Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Отец скомандовал однозначно: пропустить, создать все условия для беспрепятственного прохождения, держаться подчеркнуто вежливо.

Тем не менее он с напряжением следил за донесениями о следовании конвоя. Всякое может произойти, один случайный выстрел и… Его нервозность передавалась и мне. Гуляли мы в тот вечер молча. Как раз подходили к воротам, когда выскочивший из помещения охраны дежурный заспешил к отцу. Сердце упало: какую новость он несет? Обычно во время отдыха отца старались не беспокоить. Отец настороженно остановился. Дежурный доложил, что звонит Малиновский, просит взять трубку. Отец вошел в дом, я остался ожидать его на улице. Чего я только не передумал. Несколько минут отсутствия отца показалась часами. Наконец входная дверь отворилась, отец показался на пороге. Он улыбался. Тревога оказалась напрасной.

«Все спокойно, американцы движутся согласно согласованной процедуре», — откликнулся он на мой немой вопрос.

Все прошло без инцидентов, но отец спокойно вздохнул только после того, как колонна грузовиков и бронетранспортеров втянулась через один из тринадцати объявленных контрольно-пропускных пунктов на территорию Западного Берлина. Там вновь прибывших приветствовал Линдон Джонсон.

По подсчетам тех дней, в результате закрытия границы правительство ГДР экономило более трех с половиной миллиардов марок в год. Отцу докладывали, что резко разрядилась ситуация с продовольствием, с бюджета ГДР был снят пресс западноберлинских покупателей, исчезли возникавшие в последнее время очереди.

Казалось, лекарство найдено, больной начинает выздоравливать, но окончательный ответ могло дать только будущее.

Отец решил продемонстрировать миру свое спокойствие. В середине августа он уехал догуливать отпуск в Пицунду.

Жизнь на юге текла по знакомому руслу — купание в море и бумаги, короткие прогулки и новые бумаги, ну и, конечно, приемы зарубежных гостей. Они представлялись отцу особенно важными, через них он демонстрировал, что операция закончена, приглашал Кеннеди к возобновлению диалога.

25 августа отец принял американского журналиста Дрю Пирсона. Его просьбу об интервью он посчитал за отличную возможность объяснить миру причину недавних событий, донести до Запада свою точку зрения. Опубликованным 28 августа и разошедшимся по всему свету текстом интервью он остался доволен.

В Берлине не обошлось без накладок. Немцев, которые работали на предприятиях и стройках Западного Берлина, организованно трудоустроили на аналогичные места в Восточном секторе. Предусмотрели, казалось, все: квалификацию, оплату и даже время, затрачиваемое на дорогу. Однако совершенно упустили из виду различие в производительности труда. Вышколенные на западных предприятиях педантичные немецкие рабочие с первого дня на новом месте стали выполнять по две-три нормы. Они просто не представляли себе, что можно работать иначе. Никакие увещевания коллег, призывы перестать заниматься провокациями, начать работать как все, а то администрация увеличит нормы и снизит расценки, не действовали.

Восточноберлинцы прибегли к решительным мерам — вновь прибывших порой просто избивали. Об этих инцидентах отцу рассказал Ульбрихт. Отец только грустно улыбнулся в ответ. Такие сообщения не радовали. Вскоре все вошло в норму, новички усвоили социалистические порядки.

Тем временем приготовления к ядерным взрывам подошли к завершению. 31 августа громыхнуло заявление правительства о возобновлении в Советском Союзе испытаний. Отец относился к тем немногим из причастных к этому делу, кто принимал решение с тяжелым сердцем.

В заявлении в качестве одного из аргументов выдвигалась напряженность вокруг Берлина, необходимость в связи с этим укрепления наших оборонных возможностей.

На следующий же день взорвали термоядерную боеголовку, предназначенную для Р-16.

Судя по оперативности, у американцев тоже все было на мази. На работы, связанные с подготовкой их первого испытания, ушло менее двух недель: 12 сентября произошел подземный взрыв в Неваде. Гонка вооружений заложила еще один крутой вираж.

1 сентября в Берлин прибыл только что вернувшийся с орбиты Герман Титов. Отец считал, что этот визит несколько разрядит обстановку.

В те дни вокруг Германии сплелись воедино показная непреклонность обеих сторон с глубочайшей осторожностью, взвешенностью реальных шагов. Отец считал, что опасности столкновения более не существует. При этом он продолжал публично угрожать заключением сепаратного мирного договора с ГДР. 10 сентября на митинге в Волжске он заявил, что подпишет договор еще в этом году. Однако, принимая за три дня до этого американского журналиста, парижского корреспондента газеты «Нью-Йорк Таймс» Сайруса Сульцбергера, он просил доверительно передать президенту: решение вопроса может происходить только мирным путем.

Отец с большим уважением относился к Сульцбергеру, считал его не просто журналистом, но и талантливым политиком с аналитическим складом ума. Всегда с большим вниманием вчитывался в его обзоры, регулярно поставляемые ему в сводках ТАСС. Не являлась для него секретом и близость Сульцбергера к Кеннеди. Вот отец и решил воспользоваться не совсем обычным способом связи.

Своим специальным представителем в Западном Берлине президент демонстративно назначил бывшего командующего американскими оккупационными войсками генерала Люциуса Клея. Он занимал этот пост во время учиненной Сталиным блокады Берлина в 1940-е годы. Этой акцией подчеркивалась готовность идти на самые жесткие меры вплоть до применения оружия. Отец тут же предложил послать в Германию маршала Ивана Степановича Конева, назначив его номинальным командующим советскими войсками в регионе. Конев вместе с Жуковым брал Берлин в 1945 году, совершил бросок на Прагу. Так что истолкование его назначения могло быть одним — отец готов ко всему.

Инструкции же вновь назначенному командующему были даны совсем иные. В беседе с Коневым отец советовал ему попытаться возобновить дружбу со своим американским коллегой (Конев и Клей когда-то поддерживали добрые отношения), не уклоняться от контактов и встреч.

Постепенно с обеих сторон наметилось потепление. Когда в начале сентября два американских истребителя Ф-84 нарушили воздушное пространство ГДР, их не сбили, хотя такая возможность имелась. Исполнялась команда Москвы не совершать действий, способных обострить напряженность. Успокаивались и за океаном. В речи в ООН, произнесенной президентом Кеннеди 22 сентября, он, отмечая неизменную непреклонность США по вопросу о Германии, сказал: «Абсурдно предполагать, что мы развяжем войну только для того, чтобы предотвратить подписание Советским Союзом и Восточной Германией так называемого мирного договора…