Тавриз туманный - Мамед Ордубади

Аршак позвал слугу, велел приготовить чай и еду, а пока подать кальяны.

Незаметно мы с Аршаком вышли, проверили секретные посты, о которых никто из сидящих в доме даже не подозревал, и направились в комитет обороны.

* * *

Через несколько минут все члены комитета были тут. Нужно было срочно принять меры для предотвращения завтрашней затеи дашнаков.

- Только что мы беседовали с армянскими купцами, - начал я, - и уговорили их не являться на зов Хелми-бека. Однако сейчас нас беспокоит другое. Провокация, задуманная дашнаками, дорого обойдется армянам, живущим в Тавризе. Любыми средствами надо сорвать ее.

После недолгого совещания мы решили немедленно арестовать дашнаков, заседавших в церкви, занять их штаб, сегодня же ночью произвести в их домах обыск и отобрать все оружие, имеющееся в их руках.

К трем часам ночи этот план был приведен в действие.

Все руководители дашнаков были разоружены армянской революционной молодежью. Документы, найденные в их штабе, подтверждали их связь с Сардар-Рашидом. Несмотря на позднее время, ни в одном доме в армянском квартале не ложились спать.

Здесь же приютились и русские, да и вообще все те, кого собирались уничтожить захватчики. На улицах все время патрулировала революционная молодежь. На помощь своим братьям по борьбе пришли молодые азербайджанцы, готовые отразить любые попытки грабителей из отряда Хелми-бека.

Мы с Аршаком обошли все дома, стараясь ободрить и успокоить трясущихся от страха женщин, стариков и детей. По дороге мы зашли и к Елене Константиновне. Она и дочери не спали. К ним вселили несколько русских женщин с детьми. Все они жались друг к другу и тряслись, как в лихорадке. Я, как мог, успокоил их, с трудом уговорив лечь в постель.

МИСС ГАННА

Я сел в фаэтон и хотел было уже ехать домой, но вдруг вспомнил, что надо зайти к мисс Ганне. Перед тем, как идти на совещание, я получил от нее еще одну записку, в которой она писала:

"Сейчас же приходите. У меня к вам важное дело. Малейшее промедление грозит опасностью".

Было четыре часа утра. "Удобно ли идти к ней так поздно? Все-таки она посторонняя женщина. Но ведь у нее ко мне срочное дело! Нет, поздно или не поздно - надо идти". Я велел кучеру остановиться у дома амариканки.

В ответ на мой стук послышался сонный голос ее старой служанки.

- Кто там?

- Это я, мадам, откройте! Я пришел к молодой мисс.

Очевидно, она узнала меня, потому что тут же отворила дверь. Я пожал ей руку, спросил, как ее здоровье, но она не могла сказать ни слова и расплакалась. Я поднялся наверх. Мисс Ганна ждала меня на балконе.

Я протянул ей руку, но она, не стесняясь служанки, повисла у меня на шее, и я ощутил теплоту ее губ.

Втроем мы вошли в комнату. Мисс Ганна, запинаясь, заговорила:

- Все это время я думала о тебе. А ты вспоминал меня?

Я с упреком посмотрел на нее.

- Вспоминать-то вспомнил, но от сознания, что ты вовлечена в русско-германские закулисные интриги, у меня болела душа. Ты ни в коем случае не должна была брать на себя такую миссию. Ты молодая, красивая, умная, воспитанная и культурная девушка. Я счастлив, что познакомился с тобой, стал твоим другом. Ни одной минуты, проведенной с тобой в Ливарджане, я не променяю на все богатства Германии. Ты помнишь, какие вопросы я задавал тебе тогда и как искренне ты отвечала? Как радовали меня твои слова, если бы ты знала! Но кривой путь, по которому ты пошла, заставил меня забыть об этом. И сейчас, разговаривая с тобой, я вижу перед собой не правдивую девушку, когда-то пленившую меня, а немецкую шпионку, ни одному слову которой я не могу верить. Мне стыдно за тебя.

Моя речь больно задела мисс Ганну. Она покраснела и умоляющим голосом заговорила:

- Разве справедливо считать службу на благо своей родины шпионажем? Я немка и служила Германии. Но допустим даже, что я шпионка. Разве шпионка лишена права чувствовать, не может любить? Разве у нее нет сердца и это сердце не может сильнее забиться при виде любимого? Допустим, я шпионка, а разве это не есть выполнение моего долга перед родиной?

- Может быть и так. Я не отрицаю, что и шпионка может любить, и у нее сердце может трепетать при встрече с возлюбленным. Все это так. Но дело в том, что у настоящего шпиона на первом месте обязанность, долг, а любовь, чувства на втором, а может, и на третьем. И вот почему: настоящий шпион никогда не пожертвует своими обязанностями во имя любви. А если еще он смотрит на свои занятия как на нечто священное, считает их важнее всего, тогда о чувствах не стоит и вспоминать. Тем более, если этот человек немецкого происхождения. Ведь у немцев эгоизм развит гораздо больше, чем у других народов.

