Метафизика возникновения новизны - Иван Андреянович Филатов

А что же тогда нуждается в спасении? Спасать необходимо то, что внезапно явилось и так же внезапно может исчезнуть, то есть забыться или затеряться в лабиринтах нашей памяти. А таким свойством, как мы уже неоднократно отмечали, обладает только что явившаяся иррациональная идея, смысл которой сразу же улетучивается из нашего сознания при малейшем отвлечении на какой-либо другой предмет.

Из опыта собственного продуктивного мышления каждый из нас может вспомнить немало случаев, когда проникшую в наше сознание новую для нас, но еще не зафиксированную нами идею (мысль), мы можем забыть, но затем через некоторое время вспомнить ее по какому-либо ключевому слову (знаку, символу и т. д.), связанному со смыслом этой идеи. Так что иррациональная идея, внезапно возникнув, может быть тут же забыта, если мы не сосредоточим на ней пристального внимания и не подберем те слова и те знакомые нам знаки, которые могли бы ее запечатлеть в нашей памяти или на бумаге. Цель данной операции: во-первых, не держать постоянно в памяти ускользающий новый для нас смысл, поскольку при малейшем отвлечении он может незаметно исчезнуть, а во-вторых, забыв смысл идеи, но, обратившись к этим словам и знакам, вспомнить то, что внезапно пришло нам на ум, то есть припомнить смысл самой идеи.

Вот и получается: нуждается в «спасении» не то, уже явленное нам сущее, что собирается нами в несокрытости как запас «на все случаи», а то, что, внезапно явившись, так же внезапно может забыться и исчезнуть из памяти нашего сознания. И этим – спасением – как раз и занимается рефлексия-II. Так что термин «спасение» может относиться, скорее всего, только к спонтанно явившейся инсайтной (интуитивной) идее, той идее, которую «спасает» и наша сосредоточенность на ней, и наша память, и наша рефлексия-II, которая не только раскрывает ее в Истину (несокрытость), но и запечатлевает в словах, знаках, образах и т. д. Ведь по мере того как мы развертываем смысл идеи, в нашем мышлении-представлении появляются образы тех сущих, из которых идея состоит и которые знакомы нашему сознанию.

Это одна сторона того, что мы хотели сказать по поводу вышеприведенной цитаты из «Гераклита» Хайдеггера. Но есть и другая сторона данного текста, которая, хотя и опосредованно, но все же указывает на иррациональный характер того объекта, который необходимо спасать. Дело в том, что, согласно тексту: ««спасать».... означает: вносить, собирать в несокрытость то, что кажет себя, чтобы иметь его в ней в запасе на все случаи. Это спасение есть средоточение, собирание .... собирание – это спасительное внесение кажущего себя, внесение знаков в несокрытость». Но собирание «в запасе на все случаи», скорее всего, относится к функции рефлексии-I, которая собирает (и компанует) известное нам несокрытое (то есть исходное сущее) с той целью, чтобы использовать его на предмет пригодности в качестве материала для конструирования нового смысла. Как мы видим, здесь переплетены, если не сказать перепутаны две функции рефлексии: рефлексии-I, которая собирает объекты, чтобы взаимосвязать их в то, что может стать новой идеей и рефлексии-II, раскрывающей уже явившуюся идею в Истину (несокрытость), и действительно, спасающей новоизобретенную конструкцию смысла от забвения, поскольку раскрывая идею, мы, как правило, запечатлеваем ее посредством «внесения знаков в несокрытость», то есть, оформляя ее посредством слов, знаков, символов.

3. И третьим аргументом в пользу того, что древнегреческие философские понятия возникли как реакция на восприятие греками тех ощущений, которые были вызваны явлением в их сознание иррациональных идей, можно привести свидетельство все того же Хайдеггера, но уже из лекционного курса о Пармениде. Вот что он пишет:

«Для того чтобы помыслить бытие…. Необходимо просто пробудиться вблизи любого неприметного сущего: пробудиться и внезапно увидеть, что сущее есть.

Пробуждение для такого «есть», и прежде всего, бодрствование по отношению к этому «есть» какого-либо сущего, а так же бдение над его просветом – все это и составляет существенное мышление. «Есть» какого-либо сущего, то есть само бытие, всякий раз обнаруживается, если обнаруживается, лишь «внезапно» (по-гречески εξαιφνηζ, то есть εξαφανηζ – так, как будто нечто из области неявляющегося…. внезапно вторгается в само средоточие являющегося). На это сущностно неопосредованное и никоим образом не опосредуемое вторжение бытия в одновременно появляющееся сущее .... человек отвечает тем, что внезапно перестает обращаться к сущему, но мыслит само бытие. Для того чтобы помыслить бытие, всякий раз необходимо совершить прыжок, отрывающий нас от привычной основы, на которой для нас поначалу утверждается то или иное сущее, и бросающий в то без-основное, которое проясняется как свободное, именуемое нами тогда, когда мы думаем о сущем только то, что оно есть, и ничего более.

Это настоящее мышление совершает скачок, оно «скачкообразно», потому что не знает никаких мостов, ступеней и лестниц, характерных для разъяснения, которое выводит из сущего только то или иное сущее.... Бытие, которое выступает как «есть» всякого сущего, никогда не укореняется в сущем, в том смысле, что оно могло бы возникать из сущего и утверждаться на нем как на своей основе. Укорененным является только сущее в отношении к сущему же. Никогда ни в чем не укореняющееся бытие есть нечто безосновное ....

Дело в том, что всегда и всюду в самой непосредственной близости самого неприметного сущего уже бытийствует открытое возможности намеренно помыслить «есть» того или иного сущего как то свободное ...., в просвете которого появляется несокрытое сущее. Открытое, в которое всякое сущее освобождено как в его свободное, есть само бытие. Всякое несокрытое как таковое сокрыто в открытом бытия, то есть в без-основном»80.

Вот именно здесь, то есть в этом тексте, Хайдеггер, не привлекая понятия идеи и не употребляя слова «идея», во многом верно описывает процесс проникновения в наше сознание иррациональной идеи, процесс, названный им, – как мы полагаем, – «вторжением бытия», для которого характерна и внезапность явления (Бытия-идеи), и неопосредуемость последнего чем-либо вполне определенным – правда, заметим: неопосредуемость всего лишь кажущаяся, о чем у нас речь пойдет дальше – и одновременность явления (вместе с идеей-Бытием) сущих, проявляемых нами в процессе развертывания этой идеи в Истину. Разве не можем мы согласиться с тем, что инсайт (озарение, интуиция и т. д.) сопровождаются именно этими феноменальными проявлениями, вплоть до подмеченной Хайдеггером одновременности «вторжения бытия» (инсайта) и появления сущих, которые мы начинаем проявлять в процессе развертывания идеи. Но в чем же все-таки мы никак не можем с ним согласиться?

А. А не можем мы с ним