Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко

Долго кружил Куприй вокруг двора Мотри Самойленчихи. И вдруг услышал гуденье мотора. Черная блестящая машина подкатила к воротам. Герр комендант и еще какой-то долговязый военный в пенсне пошли в дом.

Куприй немного переждал, потом тоже направился туда. Постучал. Дверь открыла Таня, вопросительно взглянула на Якова, молча пропустила в горницу.

Полицай важно снял свою форменную фуражку, тряхнул рыжим чубом, растянул тонкие губы. Это, наверное, была его приветственная улыбка.

Рейн сидел за столом во френче, разрумянившийся, возбужденный. Рядом с ним, опершись на подоконник, стоял военный в пенсне. Рейн внимательно поглядел на полицая, машинально оттянул воротничок кителя, будто он давил ему шею. На его лице появилось недовольство: Куприй прервал его разговор с женщиной.

Яков помрачнел. Взглянул на Таню — она отвернулась. Успел поймать в ее глазах лишь неприязнь — зачем, мол, явился?

Но Куприй знает зачем и не будет у нее спрашивать, что ему делать. У него такие важные дела, которые сейчас развеют все веселье герра коменданта и его переводчика. Хотя он человек молодой и может позволить себе играть глазами с хорошенькой девицей, но интересы дела для немецкого офицера — прежде всего. Куприй это уж знает.

— Я к герру коменданту, — обратился он к Рейну.

Тот вскинул белесые брови и перевел взгляд на переводчика. Черт побери, забыл: комендант же ни бе ни ме не понимает по-нашему. Надо все говорить этому длинноногому… Что-то недоброе всколыхнулось в душе Куприя, какое-то тревожное предчувствие.

— У меня к господину… к герру коменданту дело, — обратился он к переводчику. Тот согласно кивнул головой. Стоял сам и не предлагал сесть Куприю. Яков вдруг вспотел. Ну и духота в хате! Начал платочком старательно вытирать лоб. Перехватил насмешливый взгляд Рейна. Взглянул на платок — боже, какой он грязный… Смутился и опустил глаза. Под его кирзовыми сапожищами чернела лужица болотной жижи. Где это он умудрился влезть?.. Растерялся еще больше. Переводчик устало и презрительно глядел на него.

Наконец Яков расклеил губы. Пусть герр комендант знает, что вчера лично им, Яковом Куприем, в Криницах и на соседнем хуторе Вишняки арестованы активисты. Все они заперты в бывшем молокопункте. И он просит прислать машину, чтобы доставить их в комендатуру.

— Но в чем же их вина, Яков? — отозвалась Таня.

— Как в чем? — повернулся к ней. — Разве не слыхала! На этой неделе перетянули веревкой улицу возле моста на Парате, и немецкие солдаты, ехавшие под вечер с большака на мотоциклах, поломали себе ребра, руки, ноги…

Таня опустила глаза, но он заметил, как вспыхнула в них насмешка. Переводчик тоже усмехнулся, забубнил Рейну.

— Партизанен? — спросил Рейн у Куприя.

— Наверное, господин Рейн. Я считаю, что так, господин Рейн.

— А вы только догадываетесь, что арестованные вами люди виновны, или знаете точно? Разве вы их поймали у моста? — снова обратилась к нему Таня.

— Да они же это делали так, чтобы никто не видел, — озлился Яков.

— Тогда откуда вы знаете, что эти люди виноваты? И зачем вы их под замок посадили? Зачем? — наступала Таня на полицая.

Тот подвинулся ближе к коменданту, будто спасаясь от нее.

— Всех вас тут знаю. Кто чем дышит, знаю! И Кирилла твоего… Думаешь, все уж позабыли, как он в клубе советские песни крутил?

Таня вдруг заулыбалась. Никакого испуга в ее глазах не было. Они жгли презрением.

— Так вы же, Яков Павлович, тоже стояли за Советы, ревностно вели учет трудодней. Тогда вы уж и себя арестуйте заодно. Скажите об этом господину коменданту, потому что они сейчас уедут, а вы останетесь среди людей… Ему везде мерещатся партизаны! — улыбнулась Таня Рейну. — Такой уж характер у человека!

Переводчик едва успевал за ней.

Куприй выгнул спину и пятился к выходу, как нашкодивший кот, которого прогоняли от крынки со сметаной.

— Хочет, наверное, заработать себе награду у господина Рейна… — добивала она полицая, хотя тот был уже за дверью.

— А вы не хотите, фрейлейн, иметь себе награду за спасение жизни немецкого офицера? — повернулся к ней вдруг комендант.

— Я?.. — все еще улыбаясь, она внутренне ужаснулась возможности иметь награду от врага, которая ляжет пятном на весь ее род!.. Если бы знала, как повернется задание Сухорука!

— Да, вы ведь ценой своей крови вернули его к жизни! — подтверждал переводчик.

— Это так… но герр комендант не может не помнить, что моя кровь не арийская. И если об этом узнают начальники… Не будет ли он иметь за это неприятности?

— Танья! — Пухлые губы Рейна вздрогнули. — Ви имеет умный голова. Ви прафильно все понималь. Но!.. — У него не хватало слов, и он умоляюще посмотрел на переводчика.

Тот с готовностью склонил голову, сверкнув стеклами пенсне.

— У господина коменданта есть мать, которую он любит превыше всего. Она не перенесла бы смерти своего единственного сына. Поэтому он уважает девушку, которая спасла жизнь ему и его матери. Он еще говорит, Таня, что его отец также был хлеборобом. Что он, герр Рейн, понимает людей, которые любят землю и выращивают хлеб. Он и сам с радостью это делал бы. Но война! Фатерлянду нужны солдаты, и из него также сделали солдата.

— Однако… Зачем он позволяет арестовывать и убивать честных хлеборобов? — голос Тани задрожал от слез. — Господин Рейн… Иоганн… — протянула она к нему руки. — Неужели эти люди должны умереть из-за того, что господину полицаю что-то там показалось? Неужели вы такой жестокий?! Зачем верите этому оборотню, предателю? Ведь со временем он предаст и вас!

Стеклышки пенсне у переводчика запотели. Он бросал слова резче, торопливее, будто захлебываясь ими.

— Господин Рейн… Вы же понимаете,