Воздушный витязь - Игорь Соркин

В дальнейшем отношение Шебалина к рядовым изменилось. Он храбро воевал, овладел самолетом, получил звание военного летчика. Но после февральской революции, когда в частях стали создаваться комитеты, в которые входили и нижние чины, снова проявилось его грубое, высокомерное отношение к солдатам. Эта ненависть к простым людям привела Шебалина после Октября в стан контрреволюции.

В июне обстановка на фронте резко изменилась. Немцы перешли в наступление. Начались ожесточенные бои. Еще нужнее стала воздушная разведка — точная, каждодневная. Исполняющий должность начальника 2-го авиационного отряда штабс-капитан Крутень организует такую разведку. Он посылает на задание то одного, то другого летчика, требует точных донесений, фотоснимков, схем. Поднимается в воздух и сам. Берет с собой то Казакова, то Шебалина, то Шероцкого. Последний хочет летать только с ним. Приходится время от времени уступать его просьбам. В свободное от полетов время Евграф Николаевич преподает молодому корнету азы летания. Любознательный, одержимый стремлением скорее стать пилотом, Владимир Шероцкий, к удовольствию командира, делает первые успехи.

Июнь с его короткими ночами становится порой интенсивной работы. Полеты проходят с рассвета до темна. Штаб армии требует все больше и больше сведений, необходимых для проведения боевых операций.

В одном из разведывательных полетов Крутень и Шероцкий обнаруживают только что наведенные мосты через реку, батареи, окопы. Крутень старается их сфотографировать. В этот момент "вуазен" подвергся обстрелу "альбатроса", подкравшегося из-за облаков.

К счастью, пулеметные очереди немца не попали 9 цель, а ответный огонь Крутеня заставил его ретироваться.

— Видите, корнет, как можно попасть впросак, если не наблюдать за воздухом, — сказал командир Шероцкому уже на аэродроме. — Осмотрительность должна быть первой заповедью летчика. Усвойте это правило раз и навсегда.

— Есть, усвоить это правило, — серьезно ответил наблюдатель.

Полет с Казаковым по маршруту Варшава — Рава — Варшава принес много полезного. Обнаружено два состава, около шестидесяти вагонов, без паровозов, сильная позиция противника перед Скерневицами, четыре артиллерийских батареи. Экипаж сбросил на позиции немцев шестнадцать зажигательных снарядов. "Часть их отчетливо загорелась в расположении противника", — напишут Крутень и Казаков в донесении.

В следующем полете замечены четыре большие колонны врага, направляющиеся из Черновице на Раву, аэродром с палатками. Около Новогеоргиевска встречен немецкий аэроплан.

Через некоторое время пришел приказ о переводе штабс-капитана Казакова в Киевскую школу летчиков-наблюдателей с назначением на должность заведующего практическими занятиями[4]. Начальство оценило его отменные качества воздушного разведчика.

…Пора прощаться. Крутень и Казаков молча сидят друг против друга. Оба думают о превратностях армейской судьбы, часто разъединяющей друзей. Оба знают, что им будет не доставать друг друга, что война крепко связала их, что не забудутся совместные полеты под огнем врага, единодушие и взаимная привязанность. Но никто из двоих не скажет об этом вслух. Летчики не любят красивых речей и признаний.

Крутень и Казаков встают, протягивают друг другу руки.

— Прощай, Аркадий, — произносит Евграф Николаевич. — Удачной тебе дальнейшей службы. Может, и свидимся когда-нибудь.

— Прощай, Евграф Николаевич, — вторит ему Казаков. — Верю, еще свидимся.

Не выдержав, он крепко стискивает в объятиях командира.

…Позже, когда придет приказ о награждении штабс-капитана Крутеня орденом св. Георгия IV степени, Евграф Николаевич пошлет телеграмму в канцелярию заведующего авиацией и воздухоплаванием на имя генерала Фогеля:

"Прошу доложить его императорскому высочеству — страшно счастлив получить такое поздравление великого князя. Благодаря Бога, удалось оправдать доверие и отработать Георгиевский крест, полученный за разведку. Очень жалею, что не было со мной моего Казакова. Крутень".

Верноподданнический стиль телеграммы — дань устоявшейся традиции. Для нас важно, что штабс-капитан вспомнил в телеграмме своего боевого друга, утверждая тем самым, что и тот достоин высокой награды. Да, он не забыл наблюдателя Аркадия Казакова. Верность войсковому товариществу — одна из черт сложного характера летчика Крутеня.

…Неподалеку от аэродрома в одном из зданий расположена фотолаборатория, где проявляются и монтируются снимки с результатами разведки. Крутень просматривал каждый фотомонтаж, прежде чем отправить в штаб армии.

На аэродром монтажи всегда приносит рядовой Сергей Никитин, фотолаборант. Евграф Николаевич заметил, что Никитин не сразу уходит с аэродрома, с интересом наблюдает за полетами, а иной раз появляется без особой надобности и подолгу стоит у летного поля. "Этот просится в воздух, душа горит", — решает командир отряда. И однажды останавливает Сергея, глядя прямо в глаза, спрашивает:

— Что, солдат, полетать хочется?

Неожиданный вопрос настолько ошеломил Никитина, что тот откровенно признался:

— Угадали, господин штабс-капитан. Сплю и вижу себя во сне летчиком.

— Хорошо, сейчас полетаем. Пойдем к "вуазену".

Евграф Николаевич забирается в самолет и приглашает фотолаборанта:

— Садись в заднюю кабину.

Не веря в свое счастье, солдат быстро окалывается в машине. "Вуазен" поднимается в воздух.

Штабс-капитан Крутень разыгрывает воздушный бой с командиром соседнего авиаотряда, взлетевшим на трофейном "альбатросе". Никитин с восторгом следит за поединком. Он видит напряженную спину Крутеня, угадывает его азарт, страстное стремление к победе. Самолет то пикирует, то делает крутые виражи, то стремится ввысь. Атакует и пилот "альбатроса"…

Штабс-капитан Крутень сажает самолет, вылезает из кабины.

— Не уходи, Никитин, — говорит он своему неожиданному пассажиру. — Сейчас отдам распоряжение и вернусь.

Возвратившись, командир отряда спрашивает:

— Ну как, солдат, понравилось летать? Голова не кружилась? Не боялся? Ведь мы проделывали такие пируэты в воздухе.

— Господин штабс-капитан, очень понравился мне полет, и голова не кружилась…

Евграф Николаевич задумался и вдруг спросил:

— А летчиком хочешь стать?

Тут уж рядовой Никитин совсем растерялся:

— Ваше благородие, даже не мыслю об этом. Разве я могу быть летчиком?

— Можешь, Никитин. Все зависит от тебя.

Через некоторое время Сергея вызвали в штаб авиадивизиона и вручили направление на учебу в Гатчинскую школу военных летчиков, на солдатское отделение. В 1916 году он окончил ее, вернулся на фронт в качестве пилота. За храбрость и мужество в боях был награжден тремя Георгиевскими крестами. А потом Сергей Никитович Никитин стал одним из первых советских военных летчиков, сражался на фронтах гражданской войны, против басмачей в Средней Азии, за что отмечен четырьмя орденами Красного Знамени и орденом Ленина. В конце 80-х годов старому воздушному бойцу было более 90 лет.