Мисс Ганна склонила голову мне на плечо и укоряюще посмотрела на меня.

- Брось философию. Одного волоска твоего я не променяю на всю Германию. Никакие обязанности не в состоянии вытеснить из моего сердца привязанность к тебе. Неужели ты считаешь меня настолько бесчестной, что я могу забыть все твои заботы? Разве могу я изменить тебе? Если бы не ты, я бы ни за что не вырвалась из цепких когтей русской жандармерии.

- Правда, я спас тебя. Но не для того, чтобы ты действовала во вред иранскому народу, не для того, чтобы ты была активной участницей событий, направленных против него. Поэтому когда я увидел тебя, мое сердце заныло, и я стократ проклинаю тебя и день нашего знакомства.

Мисс Ганна рывком подняла голову с моего плеча и выпрямилась.

- Возводить клевету на человека так не похоже на тебя! Неужели ты научился этому после моего отъезда? Скажи конкретно, что я сделала такого, что может принести вред Ирану? Чем ты можешь доказать, что я враг народа, который ты любишь? Разве вся моя работа не направлена против России, которая стремится уничтожить последние остатки независимости Ирана?

- Я задам тебе один вопрос, но ты ответь на него не как шпион, а как любящий друг. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Во имя нашей дружбы ответь мне искренне.

- Клянусь своей жизнью, своей совестью, я отвечу тебе только правду.

- Скажи, разве вовлечь Иран в мировую войну не значит лишить его навсегда возможности существовать как самостоятельное государство? Разве те, кто стремится к этому, не враги нашего народа? А тех, кто принимает прямое или косвенное участие в подобной авантюре, как можно назвать?

Ганна опустила голову, задумалась. Видно было, что она смущена и не знает, что ответить. Мне казалось, что она мысленно взвешивает на весах своей совести любовь и долг, и никак не может уравновесить их. Я понимал, как трудно ей сделать выбор. Она дорожила любовью ко мне, но и обязанностями тоже. Она долго думала, потом, подняв голову, многозначительно посмотрела на меня.

- Да, вовлечь Иран в войну - это коварная авантюра. Это значит еще больше углубить, узаконить оккупацию его Англией и Россией.

Я погладил ее волосы.

- Если ты это понимаешь, зачем же ты участвуешь в этой затее? Разве ты не знаешь, зачем захватила Тавриз эта свора грабителей? Ответь мне!..

Ганна молчала, опустив глаза.

- Знаешь и тем не менее участвуешь?

Вдруг она упала мне на грудь и заплакала навзрыд. Слезы полились ручьем, плечи вздрагивали. Она все время твердила. "Ох, зачем только я родилась?"

Я никогда не видел ее в подобном состоянии и был поражен такой неожиданной реакцией. Видимо она растерялась и не знала, как жить дальше. Положение было довольно трудным. Ганна понимала, что русские скоро вернутся. Оставаться в городе она не могла: американцы и русские считали ее шпионкой. Присоединиться к отряду Хелми-бека и уйти с этим сбродом в Курдистан было еще более рискованно. Кто защитил бы там одинокую и красивую девушку? Ганна продолжала рыдать. Надо было ее успокоить, как-то утешить. Я видел, что она нуждается в этом.

- Не плачь, Ганна! Слезы - признак слабости. Ты же девушка умная, рассудительная. Ты еще очень молода, ты можешь исправить свои ошибки и еще будешь честным трудом приносить пользу людям. Будь всегда искренна и правдива, и ты сумеешь легко преодолеть все трудности. Война долго продолжаться не может. Настанет мир, ты найдешь себе место в жизни и освободишься от тяжелого бремени своего прошлого.

Ганна подняла голову и покрасневшими от слез глазами смотрела на меня. Слезы катились по ее пылавшим щекам

- Поверь мне, с первой же встречи я полюбила тебя искренней и чистой любовью. Ты же знаешь, что я приехала в Тавриз, чтобы продолжать свое образование. Я мечтала изучить Восток. Тогда я ничего общего не имела ни с какими партиями и организациями. Клянусь тебе, я и сама не понимаю, как очутилась в этом омуте, который душит и давит меня. Я говорю с тобой искренне, мои слезы тому порукой.

- Ганна, дорогая, может ли человек, не отдавая себе отчета, брать на себя такую тяжелую обязанность, как шпионаж?

- Клянусь, когда все это началось, я даже не подозревала, какие могут быть последствия, я даже не соображала, что становлюсь шпионкой. Всему причиной моя любовь к тебе.