Куликово поле и другие битвы Дмитрия Донского - Валерий Шамбаров

20 августа войска выступили из Москвы. Их собралось столько, что одной дороги было мало, выплескивались из Кремля по трем. Владимир Андреевич повел часть полков на Серпухов, Дмитрий Иванович и белозерские князья возглавили две колонны на Коломну. На Оке присоединились тарусские, оболенские князья, ратники из Мурома, Мещеры. С горсткой дружинников появился и князь, которого никак не чаяли тут встретить, Федор Елецкий. Он-то вообще считался подданным Литвы, а жил в Диком Поле, считай что в пасти у Орды. Но не испугался гнева ни хана, ни Ягайлы. Стряхнул с себя страх, решился встать за родное, исконное. За русское!

Сергий Радонежский благословляет перед походом на татар Дмитрия Донского, Дмитрия Боброк-Волынского и Владимира Серпуховского. Горельеф первого храма Христа Спасителя, хранящийся в Донском монастыре

Общий порыв был настолько высоким, что на битву решили идти даже некоторые женщины. В мужском наряде ехала с отцовской дружиной дочь стародубского князя Дарья Андреевна. В колоннах бойцов затерялась и княжна Феодора Пужбольская [73].

К сожалению, не все думали как они. Михаил Тверской предпочел забыть клятву совместно бороться с татарами. Опять азартно высчитывал — против Орды и Литвы москвичам не сдюжить. Вот и придет его черед, исполнятся мечты… Тесть Дмитрий-Фома прислал только суздальский полк, нижегородцев придержал, не было и его брата, Бориса Городецкого. Ордынцы уже дважды разоряли их владения, а государь не помог — воевал с Бегичем. Князья рассудили, что теперь Дмитрию Ивановичу не грех повоевать без них, лучше они прикроют собственные уделы.

На Оке великий князь получил свежие донесения — Мамай предполагал выйти к этой реке «на Семен день», 1 сентября, назначил встречу Ягайле и Олегу Рязанскому. Стали известными дороги, которыми движутся неприятели. Дмитрий Иванович получил возможность уточнить планы. Из Серпухова и Коломны он распорядился стягивать рати в один кулак, у Лопасни. Здесь наладили переправы, перевозили воинов за Оку. «Сторожи» доложили и о том, что у Мамая на удивление много пехоты. Великий князь пришел к выводу, что и ему не помешает побольше пеших ратников. Отправил в Москву дядю, Тимофея Вельяминова, приказал дополнительно набрать ополченцев, поторопить отставшие отряды.

Дальнейший путь лежал через земли Олега Рязанского. Дмитрия в общем-то устраивал его нейтралитет. Что с него взять, под постоянной опасностью обретается. Только бы лукавый его не попутал, не потянуло выслужиться перед Мамаем. Чтобы не разбудить старую вражду, государь направил рать по самой окраине Рязанского княжества, строго-настрого запретил задевать жителей, тронуть у них хоть единый колосок. Но и маршрут выбрал такой, чтобы подстраховаться от неприятностей. Армия растянулась по дорогам, отсекая друг от друга ордынцев, литовцев и рязанцев.

Навстречу врагу шагали уже не москвичи, муромляне и белозерцы. Шли те самые русские, которые первыми вспомнили, что они русские. Шли, чтобы исполнить тяжелый, но необходимый обряд воинского покаяния. Много нагрешили предки — ради корысти убивали и предавали братьев, разодрали Отечество, отдали иноплеменникам. Потомки шли каяться за них, искупать их и собственные грехи. А искупать, опять же, как научил русских Христос. Смертию смерть поправ.

И чем дальше шли, тем больше становилось богатырей, настроившихся на самоотверженный подвиг. Вдали поднялись клубы пыли, полки Дмитрия начали было изготавливаться к бою. Однако между войсками поскакали вестники, радостно кричали — свои. Выяснилось, что пришли два новых присяжника государя, Андрей и Дмитрий Ольгердович. С одним его полоцкая дружина, отряды псковичей и новгородцев, с другим брянцы. Растроганно обнимались: и впрямь свои. Православные литовцы оказались более смелыми и более русскими, чем многие из русских. Возле самого Дона армию догнал еще один корпус, Тимофей Вельяминов успел вовремя, привел пополнения пехоты.

Да и на Дону обитало православное население, говорило по-русски и называло себя казаками. Давным-давно такое племя существовало на далекой Кубани, касаки или касоги. Его истребил Батый, карая за мятеж. Погромил и непокорных бродников, живших по Дону. Остатки касаков и бродников смешались, селились на Дону и его притоках, ловили рыбу, обслуживали речные перевозы [21, 99]. Драться они умели отменно, нанимались на службу и к татарским ханам, и к генуэзцам. Но вера-то была православной. Через Сарско-Подонскую епархию казаки сохраняли связь с Русью, и в тяжелую годину эта связь оказалась прочнее, чем соображения личной выгоды, чем перезвон ханских или генуэзских монет.

