Бунт в «Зеленой Речке» - Тим Уиллокс

Девлин дернула плечом и отвернулась.

— С его стороны было бы очень любезно, но в конце концов это не мое дело.

Коули покачал головой:

— Мне он тоже ничего не говорил, пока не состоялось заседание комиссии. Знай я об этом раньше, черта бы лысого у него что-нибудь получилось.

Девлин повернулась и уставилась на негра:

— Вы бы помешали его освобождению?

— Можете не сомневаться.

— Не могу вам поверить.

Коули спокойно выдержал ее взгляд:

— А вы полагаете, что я хочу заправлять этим заведением один? Думаете, я управлюсь? А как насчет того, чтобы пойти ко мне в помощники после того, как Клейн свалит?

— Я не верю, что вы могли бы так с ним поступить.

— А вы по-прежнему не понимаете, каково нам здесь, докта Девлин? Вам бы только вопросники заполнять, до сути вам и дела нет. Думаете, здесь все реально, но это не так: все это игра. И если вздумаешь жить здесь по законам реального мира, ты погибнешь. Принимай условия игры и получишь шанс. А этот ваш Клейн научился играть хорошо. Сыграйте с ним и увидите, как он вас раскрутит. Вы же девушка азартная, должны понимать…

— И все же не понимаю, — ответила Девлин.

— Видел я, как вы на него смотрели, — сказал Коули.

Девлин сжалась; неожиданно ей показалось, что голова ее стала прозрачной, и Коули может читать ее самые потаенные мысли. Тем не менее она постаралась выдержать взгляд негра.

— У человека здесь единственный долг, — продолжал тот, — это его долг перед самим собой. И не надо требовать того, чего он дать не может.

Чувствуя себя глупой и косноязычной, Девлин кивнула. Коули был прав. Она сглотнула слюну:

— Его освободят?

Коули медленно моргнул и кивнул:

— „Пи Вайн Спешл“ отходит от вокзала. Как я уже сказал, Клейн по натуре игрок.

— А как же все это? — спросила Девлин. — Я хочу сказать, а как же со всем этим?

Коули озадачено взглянул на нее:

— Вы это о чем, докта?

— А как же его работа, которую он делал с вами для этих несчастных людей?

— Вы что, думаете, Клейн предпочел бы вкалывать на сверлильном станке? Или штамповать пряжки для ремней? Это просто еще одна роль.

— Я в это не верю, — сказала Девлин, чувствуя дрожь в своем голосе.

Коули пожал плечами:

— Вы, как и все остальные, можете верить во что хотите. — Он повернулся к двери. — Если хотите, подождите здесь — он скоро придет.

— Коули!

Негр снова просунул голову в кабинет.

— Мне нужно вам кое-что показать, — сказала она. — Это важно.

Коули выгнул бровь:

— Позовите, когда понадоблюсь. Я буду здесь рядом. — Он остановился. — Я вам тоже кое-что скажу — на случай, если вы сами еще не знаете.

— Что именно?

— Ваш Клейн выглядит очень неплохо разоблачившись.

Девлин не поняла, покраснела она или нет.

— Чего-чего?

— Без рубашки, — пояснил Коули. — Да и петушок у него для белого — дай Боже. Правда, старого Лягушатника он близко не подпускает, но может быть, вам удастся приманить его чем-нибудь, чего у меня нет.

Теперь до Девлин дошло, что ее лицо просто пылает. Коули похабно хохотнул.

— Коули, вы козел, — произнесла Девлин.

Негр ухмыльнулся:

— Не обращайте на меня внимания, докта Девлин.

Девлин обнаружила, что против своей воли улыбается.

— Желаю вам выиграть сегодняшнее пари, — пожелал ей Коули.

Девлин поставила на то, что сегодня „Лейкерс“ побьют „Нике“ с разницей более чем в шесть очков. По ее наблюдениям, ее склонность к азартным играм — единственное, что в ней нравилось Коули.

— Ага, — ответила она. — Спасибо.

Голова Коули исчезла, и дверь захлопнулась. Девлин присела на краешек стола: известие о возможности освобождения Рея Клейна поразило ее. Внутри все сжалось: в ней жила вера в то, что приглушенные интеллектом и знаниями инстинкты не обманывают. Согласно теории Коули насчет игры и реальности освобождение Клейна представало в новом свете. А то, что Девлин хотела Клейна — ноющая боль внизу живота подтверждала это, — было новой игрой, в которой она отнюдь не являлась экспертом. Девушка открыла чемоданчик и достала пачку „Уинстон Лейте“. Затянувшись и насытив кровь никотином, она почувствовала себя лучше. Нет смысла обманывать себя: она не хотела терять Клейна. Другой вопрос: как его удержать? По этому поводу у Девлин была парочка идей. Следующее: а на кой черт она вообще нужна Клейну? Девлин затянулась еще раз. Последний вопрос пока остался без ответа, но она постарается что-нибудь придумать…

