавали ему по субботам!
Продолжая игру, поднялась одна из женщин и, восхваляя щедрость Медуза, приглашала каждого встать и назвать, что ему оставил Медуз. Одному — рваную набедренную повязку, другому — ржавую мотыгу, а всем — золото, которое беке выдавали ему по субботам.
— Э, крик!
И все в молчании выпили за Медуза. Потом, глотнув рома, расхохотались.
— Э, крак!
А в хижине несколько женщин молча сидели возле тела, изредка перешептываясь.
Мама Тина стояла на коленях в ногах у мосье Медуза.
Потом она подошла ко мне и спросила, не хочу ли я спать. Но церемония ночного бдения захватила меня. Не отрываясь, следил я в темноте за выражением лица главного сказочника. Его рассказы увлекли меня в волшебные края.
И каждый раз, как пение доходило до своего апогея, мне казалось, что застывшее тело старого негра, того и гляди, поднимется с узкой, неудобной доски и отправится в Гвинею.
ЧАСТЬ II
ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ
ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ
Однако я недолго сокрушался об исчезновении моего старого друга Медуза. Великое событие, которое всё время предрекала мама Тина, наконец совершилось. Мазель Леони кончила мой костюм. В понедельник, вместо того чтобы взять меня на реку, мама Тина надела парадное платье и нарядила меня во все новое: серые в черную полоску рубашка и штаны и панама, купленная накануне в Сент-Эспри. Экипированные таким образом, мы отправились в Петибург.
Мама Тина часто ходила в Петибург, иногда даже вечером после работы:
