Газета Завтра 418 (49 2001) - Газета Завтра Газета

После открытия в течение нескольких дней аквапарк реализовывал билеты без кассовых аппаратов. Сумма сокрытой выручки составила 60 тыс. долларов.

Фонд развития города, по официальной версии обеспечивший 50% стоимости строительства аквапарка, формировался из благотворительных средств предприятий и организаций, зарегистрированных на территории города. До 70% фонда в 2000 году сформировано из средств Каспийского трубопроводного консорциума.

Но выделенные консорциумом на строительство аквапарка средства по назначению не попали. За полтора месяца до окончания строительства руководство КТК прислало в Новороссийск своих аудиторов, которые выявили хищения, как минимум, на 700 тыс. долларов.

В течение последних лет на Центральном рынке города Новороссийска сложилась весьма неблагоприятная ситуация. Основные торговые площади на рынке поделены между турками-месхетинцами и азербайджанцами. Турки-месхетинцы имеют статус временных переселенцев, т.е. не являются гражданами РФ, а азербайджанцы в основном имеют гражданство Азербайджана. Последние оформляют въездные документы как гостевые, а не для коммерческой деятельности. Это значительно дешевле, но идет вразрез российскому законодательству. Также широкое распространение получила перекупка сельхозпродукции у местных производителей.

После этого перечня злоупотреблений становится уже вполне понятно, какие интересы стоят за вроде бы сугубо общественным раздраем в новороссийском "Отечестве". Законно избранный мэр города устроил себе совершенно незаконное "кормление" — и ни за что не хочет отдавать его. Видя, что кондратенковское ОПД набирает силы и оттирает от кормила власти таких пламенных борцов за собственное благополучие, Прохоренко всячески старается свести к нулю влияние организации у своей кормушки. Хочет иметь неограниченные дивиденды с экономического и производственного подъема в крае — и при этом не отдавать в общий котел ничего.

Но такая его позиция не только несправедлива в нравственном и социальном плане — но и жизненно опасна в нынешней ситуации. Над Краснодарским краем нависла угроза мощной этнической экспансии с Кавказа. Заполоняющие край пришлые диаспоры действуют единым фронтом, агрессивно защищают свой национальный интерес — чего не скажешь об исконном населении Кубани. И если оно, вместе со всеми местными руководителями, так же тесно не сплотится на защиту своего жизненного пространства — то не только не добьется существенного улучшения своей судьбы, но может и не сохранить своего места под щедрым кубанским солнцем.

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 32 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

33

[email protected] 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Владимир Бондаренко ОДИНОКИЙ БЕГЛЕЦ НА ДЛИННЫЕ ДИСТАНЦИИ

Юрий Поляков — несомненно, один из самых популярных в народе писателей перестроечного периода. Впрочем, он и сам себя какое-то время осознавал "буревестником перестройки". Вышедшие в журнале "Юность" в 1985-87 годах повести "ЧП районного масштаба" и "Сто дней до приказа" сделали его знаменитым на всю страну. Самое важное, что эти повести шли не вослед времени, не столько описывали происходящее, сколько формировали его. Сегодня анализировать повести, не учитывая прямого их воздействия на миллионы всклокоченных людей эпохи ранней перестройки, поверивших в разумные перемены, просто невозможно. Говорить о ранних повестях Юрия Полякова надо примерно так же, как говорят о знаковых спектаклях раннего "Современника" или Таганки — с учетом ауры их воздействия на умы свидетелей брежневского застоя. И никакие издевки эстетствующих критиков не вычеркнут эти повести из истории русской литературы. Впрочем, на Руси традиционна знаковость во времени тех или иных литературных произведений без особого учета их художественности. Достаточно вспомнить "Что делать?" Николая Чернышевского или "Как закалялась сталь" Николая Островского. Литература прямого действия. Последователи и завистливые эпигоны могут сколь угодно улучшать стилистику, углублять психологию героев. Но им в этой истории литературы ничего не светит, важно первое слово правды, как бы коряво иной раз оно ни было произнесено. Важен впервые зафиксированный образ героя. И потому куда более усложненный и оснащенный современным литературным инструментарием "Стройбат" Сергея Каледина, продолжающий вроде бы тематику "Ста дней до приказа", уже не прозвучал. Обществом услышан не был. Да и забылся вскоре. Как и сам автор.

