Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди - Фёдор Раззаков

23 декабря странный случай произошел в доме Александра Галича. Его дочь Алена, актриса, собиралась на елку в Горький (она играла Снегурочку). В руках у нее были две коробки с туфлями — черными и белыми. Однако отец сказал ей, чтобы черные она оставила дома. Мол, черное — плохая примета под Новый год. Однако дочь, видимо, являлась человеком несуеверным, поэтому поступила по-своему. Пройдет всего лишь несколько дней, и Алена воочию убедится в прозорливости слов отца.

В пятницу, 24 декабря, в Москве состоялась долгожданная премьера многострадального фильма Андрея Тарковского "Андрей Рублев". Еще в 1966 году картина была благополучно закончена, однако в прокат ее так и не выпустили. Цензура посчитала ее слишком жестокой и даже антирусской. Самое интересное, что власть, запретив показ фильма в Советском Союзе, продала "Андрея Рублева" западным прокатчикам. В 1969 году картина даже получила приз Леона Муссинака за лучший иностранный фильм в прокате Франции. В том же году "Рублев" был удостоен приза на Каннском фестивале.

Советская пресса практически обошла молчанием столь эпохальное событие, как выход "Андрея Рублева" в широкий прокат. А Госкино сделало все от него зависящее, чтобы фильм имел как можно меньший охват зрительской аудитории, разрешив отпечатать всего лишь 277 копий. Но даже несмотря на эти ухищрения, картину посмотрели около 3 миллионов зрителей. Как запишет в те декабрьские дни в своем дневнике сам Тарковский: "Первая статья (после выпуска "Рублева") написана неким Григорием Огневым (заметка была напечатана в "Комсомольской правде" 25 декабря. — Ф. Р.). Подлая статья. Но благодаря ей люди обратят внимание на фильм.

В газетах ни слова о том, что "Рублев" вышел. Во всем городе ни одной афиши. И все равно все билеты раскуплены. Самые разные люди звонят мне и взволнованно благодарят…"

25 декабря Советский Союз навсегда покинул художник Михаил Шемякин. Уезжал он из Ленинграда, где прожил всю свою сознательную жизнь (хотя родился в Москве в 1943 году). Еще в начале 60-х у него появились первые трения с властями, он даже был изгнан с работы из Эрмитажа за "неправильное" творчество (написал "не те" иллюстрации к Гофману и Достоевскому). Поскольку Шемякин продолжал свою деятельность на ниве неформальной живописи, его вскоре принудительно поместили в "психушку" в Скворцово-Степаново. Короче говоря, поводов, чтобы уехать, у него к 71-му году накопилось предостаточно.

Первоначально Шемякин собирался покинуть Союз по неофициальным каналам. Причем хотел бежать морем через Турцию, как это сделал совсем недавно Олег Сохневич, который, прыгнув с корабля, оказался в нейтральных водах и плыл трое суток. Однако этим планам не суждено было сбыться. Ближе к осени в коммунальной квартире Шемякина раздался телефонный звонок, и бесстрастный мужской голос сообщил ему, что его ждут в ОВИРе на улице Желябова. Там художнику сообщили, что либо он выбирает сумасшедший дом и тюрьму, либо немедленно из России. Шемякин согласился со вторым вариантом. Ему быстренько оформили красный паспорт с правом на постоянное место жительства в любой стране, которая согласится принять эмигранта. Поскольку как раз в эти дни проходила выставка Шемякина у Дени Верни в Париже, он выбрал в качестве конечного пункта своего путешествия Францию.

Шемякину поставили условия: не сообщать об отъезде ни отцу, ни матери и без шума покинуть пределы Советского Союза. С собой запретили что-нибудь брать, даже чемодан с вещами. Шемякин эти условия выполнил и уезжал налегке. В тот день на нем были картуз из реквизита фильма "Прощание с Санкт-Петербургом", который ему подарил друг, и солдатский тулуп. Вместо чемодана он держал в руках пластиковую сумочку, где находилось всего несколько предметов: доска для нарезания мяса и лука, которую он использовал для написания натюрмортов, и кухонные ножички. Еще он увозил с собой небольшую пачку репродукций и собаку боксера.

Вспоминает М. Шемякин: "Я прилетел во Францию рейсом Москва-Париж как рождественский подарок — 25 декабря. Дина Верни со своим мужем встречала меня в аэропорту, в то время она звалась баронесса Дюпольд и была богатейшей женщиной Франции, потому что Майоль оставил ей все свое творческое наследство. Мне были предложены все условия, о которых только может мечтать человек, плюс контракт на десять лет, но с одним пунктом: я работаю только под ее контролем.

На третий день я ушел от нее со своей семьей (у Шемякина была жена-художница и 4-летняя дочь. — Ф. Р.), так как, выехав из одной)тюрьмы, я не хотел попасть в другую, даже позолоченную, даже золотую.

