Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Я уже понимаю тебя! Разве этого недостаточно?!

– Нет.

Орудие заработало. Выпущенный его жерлом луч оставался невидим, пока не коснулся обшивки. Рассеиваясь, он замерцал на вытекающем воздухе и частицах испаренной брони: метровой толщины лезвие, квинтэссенция всеразрушающей силы, пронзало тело корабля. В арсенале пушка номер тридцать три была не самой разрушительной, но обладала колоссальной дальнобойностью. Поэтому Вольева и выбрала ее для удара по ингибиторам.

Силовой луч прогрыз корабль насквозь и засветился в облаке пара и воздуха с другой стороны. Орудие начало разворачиваться, вспарывая корпус.

– Капитан!

– Извини, я не могу остановиться.

В голосе слышалась боль. Неудивительно, ведь нервы Бреннигена протянулись во все закоулки «Ностальгии по бесконечности». И этот луч для него словно скальпель, кромсающий руку.

Капитана не устраивала быстрая и безболезненная смерть. Она не искупит злодейство. Бренниген желал умереть медленно, корчась в жуткой агонии. Настоящая казнь – а рядом свидетель, способный рассмотреть мучения во всех подробностях.

Луч пропахал борозду в сотню метров. Капитан истекал жижами, исходил паром.

– Прекрати! Бога ради, остановись!

– Илиа, позволь мне закончить. Прости, пожалуйста…

– Я не позволю!

Триумвир не задумывалась. Если бы помедлила хоть мгновение, вряд ли собралась бы с духом и пошла на смертельный риск. Она была невысокого мнения о своей храбрости и уж точно не хотела жертвовать собой.

Илиа Вольева рванула шаттл к лучу, чтобы заслонить собой «Ностальгию по бесконечности».

– Нет! – воскликнул капитан.

Слишком поздно. Чтобы прекратить огонь, нужна секунда. И быстро орудие не развернешь.

Прицелилась триумвир неточно, шаттл лишь скользнул по лучу – но тот испарил всю правую половину суденышка. Одно мгновение свирепого буйства энергии – и броня, и внутренний каркас, и термоизоляция, и герметичная мембрана стали паром. Вольева успела заметить, что промазала, угодила не точно в центр пучка, – и поняла, что это не имеет значения.

Она все равно умрет.

Перед глазами все поплыло. В горле возник омертвляющий холод, словно туда залили жидкий гелий. Илиа попыталась вдохнуть, и ледяной кулак ударил в легкие. В груди словно родилась глыба гранитно-твердого льда. Внутренности замерзли мгновенно.

Она раскрыла рот, желая проговорить хоть что-нибудь напоследок. Отчего-то это показалось правильным.

Глава тридцать первая

– Волк, почему? – спросила Фелка.

Они встретились наедине под тем самым свинцово-серым небом, на берегу со скальными гребнями и лужами, где, по настоянию Скади, им уже довелось свидеться. Теперь Фелка грезила наяву. Ведь она находилась уже на субсветовике Клавэйна, Скади погибла, но волк казался таким же реальным, как и раньше. Его облик оставался неясным – столб дыма, временами принимающий уродливые, гротескные человекоподобные формы.

– Что «почему»?

– Почему ты так ненавидишь жизнь?

– У меня нет ненависти к жизни. Верней, у нас нет. Мы лишь исполняем долг.

Фелка стояла на коленях, окруженная остатками морских существ. Она знала теперь, чем объясняется одна из великих тайн космоса, тревожившая людей с начала космической эры. В Галактике тьма звезд, у многих есть планеты. Конечно, не все они находятся на нужном расстоянии от светила, не на всех есть металлы в пропорции, требующейся для возникновения сложных соединений углерода. А некоторые звезды слишком нестабильны, и жизнь подле них развиться не может. Но ведь в Галактике сотни миллиардов звезд. Пусть лишь крошечная часть их обитаема, по идее, этого достаточно, чтобы космос изобиловал разумной жизнью.

Но люди так и не нашли свидетельств распространения разумных форм жизни от звезде к звезде, хотя этот процесс не кажется слишком сложным. Глядя в ночное небо, философы пришли к выводу, что жизнь – исключительный феномен. Возможно, человеческая раса – единственная разумная во всей Галактике.

Люди были не правы, но свою ошибку они обнаружили лишь в начале эпохи межзвездных сообщений. Отправленные ими экспедиции нашли следы погибших культур, руины цивилизаций на планетах, признаки существования народов. Количество их, погибших, пугало.

Казалось, разумная жизнь не то чтобы редка, но удивительно склонна к вымиранию. Словно что-то намеренно уничтожало ее.

Волки и стали недостающим фрагментом головоломки, безжалостным врагом разума. Неумолимые, бесконечно терпеливые машины выискивали признаки зародившегося разума и безжалостно уничтожали его. Оттого Галактика оставалась пустынной и безжизненной, патрулируемой жестокими, бдительными стражами.

– Но зачем? – спросила Фелка. – Ваши действия кажутся бессмысленными. Если уж вы так ненавидите жизнь, отчего бы не покончить с нею раз и навсегда?

– Раз и навсегда? – переспросил волк.

Очевидно, рассуждения Фелки его позабавили.

– Вы можете разбить все планеты Галактики или отравить их. Похоже, вам просто не хватает храбрости покончить со всей жизнью.

Медленно, тяжело вздохнула потревоженная волной галька – будто сошла лавина далеко в горах.

– Мы не хотим уничтожить всякую разумную жизнь, – ответил волк.