Живая мозаика - Людмила Константиновна Татьяничева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой сосед виновато объяснял:
— Подсунули человеку какую-то сухомятину! Непременно побывайте у него на печи. Увидите, какой это орел!
…На печь я пришла в горячее для бригады время: шла подготовка к выпуску плавки.
Подручные сталевары лопатами бросали в печь раскислители. Из завалочных окон вырывались белесые чубы пара. На их фоне фигуры рабочих рисовались смутно, расплывчато. Рабочие словно сражались с печью, а та недовольно гудела: не дают покоя, мешают сосредоточиться!
Но где же хозяин печи, король нержавейки? Да вот же он, вот — стоит словно бы в сторонке и зорко следит за всем происходящим, изредка подавая короткие команды. В своей брезентовой робе, в войлочной шляпе он здесь не выглядит главным. Но именно он определяет ритм и задает тон слаженной и до минуты рассчитанной работы бригады.
Вот он подошел к выпускному отверстию печи, вонзил огненный шомпол, и кинжальной струей хлестнула сталь того непередаваемого слепяще-белого цвета, в котором сходятся все цвета радуги.
Сталевар смотрит на это рожденное коллективным трудом чудо, и лицо его словно светится изнутри. В нем и торжество, и гордость, и что-то нежное, отцовское.
В огромных ковшах сталь повезут для разливки в изложницы, напоминающие высокие граненые стаканы. Там ей предстоит «дозревать» — твердеть и обретать заданную структуру.
Я подхожу к сталевару. Но поговорить с ним не удается: бригада приступает к заправке печи для новой плавки. Уславливаемся, что подожду его: смена скоро должна кончиться.
Возле будки управления меня останавливает кудрявый парень. На его чумазом лице белизна крупных ровных зубов кажется ослепительной. Это подручный сталевара, молодой поэт из заводского литературного объединения.
— Хотите, прочитаю стихи о сталеваре, с которым вы сейчас разговаривали? — предлагает он. — Если бы вы знали, какой это мастер. Волшебник! Когда-нибудь о нем поэму напишу. Обязательно.
Мы отходим в сторонку, и юноша читает свои стихи — неровные, взволнованные и волнующие. И не просто читает, а будто передает мне ключи к пониманию души удивительного мастера, словно предупреждает: «Не проглядите главного, будьте зорки и внимательны!»
Во мне нарастает чувство тревоги: сумею ли я увидеть сталевара таким, каким видят его товарищи по огненной профессии и каким он является в живой, непридуманной жизни — обыкновенный человек, постигший тайны волшебства, один из тех, о ком пишут стихи?
ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК
У Саши Нефедова глаза повернуты к хорошему. Так сказал о нем старый мастер, отлично разбирающийся в людях.
Товарищи частенько подшучивают над Сашей, называя его «Солнечной стороной».
Солнечная сторона — любимое Сашино определение. Он считает, что у каждого есть своя солнечная сторона, надо только уметь увидеть ее.
Саша умеет. Вот, например, Лида Герасимова.
Незаметная, угловатая. Ребята редко задерживались возле ее станка. Подходили только по делу — резец попросить или помочь «прочитать» чертеж. Лида вечерний техникум кончает.
Однажды Саша сказал ребятам:
— Наша Лида могла бы играть княжну Марью в фильме «Война и мир». Глаза у нее удивительные — как светящиеся омуты.
— Смотри не утони! — иронически улыбнулся Витя Воронок. — А нам еще пожить охота…
Но Сашины слова запомнились. Стали ребята чаще подходить к Лиде — все-таки интересно заглянуть в глаза-омуты.
И действительно, глаза у Лиды оказались замечательными. Даже странно, что до Сашиных слов никто из ребят этого не замечал.
Скажи сейчас Вите Воронку хоть слово против Лиды — в драку полезет. Каждый день провожает ее после работы…
Конечно, бывает и так, что Саша ошибается: солнечная сторона при ближайшем рассмотрении оказывается теневой.
…Дали фрезеровщику Павлову квартиру. Отдельную. В новом доме. Только район отдаленный…
Вместо того чтобы прямо сказать, что квартира ему не подходит, Павлов выдумал благородный предлог: мол, есть люди более нуждающиеся, а он может и подождать.
Саша, конечно, о тайных мотивах отказа не мог и предположить. Слова Павлова он принял за чистую монету.
— Какой человек! — радовался он. И написал о Павлове заметку в заводскую многотиражку.
Заметку поместили.
Павлов от стыда места себе не находил. Пришел к Саше вечером в общежитие и выложил ему все как есть, ничего не утаивая.
Саша очень огорчился. Но укорять и стыдить Павлова не стал. Он только посоветовал ему о своем некрасивом поступке рассказать на собрании бригады. И тот рассказал…
ВЯЗ
Сломали старые дома, а его оставили: пусть поживет, пока стройка не придвинется к нему вплотную.
Он был очень красив, этот кудрявый вяз.
В жаркий полдень под его широкой тенью отдыхали строители. А по вечерам целовались влюбленные. Их горячий шепот сливался с шелестом густой листвы. И если застенчивый юноша вдруг забывал выношенные в сердце слова признания, вяз ему тихо подсказывал их.
Он был добр и терпелив.
Но вот пришло его последнее утро.
Стройка дышала совсем рядом. Тень стрелы подъемного крана опустилась на голову вяза.
— Ничего не поделаешь, старина, — печально сказал молодой прораб, — пришел твой час…
Два топора враз ударили по темному жилистому стволу. Испуганные воробьи, свистя крыльями, взметнулись вверх. Сколько же их было здесь? Не меньше, чем листьев…
Вяз напряг все свои силы, чтобы умереть достойно. Ни один лист не дрогнул на его ветках, и только укрытые землей корни судорожно сжались. А может быть, листья не знали, что вяз умирает? Листья, как дети, в смерть не верят…
Когда вяз подрубили со всех сторон, трактор, пыхтя, повалил его на землю.
Падал вяз плавно и бесшумно. Он даже успел прощально помахать ветвями своим друзьям-строителям, подарившим ему весну и лето.
СНЕГОЛОМ
Снег не шел, а обрушивался на землю. Он падал тяжелыми мокрыми хлопьями, грудью наваливался на крыши, дыбился сугробами, медвежьей лапой пригибал к земле тонкие деревья, а тем из них, что не хотели сгибаться, ломал позвонки.
Он делал это не со зла, а просто по глупости: не знал, куда девать свою шальную силу.
Людям было жаль деревья. Они помогали им освобождаться из-под снежного гнета, наскоро ставили подпорки.
Я видела, как юноша в новой цигейковой куртке подставил свое широкое плечо тонкому топольку, а девушка обивала с веток снежные пласты.
Шли мимо, видят — согнулся тополек в три погибели, вот и решили помочь, как товарищу, попавшему в беду.
Помогли, и в сердце у каждого прибавилось радости.
«КОСМИЧЕСКАЯ» СТАЛЬ
Радио только что сообщило о космическом полете Валерия Быковского.