Жили мы два года без горячей воды, без туалета, в заброшенном бильярдном клубе. Для начала его заколотили фанерой. Все происходило зимой. Три солдатские койки. И только в 74-м нам удалось перебраться в квартиру с горячей водой. Молодой дизайнер заметил мою работу, нашел торговцев платьями, которые вложили деньги в небольшую галерею в очень хорошем месте и сделали мою первую выставку…"

Отмечу, что именно 71-й год открыл волну массовой эмиграции из Советского Союза. Это стало возможным после того, как в феврале 24 советских еврея взяли в осаду приемную Президиума Верховного Совета в Москве. После этого была дана команда "сверху" отпустить многих из тех, кто вот уже несколько лет безуспешно пытался уехать из России. А тех, кто уезжать не хотел, заставили это сделать. Так, например, поступили с кинорежиссером Михаилом Каликом. Его фильм "До свидания, мальчики" (1964) главный идеолог Михаил Суслов назвал "идеологической диверсией". Была дана команда: "За рубеж не выпускать, в стране показывать ограниченным тиражом". То же самое произошло и с другой картиной Калика — "Любить", снятой им на "Молдова-фильме". Госкино и здесь усмотрело крамолу: мол, фильм "явно перегружен абстрактным гуманизмом", содержит "формалистические выкрутасы" и т. д. и т. п. В итоге было отпечатано всего лишь 50 копий фильма, да и те крутили недолго — несколько месяцев, после чего фильм сняли с проката и положили на полку. Все это и вынудило Калика уехать из страны. Позднее он признается:

"Я улетал в чужой мир, и, казалось, это навсегда. Наверное, все-таки творчески я состоялся в стране, которую оставил. Но очень уж мне не хотелось, чтобы мои дети росли с согнутыми спинами…"

В том же году Россию покинул и известный эстрадный певец Жан Татлян (ровесник Шемякина, 1943 года рождения). В конце 60-х он пользовался громадной популярностью в Советском Союзе и собирал на своих концертах полные залы (его сольный концерт стоил 39 рублей, в авторских набегало больше тысячи рублей в месяц). Однако у Татляна был один "изъян", который ему никак не могли простить власти: он никогда не пел "идеологических" песен, предпочитая им песни о любви. Это и стало поводом обвинить его в приверженности "салонно-будуарному стилю в творчестве". Хотя песни, исполняемые Татляном ("Фонари", "Осенний свет", "Звездная ночь" и др.) распевала вся страна.

Чашу терпения певца переполнило то, что чиновники от искусства запретили его новую программу в 2-х отделениях. Это был своеобразный спектакль, где Татлян выступал не только как исполнитель, но и как автор музыки. А в те годы было "не принято" отбирать "хлеб" у композиторов. Татлян оказался, по сути, первым, который попытался это сделать. В итоге он четыре (!) раза сдавал программу художественному совету Ленконцерта и сдал только после того, как включил в нее "чужие" песни. Но гастролировал с новой программой певец недолго и предпочел вскоре уехать во Францию. Первое время он жил у своего друга Жака Дуваляна, затем снял квартиру. Поступил работать в знаменитое кабаре "Распутин", где пел целый год. Потом ему было предложено выступать в кабаре "Московская звезда", причем с правом петь и в "Распутине". Для бывшего советского артиста это означало большую привилегию. А на родине власти сделали все от них зависящее, чтобы имя Татляна навсегда исчезло из памяти людей: пластинки с его записями изъяли из продажи, имя запретили даже упоминать.

В конце декабря в Театре на Таганке собрался худсовет театра (в него входили представители творческой интеллигенции в лице поэта А. Вознесенского, критиков А. Аникста, М. Туровской и др.), который должен был вынести свой вердикт о новой редакции спектакля "Живой". Показ прошел успешно. Практически все присутствующие хвалили постановку. Аникст сказал: "Слава богу, что это есть".

Туровская назвала "Живого" "чистым, благородным спектаклем". Однако мнение худсовета не являлось решающим — последнее слово должна была сказать министр культуры Фурцева. Ее приход в театр намечался на начало января 72-го года, о чем речь впереди.

В эти же дни недавно созданная команда ветеранов отечественного хоккея совершала короткое турне по Удмуртии, где встречалась с командами класса "А". В состав ветеранской сборной вошли многие в прошлом известные спортсмены, а именно: В. Бобров, Б. Майоров, Б. Зайцев, В. Чинов, Э. Иванов, В. Шувалов, Д. Китаев, Ю. Крылов, В. Фоменков, А. Стриганов, Л. Волков, И. Деконский, В. Сенюшкин и др. Всего "старички-бодрячки" провели три игры, из которых одну выиграли (10:8 у "Прогресса") и две проиграли ("Ижстали" — 4:6 и 6:7). Лучшим игроком у ветеранов был признан неувядающий Всеволод Бобров, который по-настоящему "тряхнул стариной" — вколотил в ворота соперников аж 10 шайб!