Том 1. Авиация превращений - Даниил Хармс

Писатели:

Мы писали, сочиняли,рифмовали, кормовали,пермадули, гармадели,фонари, погигири,магафори и трясли.

Фауст:

Руа реокио лаукони фиупеу боу.Мыс. Мыс. Мыс. —Вам это лучше известно.

24 августа 1930

«лоб изменялся…»

Лоб изменялсярог извивалсялоб кверху рос и лес был носи рог стал гнутьсярог стал гнутьсястал гнутьсяа лоб стал шире и кофа был гриба рог склонялсяиз прямого стал кривымчем выше и шире лобтем кривее роги что бы это значилочто рог стал кружочкома лоб стал мешочкомАу! Ау! лоб очень высокийи рог сосал его жевительные соки.

22 октября 1930

«Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?..»

Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?Полубог и полуплешьОй люди не могу!Полубог и полуплешь!

Ты-с Ты-с Ты-с Ты-схоть и жид, а всё же лысОй люди не могухоть и жид, а всё же лыс

Их! Их! Их! Их!тоже выдумал жених!Ой люди не могутоже выдумал жених!

Ты б Ты б Ты б Ты блучше б ездил на балы бОй люди не могулучше б ездил на балы б

Там-с Там-с Там-с Там-сЗабавлял бы плешью дам-сОй люди не могуЗабавлял бы плешью дам-с.

Мы ж Мы ж Мы ж Мы жвсе же знаем что ты рыжОй люди не могувсе же знаем что ты рыж

Мне ж Мне ж Мне ж Мне жНадоела полуплешьОй люди не могуНадоела полуплешь.

9 ноября 1930

Радость

Мыс Афилей:

Не скажу, чтои в чём отличие пустого разговораот разговора о вещах текучихи, даже лучше, о вещах такого рода,в которых можно усмотретьпричину жизни, времени и сна.Сон — это птица с рукавами.А время — суп, высокий, длинный и широкий.А жизнь — это времени нога.Но не скажу, что можно говорить об этом,и в чём отличие пустого разговораот разговора о причинесна, времени и жизни.Да, время — это суп кручины,а жизнь — дерево лучины,а сон — пустыня и ничто.Молчите.В разговоре хоть о чём-нибудьвсегда присутствует желаньесказать хотя бы что-нибудь.И вот, в корыто спрятав ноги,воды мутные болтай.Мы, весёлые, как боги,едем к тёте на Алтай.

Тётя:

Здравствуй, здравствуй,путьша пегий,уж не ты ли, путник, тутхочешь буквам абевегииз чернил приделать кнут?Я — старуха, ты — плечо,я — прореха, ты — свеча.То-то будет горячо,коли в ухо мореча!

Мыс Афилей:

Не вдавайтесь,а вдавейтесь,не пугайтесь,а пугейтесь.Всё настигнет естега:есть и гуки, и снега.

Тётя:

Ну ползи за воротник.Ты родник и ты крутник.

Мыс Афилей:

А ты, тётя, не хиле,ты микука на хиле.

Тётя:

Врозь и прямо и вседней,мокла радости видней.Хоть и в Библи был потоп,но не тупле, а котоп.

Мыс Афилей:

Хваду глёвла говори.Кто, — сказали, — главари?Медень в оципе гадайили <нрзб.>

Тётя:

Я — старуха без очков,не видать мне пятачков, —вижу в морде бурачок, —Ну так значит — пятачок!

Мыс Афилей:

Ты, старуха, не виляй,коку-маку не верти,покажу тебе — гуляй! —будешь киснуть взаперти.Где контыль? и где монтыль?Где двудлинная мерла?

Тётя (трясясь):

Ой-де, люди, не бундыль,я со страху померла.

Мыс Афилей (доставая карандаш):

Прочь, прочь, прочь!Отойди,тётя, радости река,наземь вилы поклади!Пожалейте моряка.

Тётя:

Ты не ври и не скуври,вижу в жиле шушность я,ты мой дух не оскверни,потому что скушность я.

Мыс Афилей:

Потому что скушность я.

Тётя:

Е, еда мне ни к чему:ешь, и ешь, и ешь, и ешь.Ты подумай, почемувсё земное — плешь и грешь?

Мыс Афилей (подхватывая):

Это верно, плешь и грешь!Когда спишь, тогда не ешь,когда ешь, тогда не спишь,когда ходишь, то гремишь,а гремишь, — так и бежишь.Но варенье — не еда,сунешь ложку в рот, глядишь —надо сахару.Беда!

Тётя:

Ты, гордыни печенег,полон ласки, полон нег,приласкай меня за грудь,только сядем где-нибудь.

Мыс Афилей:

Дай мне руку и цветок,дай мне зубки и свисток,дай мне ножку и графин,дай мне брошку и парафин.

Тётя:

Ляг и спи, и види сон,будто в поле ходит слон,нет! не слон, а доктор Булль,он несёт на палке нуль,только это уж не по-,уж не поле и не ле-,уж не лес и не балко-,не балкон и не чепе-,не чепец и не свинья, —только ты да только я.

Мыс Афилей:

Ах, как я рад и как счастлив,тётя, радости река,тётя, слива между слив,пожалейте моряка.

Тётя:

Ну, влепи мне поцелуйчикпрямо в соску и в ноздрю,мой бубенчик, херувимчик,на коленки посади,сбоку шарь меня глазами,а руками позади.

Мыс Афилей:

Это, тётя — хм! — чуднаяосенила тебя мысль.Что ты смотришь, как Даная,мне в глаза, ища блаженство,что твердишь ты мне: «одна ядля тебя пришла с вершиныСан-Бернара… — тьпфу! — Алтая,принесла тебя аршином…»

Тётя:

Ну аршины, так аршины,ну с вершины, так с вершины.Дело в том, что я нагая.Любит кто тебя другая?

Мыс Афилей:

Да, другая, и получше,и получше, и почище,посвежей и помоложе!

Тётя:

Боже! Боже! Боже! Боже!

Мыс Афилей (переменив носки):

Ты сама пойми, — я молод,молод, свеж, тебе не пара,я ударю, будто молот,я дышу — и много пара.

Тётя:

Я одна дышу, как рота,но в груди моей мокрота,я ударю, как машина,куб навылет в пол-аршина.

Мыс Афилей:

Верно, вижу, ты упряма,тётя, радости река,тётя, мира панорама,пожалейте моряка.

Тётя:

Погляди — ведь я, рыдая,на коленях пред тобой,я как прежде, молодая,с лирой в пальцах и с трубой.

Мыс Афилей (прыгая от радости):

То-то радости поток!Я премудрости моток!

11 ноября 1930

«Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев…»

Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев[3]однажды гуляли в дремучем лесу.Фадеев в цилиндре, Калдеев в перчатках,а Пепермалдеев с ключом на носу.Над ними по воздуху сокол каталсяв скрипучей тележке с высокой дугой.Фадеев смеялся, Калдеев чесался,а Пепермалдеев лягался ногой.Но вдруг неожиданно воздух надулсяи вылетел в небо горяч и горюч.Фадеев подпрыгнул, Калдеев согнулся,а Пепермалдеев схватился за ключ.Но стоит ли трусить, подумайте сами, —давай мудрецы танцевать на траве.Фадеев с картонкой, Калдеев с часами,а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.И долго, веселые игры затеяв,пока не проснутся в лесу петухи,Фадеев, Калдеев и Пепермалдеевсмеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!

18 ноября 1930