Казаков было мало, их крошечные городки прятались в зарослях у реки. Но они собирались в отрядики, приветствовали великого князя как долгожданного гостя. Оказалось, что казаки не забыли лучшие времена, сберегли у себя несколько старинных святынь. Преподнесли Дмитрию Ивановичу икону Божьей Матери — позже ее назовут Донской [27]. Как раз приближался праздник Рождества Пресвятой Богородицы, и государь счел подарок добрым знаком. Велел закрепить икону на древке, как знамя, чтобы Она воодушевляла всех воинов. Но и святой Сергий постарался еще раз укрепить дух Дмитрия. С догнавшими пехотинцами прислал монаха, он принес освященную просфору и записку: «Без всякого сомнения, государь, иди против них и, не предаваясь страху, твердо надейся, что помогут тебе Господь и Пресвятая Богородица».

А укрепить дух было нелишним. Время, оставшееся до столкновения, сокращалось, напряжение нарастало. Две сторожи, находившиеся в степи, отступали перед татарами, поредели в стычках. Дмитрий Иванович направил третий отряд под началом Семена Мелика. Приказание дал трудное — добыть «языка» как можно выше рангом. Удалые бойцы справились, выкрали вельможу прямо из ставки Мамая. К своим уходили с боем, под стрелами, следом за ними выкатились сотни татар. Увидели рать и повернули назад. Отныне и неприятель знал, что русские уже на Дону. «Язык» рассказал — Мамай совсем близко, у Кузьминой гати, сил у него «многое множество бесчисленное». Литовцы тоже недалеко, идут от Одоева.

В казачьем городке Чернова Дмитрий Иванович созвал совет, поставил вопрос — переходить Дон или встать за рекой? Не перейдешь — подаришь неприятелям свободу маневра. Соединятся или зажмут с двух сторон. Перейдешь — прикроешься Доном от Ягайлы, но и отступить будет невозможно. Братья Ольгердовичи подали голос: переходить. Тогда сама мысль о бегстве отпадет, ратники будут стоять насмерть. Хотя сами же князья и воеводы разве могли допустить мысль о бегстве? Отступление было уже невозможно. Слишком далеко оторвались от родных пределов. Конники еще могут ускакать, а куда деваться пехоте? Бросить ее в степи на растерзание? Дмитрий Иванович подвел итог: не для того сюда пришли, чтобы думать, как спасать свои шкуры. «Честная смерть лучше злого живота».

Через Дон навели мосты, рать потекла через реку. Каждого известили: когда пройдет последний человек, последняя телега, мосты будут разобраны… Впрочем, эта мера имела чисто психологическое значение. Назад ходу все равно не было: если враг спихнет с обрывистых берегов, мосты не выручат. Наоборот, на них будет давка и погибель. Переправлялись, выходили на широкое поле за рекой. Местные казаки называли его Куликовым. Почему? Так повелось, от дедов слышали и сами звали. Поле понравилась великому князю и его военачальникам. С той стороны, откуда ждали врага, лежало большое открытое пространство. Оно сужалось, вписываясь в излучину Дона, рассекалось оврагами и речками: Непрядвой, Смолкой, Нижним Дубняком, на взгорках шелестели густые дубравы. Здесь можно было развернуться, прикрыть фланги естественными препятствиями, замаскировать резервы.

Воевода Дмитрий Боброк Волынец слушает землю перед Куликовской битвой. Сказание о Мамаевом побоище. Рукопись XVII в.

Еще на Оке Дмитрий Иванович урядил полки, назначил в них воевод. Сейчас государь уточнял разделение по полкам, приноравливал к местности их расположение. Воинов разводили на те рубежи, откуда завтра им предстояло завтра выходить в битву… В это не верилось, но это становилось очевидным. Сражение произойдет именно завтра, в праздник Рождества Божьей Матери. Мамай был в 8–9 верстах, горизонт отсвечивал от костров бескрайнего стана. Дмитрий Иванович и Боброк Волынец проверили войска, постояли на вечерне в шатрах походных храмов. Но и в христианстве в сознании людей сохранились некоторые древние, языческие обычаи, поверья. Об их происхождении давно забыли, они стали просто народными. Великий князь с воеводой выехали в поле, еще разок провести рекогносцировку, и Боброк предложил показать ему «некие приметы». Высматривал всполохи на небе, слушал землю, крики птиц и зверей. Приметы подтверждали то же самое, о чем говорил святой Сергий, — русские одержат победу, но нелегкую и очень недешевую…