Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…протекли два года. Я готовился возвратиться в Москву… <…> Мать моя и две сестры, которых любил я нежно и которые жили в Москве, ожидали меня с нетерпением, и давно сердце мое желало с ними соединиться. Я увидел их, прижал к своему сердцу и оросил слезами, пролитыми от радости и печали. Меня отпустили на 6 месяцев. Я хотел воспользоваться сим отпуском, чтобы посвятить себя трудам кабинета» (188).
Здесь уместно, как нам кажется, вспомнить о том, что сочинительство было в традициях Измайловского полка. 28 июня 1762 года Екатерине II присягал измайловец Н. И. Новиков. В 1770-е годы в Измайловском полку служили В. В. Капнист и поэт, прозаик, переводчик Михаил Никитич Муравьев (отец декабристов Муравьевых, дядя К. Н. Батюшкова), впоследствии добрый знакомый В. Л. Пушкина. Была драматургом, публицистом и переводчиком сама Екатерина II, шеф Измайловского полка. Так что к В. Л. Пушкину пришло, по-видимому, осознание того, что ему надобно не столько служить, но прежде всего писать. Наконец он вступил на поэтическое поприще. Литературный дебют московского стихотворца состоялся в Петербурге.
4. Литературный дебют. «Камин» и «Камины». Первые шаги в поэзии
В одиннадцатом номере журнала И. А. Крылова и А. И. Клушина «Санкт-Петербургский Меркурий» было напечатано стихотворение «К камину». Василий Пушкин скрыл свое имя за подписью «…нъ». Издатель — прозаик, поэт, драматург Александр Иванович Клушин — в примечании так представил пока неизвестного автора:
«Сочинитель сего послания есть молодой, с отличными сведениями человек. Будучи столь же скромен, как и просвещен, пишет он не из тщеславия. Друг Муз, друг уединения сидит перед камином, размышляет, и Камин его трогает чувствительное сердце читателя»[98].
Любезный мой камин! — товарищ дорогой,Как счастлив, весел я, сидя перед тобой.Я мира суету и гордость забываю,Когда, мой милый друг, с собою рассуждаю,Что в сердце я храню, то знаю я один,Мне нужды нет, что я не знатный господин,Мне нужды нет, что я на балах не бываюИ говорить бон-мо насчет других не знаю,Бо-монда правила не чту я за закон,И лишь по имени известен мне бостон.Обедов не ищу, незнаем я, но волен,О, милый мой Камин, как я живу доволен!Читаю ли я что иль греюсь, иль пишу,Свободой, тишиной, спокойствием дышу (119).
Начало многообещающее. Словно почувствовав ветер литературных перемен, Василий Пушкин ориентируется на то новое, что внес Н. М. Карамзин в русскую литературу, — интерес к внутреннему миру образованного дворянина, к жизни частного человека, отказ от материальных ценностей и утверждение ценностей духовных. Размышления сочинителя пронизаны легкой грустью. Но как меняется тон его повествования, когда идеалу уединенной жизни с книгами и творчеством он противопоставляет тех, кто живет в кругу светской суеты:
Пусть Глупомотов всем именье расточаетИ рослых дураков в гусары наряжает,Какая нужда мне, что он развратный мот?Безмозглов пусть спесив. Но что он? Глупый скот!Который, свой язык природный забывая,В атласных шлафорках блаженство почитая,Как кукла рядится, любуется собой,Мня в плен ловить сердца французской головой.Он, бюстов накупив и чайных два сервиза,Желает роль играть парижского маркиза.А господин маркиз, того коль не забыл,Шесть месяцев назад здесь вахмистром служил.Пусть он дурачится! Нет нужды в том ни мало;Здесь много дураков и будет, и бывало.Прыгушкин, например, все счастье ставит в том,Что он в больших домах вдруг сделался знаком,Что прыгать л’екосез, в бостон играть он знает,Что Адриан его по моде убирает,Что фраки на него шьет славный здесь Луи,И что с графинями проводит дни свои,Что все они его кузином называют,И знатные к нему с визитом приезжают.Но что я говорю? Один ли он таков?Бедней его сто раз сосед мой Пустяков,Другим дурачеством Прыгушкину подобен:Он вздумал, что послом он точно быть способен,И чтоб яснее то и лучше доказать,Изволил кошелек он сзади привязать,И мнит, что тем он стал политик и придворный,А Пустяков, увы! советник лишь надворный… (119–120).
Что и говорить: целая галерея сатирических портретов! И это еще не всё. Далее она дополнена портретом Змееяда, доставшего себе неправдою имение: он
…заставляет тех в своей передней ждать.Которых может он, к несчастью, угнетать (120).
Еще один портрет:
Низкопоклонов тут, с седою головою,С наморщенным челом, но с подлою душою (120).
Появляются в стихотворении и Скотинин, «сущий пень, но всеми уважаем», и бездельник Плутов, который «все имение, деревни, славный дом» достал воровством и пронырством.
Конечно, имена говорят сами за себя. Но в острых характеристиках, которые дает персонажам сочинитель, — еще и мастерство, и наблюдательность, и сатирическая традиция. Герои Василия Пушкина заставляют вспомнить персонажей Д. И. Фонвизина: Скотинин Василия Львовича сродни Скотинину из комедии «Недоросль». Вполне вероятно, что автора «Камина» вдохновляла и сатирическая сказка И. И. Дмитриева «Модная жена». Она была написана в 1791 году, в 1792-м напечатана в карамзинском «Московском журнале» и пользовалась большой популярностью, многие ею восхищались. По свидетельству Ф. Ф. Вигеля, «…„Модную жену“… начали дамы знать наизусть»[99]. В «Старой записной книжке» П. А. Вяземского, сохранился забавный рассказ о госте И. И. Дмитриева — московском священнике:
«Он не любил митрополита Филарета и критиковал язык и слог проповедей его. Дмитриев… защищал его.
— Да помилуйте, ваше превосходительство, — сказал ему однажды священник, — ну таким ли языком писана Ваша „Модная жена“?»[100]
Эту стихотворную сказку высоко ценил А. С. Пушкин.
В. Л. Пушкин ставил ее наравне с творениями Г. Р. Державина и Н. М. Карамзина:
Люблю Державина творенья,Люблю я «Модную жену»,Люблю для сердца утешеньяХвалу я петь Карамзину (161).
Трудно сказать, что лучше удалось И. И. Дмитриеву: рассказ, легкий и непринужденный, живописная картинка дворянского быта или же сатирические портреты модной жены, дамского угодника Миловзора и обманутого мужа Пролаза. Портрет Пролаза особенно хорош:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});