Глава 8

Рей Клейн прикидывал, сидя на деревянной скамье на первом этаже административной башни, будут ли раздражать начальника тюрьмы широкие темные полосы пота на его, Клейна, рабочей рубахе. Дабы не опоздать, он преодолел четыреста метров от лазарета до башни бегом и, конечно, вот уже двадцать минут ждал, обливаясь потом. А вдруг Хоббс решит, что он вспотел от нервного напряжения? Если Клейн разобрался в начальнике, тот не был любителем подхалимажа. Ну и хрен с ним — все равно уже ничего не поделаешь. В памяти всплыл непрошеный куплет старой песенки:

Когда я был ребенком просто,Спрашивал у матери: дай-ка мне ответ,Буду я богатым? А какого роста?И давала мама мне такой совет…

Клейн невольно затрясся от смеха: в голове звучал голос Дорис Дей. Нет, подумать только: он сидит здесь, в гнусной клоаке общества, прокручивая в своей черепушке невесть откуда взявшуюся в памяти песенку тридцатилетней давности. Буду я богатым? А какого роста?.. Клейн будто наяву услышал, как Дорис Дей набирает в легкие воздух и выдает припев: „Que sera sera! Будь что будет!“ В наши дни в этих виршах звучит что-то подрывное, какой-то неостоицизм, если не сказать неомарксизм. Интересно, подумал Клейн, сколько мальчишек в свое время онанировали, мечтая о Дорис Дей? Миллионы, наверное… Кажется, и он, Клейн, как-то пытался… Его сексуальным фантазиям не помешает некоторая новизна. Клейн вдруг удивился своей эрекции…

— Что это вас так развеселило, Клейн?

Вскочив с места, Клейн стер улыбку и поднял глаза: в дверях приемной стоял, как всегда, мрачный капитан Клетус. Поскольку капитана все боялись и ненавидели, он, по понятным причинам, развил в себе манию преследования и любую ухмылку принимал на свой счет. Бенсон из блока „A“ провел как-то целую неделю в карцере только за то, что употребил сравнение — „широкий, как жопа Клетуса“. Клейн решил, что лучший способ убедить капитана в отсутствии злостных намерений — честно объяснить причины своего веселья, и встал по стойке „смирно“.

— Я думал о Дорис Дей, капитан, сэр! — доложил доктор.

Клетус подошел вплотную и, казалось, целую вечность смотрел на Клейна, нос к носу.

— Дорис Дей? — переспросил он наконец.

— Да, сэр, — подтвердил Клейн.

Клетус продолжал молча смотреть на доктора.

— Я вспомнил песню „Что будет, то будет“, сэр, — пояснил тот. — Знаете, „Que sera sera“…

— Que sera sera, — повторил Клетус.

— Да, сэр. Будь что будет, знаете ли…

— А не слишком ли ты умный, Клейн?

— Надеюсь, что нет, сэр! — ответил доктор.

В первый раз за три года Клейн удостоился чести видеть на лице капитана улыбку.

— Ты ведь пришел сюда для встречи с начальником тюрьмы?

— Так точно, сэр!

Клетус снова помолчал, не отрывая взгляда от лица Клейна.

— Иди за мной, — приказал он наконец.

Взмокнув еще сильнее, Клейн последовал за капитаном по лестнице, ведущей в башню. Глядя на маячившую перед носом здоровую задницу Клетуса, Рей крыл себя на чем свет стоит за то, что позволил расслабиться и впустить предательский голос Дорис Дей. Миновав четвертый лестничный марш, Клетус остановился в начале короткого коридора, у обшитой деревом стены. В другом конце коридора находился кабинет Хоббса. Капитан повернулся к Клейну.

— Теперь пой, — предложил он.

Клейн перевел взгляд с Клетуса на дверь кабинета начальника тюрьмы и обратно.

— Сэр? — переспросил он, сглотнув.

— „Que sera sera“, — напомнил Клетус. — Пой.

— Я не помню слов, — сказал Клейн.

— Уж и не знаю, как там решила распорядиться твоей паршивой задницей комиссия по освобождению, — сказал Клетус, — но покуда ты не вышел за ворота, она находится в полном моем распоряжении. И если я прямо сейчас, здесь, наложу на тебя взыскание, комиссия ведь может и пересмотреть свое решение…

Ну, тварь, подумал Клейн, старательно избегая глаз капитана, чтобы не выказать во взгляде все, что он о нем думает.

— Послушайте, — начал Клейн, кашлянув. — Если я нечаянно произвел на вас впечатление большого умника, то, уверяю вас, у меня и в мыслях ничего подобного не было, и я прошу у вас, капитан, прощения и приношу вам свои глубокие извинения безо всяких задних мыслей…