Василий Львович Пушкин - Наталья Михайлова

Под этими стихами к портрету И. И. Дмитриева, сочиненными в 1810 году его ближайшим другом Н. М. Карамзиным, мог бы подписаться и Василий Львович.

Итак, стихотворное послание к дяде племянника-лицеиста, в котором сказались семейственные отношения, житейская ситуация выбора жизненного пути, литературные пристрастия двух поэтов, — это еще и маленькая энциклопедия, перечень тех авторов, кто

…бранную повесил лируМеж верной сабли и седла (I, 252).

И — что для нас в данном случае особенно интересно — свидетельство, пусть поэтическое, но в то же время, как нам представляется, весьма достоверное, об отношении Василия Пушкина к военной службе:

Парады, караул, ученья —Все это оды не внушит,А только душу иссушит.

О парадах, караулах, учениях дядя знал не понаслышке, мог рассказывать племяннику на основании собственного опыта. Однако было бы неверным полагать, что во время действительной службы в Измайловском полку Василия Пушкина занимало только это. В Петербурге были у него и радости, и развлечения.

3. Петербургские развлечения

В те дни, как все везде в разгулье:Политика и правосудье.Ум, совесть и закон святойИ логика пиры пируют,На карты ставят век златой,Судьбами смертных пунтируют,Вселенну в трантелево гнут;Как полюсы, меридианы,Науки, музы, боги — пьяны,Все скачут, пляшут и поют[82].

Разгулье гвардейцев не имело границ: пьянствовали по кабакам, дебоширили в борделях, рубились на саблях, самозабвенно предавались картежной игре, пугали мирных обывателей (разбитые окна — чуть ли не самые невинные их шалости).

О дисциплине не было и речи.

«…в 1793 году приехал в Петербург князь Н. В. Репнин; он вступил в командование Измайловского полка и сделал смотр оному. Князь нашел полк так запушенным, что приказал составить образцовую команду, в которую назначил и меня»[83], — писал Е. Ф. Комаровский. И хотя сия команда была создана и ею князь Н. В. Репнин остался доволен, существа дела она не изменила.

Заметим, что недисциплинированность гвардейцев стала своего рода традицией. 30 ноября 1833 года, то есть в царствование Николая I, А. С. Пушкин записал в дневнике:

«Несколько офицеров под судом за неисправность в дежурстве. Великий князь их застал за ужином, кого в шлафроке, кого без шарфа… Он поражен мыслию об упадке гвардии. — Но какими средствами он думает возвысить ее дух? При Екатерине караульный офицер ехал за своим взводом в возке и в лисьей шубе. В начале царствования Александра офицеры были своевольны, заносчивы, неисправимы — а гвардия была в своем цветущем состоянии» (XII, 315).

Показательно, что А. С. Пушкин ничего не пишет о царствовании Павла I. Именно тогда жесточайшей муштрой удалось на время подтянуть гвардейцев.

Великий князь Павел Петрович еще до вступления на престол не жаловал Екатерининскую гвардию. Он даже представил императрице записку с предложениями о ее реорганизации, но записка его осталась без внимания. Екатерина II смотрела сквозь пальцы на разгул гвардейцев.

Гвардеец Василий Пушкин по мягкости характера вряд ли принимал участие в буйных забавах. Скорее всего его привлекали другие развлечения, которых в Северной столице было предостаточно.

Напомним, что в повести «Любовь первого возраста» Василий Львович рассказал о том, как он приехал в Петербург после окончания Русско-шведской войны:

«Осенью заключен был мир со Швециею. <…> Великая Екатерина, которой все царствование было беспрерывным торжеством, любила торжества и праздники, и столица праздновала мир со всевозможными увеселениями. Только и говорили о парадах, иллюминациях, балах и фейерверках» (187).

Торжества и праздники отличались необыкновенной пышностью. Роскошь двора была неимоверной. Князя А. Б. Куракина не случайно прозвали бриллиантовым князем. Шляпа князя Г. А. Потемкина была отягощена бриллиантами настолько, что голова Светлейшего не выдерживала ее и шляпу почтительно носил за ним адъютант. Любимец императрицы князь П. А. Зубов щеголял в залитом бриллиантами мундире. Он имел обыкновение носить в кармане камзола алмазы; пересыпая их на руке, любовался их ослепительным блеском. Государыня жаловала своих подданных и бриллиантовыми перстнями, и драгоценными табакерками, осыпанными бриллиантами. Такой табакеркой наградила она Г. Р. Державина за оду на взятие Измаила. Василий Пушкин о подобных наградах не помышлял. Но и у него был бриллиантовый перстень. В 1808 году он подал в ссудную казну Императорского Московского воспитательного дома «Объявление»:

«Сего 1808 года Сентября 4 дня заложен мною в оной казне Перстень с бриллиантами за 300 руб[лей] на 3 м[есяца], на что и дан билет под № 3812, которому срок минет Декабря 4 дня, ныне оной билет нечаенным случаем мною потерян; почему и прошу всепокорнейше Ссудную Казну, есть ли кто оной билет найдет, принесет и будет требовать выкупа или отсрочки, оного Ему не производить, и в предосторожность же мою и в Московских ведомостях троекратно публиковать не премину. К сему объявлению Коллежский Асессор Василий Львов сын Пушкин руку приложил.

Ноября дня 1808 года»[84].

Нашелся ли потерянный закладной билет, смог ли выкупить В. Л. Пушкин свой бриллиантовый перстень — мы не знаем. Но, может быть, он сверкал на его пальце уже тогда, в бытность его гвардейским офицером в Петербурге.

Гвардейцы танцевали на придворных балах. Их принимали знатные вельможи в петербургских домах и загородных имениях, где гремела музыка, сияли огни, столы манили изысканными яствами и тонкими винами, дамы блистали красотой и драгоценными уборами, мужчины отличались остроумием и галантностью, «…при императрице мы помышляли только, чтобы ездить в общество, театры, ходить во фраках»[85], — вспоминал измайловец граф Е. Ф. Комаровский. Говорили, что прапорщик Измайловского полка М. А. Милорадович нанял балетмейстера, сказался больным и не выходил из своих покоев, пока не превзошел своего товарища, считавшегося первым танцором. Еще говорили, будто он заказал себе триста шестьдесят пять фраков к зависти тогдашних щеголей. Вряд ли Василий Пушкин, который любил «по моде одеваться /И в обществах приятных быть», мог соревноваться с однополчанином М. А. Милорадовичем по части столь грандиозного гардероба, да и первенствовать в танцах он не стремился. Его вполне оценили за любезность, веселость, искусство декламации, стихи.