Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

Смеялся он долго. Я успел почувствовать и стыд, и злобу, и острое желание заехать вредному мужику в лоб хоть тем же поленом, и покорное смирение… и, пожалуй, даже обреченность. На мгновение все это показалось то ли каким-то суровым розыгрышем от деда, то ли просто провалом. Уж не знаю, чего меня ждало бы в случае успеха, но местные высшие силы вряд ли имели намерение помогать тому, кто только что чуть не разбил себе голову топором.

— Ой, потешил старого… от всей души. — Мужик вытер рукавом выступившие от смеха слезы и поманил за собой. — Вижу, сил тебе не занимать. Пойдем-ка в избу.

— Это зачем? — на всякий случай поинтересовался я.

— Зачем-зачем… чай пить будем, — буркнул мужик. — Заодно расскажешь — зачем ко мне пожаловал.

Глава 17

Внутри жилище странного лесоруба оказалось куда опрятнее, чем снаружи. И больше чуть ли не вдвое. Втискиваясь в низенькую дверь, я ожидал, что мне придется сутулиться, чтобы не упереться макушкой в потолок — но стоило зайти, как избушка словно раздалась во все стороны. А заодно и оправилась, посветлела и вообще обрела настолько ухоженный и задорный вид, что несколько мгновений молча стоял и только крутил головой, разглядывая местное убранство.

Которому на вид вполне могло оказаться и сто лет, и двести — а то и больше. Изрядную часть избы занимала печь без дымохода. Похоже, хозяин топил по-черному — и топил грамотно. И на полу, и на стенах не было и следа грязи. Копоть осела только на потолке и на досках под ним — сантиметров на двадцать, не больше. Мебель выглядела массивной и грубоватой, зато надежной и прочной. Я почему-то не сомневался, что и стол, и две лавки хозяин делал сам — как и почти все в доме. За исключением разве что инструмента и посуды.

По большей части глиняной и деревянной. Телевизора или радио — впрочем, как и розеток — ожидаемо не было и в помине. Самым современным предметом казался стоявший на печи пузатый самовар из луженой меди. Чем-то похожий на тот, что стоял на кухне у Арины Степановны, только древнее раза в два.

— Как раз и поспел. — Хозяин ловко подхватил самовар и поставил к столу. — Заходи… Как тебя хоть звать то, чудо-богатырь?

— Александром, — отозвался я. — Сашей.

Александром Петровичем и уж тем более князем Горчаковым я решил не представляться. Одного только взгляда на избу изнутри хватило понять: здесь даже самая обычная лавка может в итоге оказаться совсем не тем, чем кажется. Да и сам…

— Ну здравствуй, Александр. — Хозяин уселся за стол и принялся разливать чай. — А меня Ильей зовут. По отчеству — Иванович. Только “выкать” не надо тут… не люблю я этого. Не по-нашенски как-то.

— Как скажешь, Илья Иванович. — Я шагнул вперед. — Присяду?

— А то же. Гостем будешь. Садись, угощайся. Обед не варил покамест — с утра только вот осталось… Еще мед есть. — Изрядных размеров глиняное блюдо с оладьями подвинулось в мою сторону. — А как поешь, Александр — рассказывай, зачем пришел.

Отказываться я не стал. Хотя бы потому, что уже успел изрядно проголодаться — а уж после схватки с пнем и вовсе готов был наброситься и на самую нехитрую снедь. Не знаю, была ли трапеза необходимой частью ритуала, но она хотя бы давала несколько минут поразмышлять… а заодно и как следует рассмотреть хозяина… то есть, Илью Ивановича.

То, что меня принимал не простой человек, я понял почти сразу. Если уж он с такой силой вогнал в дерево топор, что я не смог вытащить даже с помощью Дара — дело явно было в какой-то магии. Несложной и одновременно настолько изящной… я ведь так ничего и не почувствовал.

Ни тогда, ни тем более сейчас. Илья Иванович молча ел. Не быстро — но и не медленно, прихлебывая чай и то и дело окуная оладьи засахарившийся по краям мед. Только похрустывала под ним приземистая и явно крепко сработанная лавка. Доска в три четыре пальца толщиной — я сам сидел на такой же — под хозяином жалобно постанывала, прогибаясь. Будто напротив меня вместо одного человека сидел целый десяток… или сам Илья Иванович весил раз в десять больше меня.