Юрию Полякову забытье не угрожало. Впрочем, он и сам не позволил бы себя забыть. Не тот характер. В литературу вместе с перестройкой пришел открытый, напористый, целеустремленный писатель. Одна беда, лишенный в то время, как и все его поколение, своей идеологии, национальной концепции развития. Былые идеологи превратили в надоевшие штампы идеи социализма. Ничего нового не возникало. Отсюда и произрастал "эскапизм" самого автора и его героев, отсюда и спасительная ирония. Отсюда и раннее одиночество Юрия Полякова. Как он сам сказал недавно в беседе со мной в газете "День литературы": "У меня так получилось, что я всегда был сам по себе. Когда печатался в "Юности", я все время чувствовал чужесть тех людей, которые группировались вокруг журнала. У них были иные взгляды на жизнь. Помню, уже в начале перестройки на каком-то сборище в "Юности" такую вакханалию устроили по поводу событий в Вильнюсе. Они все это говорили, а я сидел и думал: "Боже мой, я-то думаю совершенно по-другому". К сожалению, недолгий период сближения с руководством Союза писателей на Комсомольском проспекте тоже закончился пониманием, что я для них чужой. Я все-таки противник крайностей... Это мое одиночество чувствовали всегда и те и другие. И в ПЕН-клубе меня никогда своим не считали, смотрели как на врага, и на Комсомольском проспекте видели чужака... Для одних я был недостаточно космополитичен, для других недостаточно патриотичен. Видимо, это моя судьба. Которую мыкать мне до конца дней своих. Писатель, идущий своей дорогой, обречен на одиночество. Я свое одиночество осознал уже давно..."

Он одинок не только среди правых и левых. Он одинок среди эстетствующих авангардистов и среди народничающих традиционалистов. Он соединил увлекательность, занимательность и легкость восприятия массовой культуры и классическую литературную традицию, следование собственному стилю, трагичность, глубинный психологизм серьезной литературы. В результате Поляков не стал своим среди беллетристов, и высокомерно отстраняем интеллектуалами... К сожалению, и в поколении своем он тоже не нашел близких по духу, по задачам, по мировосприятию товарищей. Он был один с самого начала. Если бы их тогда, юных и талантливых, в середине восьмидесятых собралось хотя бы с пяток вместе: Юрий Поляков, Михаил Попов, Вячеслав Дегтев, Юрий Козлов, Вячеслав Артемов, Александр Сегень,— может быть, общей энергией они бы и изменили литературное пространство. Уверен, для того и нужны в юности литературные объединения и группы — не только для собственного быстрого роста, но и для своевременного перераспределения литературного пространства, для изложения собственной художественной картины мира... Нет, каждый из молодых в те годы выбирался в одиночку. Каждый из них не попадал, да и не стремился попасть в литературные стаи. Да и куда, в какую стаю было попадать тому же Юрию Полякову? И "Сто дней до приказа", и "ЧП районного масштаба", и "Работа над ошибками" мгновенно были отнесены прессой к так называемой "разоблачительной литературе". Сам молодой писатель без своего согласия зачислен в крутые ниспровергатели и очернители... Опытные политтехнологи во главе с секретарем ЦК КПСС по идеологии Александром Яковлевым, уже задумавшим свой переворот, умело использовали весь задор, веселую иронию, сродненность со своими героями молодого автора как еще один губительный заряд по державе. На чувства самого Юрия Полякова политтехнологам было глубоко наплевать. Его, как кумира молодых, выставили даже на первый план, в передовой окоп. Дабы увести за собой целое поколение таких же инженеров, мэнээсов, студентов, тогда еще читавших "Юность" молодых работяг. В своем последнем, и на мой взгляд, лучшем романе "Замыслил я побег…" Юрий Поляков, по сути, и описывает свои злоключения в перестройку. Я бы его сравнил сразу с двумя героями романа. Многое в характере и отношении к событиям Юрия Полякова напоминает главного героя Олега Башмакова, но никуда не уйти ему и от рыцаря Джедая. Если одному своему герою Юрий Поляков щедро дарит собственную иронию и одиночество, то другому доверяет свой романтизм. Амбивалентность самого Юрия Полякова, как бы демонстрирующая угрюмым критикам восьмидесятых жизненное воплощение реального героя из прозы сорокалетних, на самом деле скорее вырастает не из литературы, освоенной им в детстве (читать он предпочитал романтиков и фронтовых лириков), а из смутного времени восьмидесятых годов. Последние советские романтики, в школе верившие в приближающийся коммунизм, мало знакомые с уходящим в прошлое (и как оказалось, в будущее) холодом и голодом, споткнулись о бытовую неустроенность и всевозрастающую ложь геронтократии, не желающей уходить добровольно от власти. Романтическая лодка разбилась о быт, наткнувшись на айсберг лжи, пошла ко дну.