Хотя особой статью не отличался — да и ростом был, пожалуй, чуть пониже. Впрочем, здесь, в собственном доме, он как-то незаметно преобразился и больше ничем не напоминал противного мужика, которого я встретил каких-то пять минут назад.

Он не стал выше или шире в плечах — но теперь ничуть не сутулился и даже сидел иначе, невесть откуда взяв какую-то особенную осанистость, которой, пожалуй, позавидовал бы даже дед. Морщины на лбу разгладились, ярко-синие глаза поглядывали хоть и с хитринкой, но уже без неприязни. Чуть вьющиеся волосы и русая борода с проседью обрели ухоженный и благообразный вид.

Изменилась даже одежда. Осталась простой и явно не новой, не раз штопаной — но теперь смотрелась чистой и опрятной. Как и сам ее владелец — прежнее неприятное и даже чуть гадливое впечатление исчезло без следа.

И я понемногу начинал догадываться, что передо мной не какой-нибудь проводник или очередной “экзаменатор”, а та самая высшая сила, с которой мне полагалось встретиться. От всего облика Ильи Ивановича буквально веяло силой, могуществом и такой древностью, что даже почтенный возраст уже знакомого мне Дроздова понемногу переставал казаться чем-то фантастическим и небывалым. И дело определенно было не только в странном архаичном говоре или внутреннем убранстве избы, которая на первый взгляд больше походила на музей.

Я хоть сейчас бы оторвался от оладьев и принялся задавать вопросы. Десятки и сотни вопросов, которые уже готовы были сорваться с языка… но почему-то не срывались. Не то, чтобы я так уж сильно опасался могущества хозяина острова. И его милость вовсе не казалась особенным даром — хоть, судя по словам деда, даже из родовитых князей ее удостаивались далеко не все желающие.

Но я чувствовал, что каждое слово, сказанное здесь, имеет немалый вес — и немалую цену. И тратить их на всякие глупости уж точно не стоило. Так что расспрашивать Илью Ивановича о нем самом или о загадочной магии острова я не собирался — хоть и до ужаса любопытно было бы узнать, что за место скрывало древнего Одаренного. То ли один из скитов Валаама, то ли просто жилище отшельника, который вполне мог оказаться старше самого…

— Чего молчишь, Александр? — Илья Иванович чуть прищурился, отодвигая опустевшую кружку. — Сам-то хоть знаешь, зачем пришел?

— Если честно — не очень, — признался я.

Моя бестолковая правда выглядела не слишком лицеприятно, но врать, увиливать или играть словами мне почему-то отчаянно не хотелось. На мгновение внутри мелькнула то ли досада, то ли обида на вредного деда, который не пожелал сформулировать задачу получше…

Мелькнула — и тут же исчезла. Наверняка он и сам знал не больше, чем я сейчас. И одному Богу известно, что дед увидел здесь полсотни лет назад… и смог ли вообще добраться до острова.

— Не знаешь — так я тебе подскажу. Не жалко. — Похоже, моя неподготовленность ничуть не обидела Илью Ивановича. — Немного нас таких уже осталось. Кто-то в одном силен, кто-то — в другом. Хитрость какая, или дела любовные… А ко мне, Александр, приходят, когда собираются на войну.

Еще один кусочек мозаики с негромким щелчком встал на место. В самом деле — я лишь примерно знал ритуал, мог только догадываться об истинной сути моего странного путешествия на Валаам. Но причину его хозяин острова называл верно — хоть и видел меня в первый раз в жизни.

— Собираюсь… наверное, — пробормотал я.

— Да куда ж ты денешься. — Илья Иванович подпер голову ладонью и задумчиво посмотрел в окно. — Зачастили вы что-то сюда, голубчики… Видать, совсем дела на родной земле плохи.

— Зачастили?

— Да всякое бывает. — Илья Иванович махнул рукой. — Стоит себе остров на Ладожском море. Не мал, не велик. Мало ли кому сюда заплыть вздумается?

Слова прозвучали как-то буднично, и все-таки я расслышал в них то ли шутку, то ли намек… а может, и подсказку. Будто Илья Иванович хотел сказать: пожаловать ко мне в гости может кто угодно, чуть ли не первый встречный… Но важно здесь совсем другое.