Стройотряд уходит в небо - Алэн Акоб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он наконец открыл глаза, то увидел как мимо него уводят Витю в наручниках. Жора распахнул рубашку и стал с остервенением срывать с себя приклеенные скотчем микрофоны с прослушкой.
Рузанна во сне
У меня Ковид, подумал я прощупывая пульс, внимательно прислушиваясь к организму, сердце било ровно и часто, восемьдесят ударов в минуту. Казалось бы какая связь между гриппом и сердцем? Просто хотелось убедиться, что сердце не подкачает, в случае чего. Началась болезнь с головной боли. Потом потекло с носу, появился лёгкий кашель. Всё пройдёт, успокаивал я себя, это просто простуда, жутко не хотелось верить, что у меня Ковид. Когда на третий день у меня пропал вкус, я насторожился, на следующий день исчезло обоняние, я понял, что он у меня есть, убеждаясь в этом, по несколько раз в день нюхая баночку с перцем, которая лежала рядом с газовой плитой. Потом началась слабость, руку поднять неохота, следом страх за жизнь и здоровье окружающих. Может, я уже заразил кого то, жену, детей, соседку. Нежданно появился удушающий кашель, дышать тяжело, всё стало очень не просто. Я лежал на кровати не в состоянии пальцем пошевелить и от нечего делать, вспоминал всю мою жизнь, от рождения до сегодняшнего дня. Порой мне казалось, что я схожу с ума, настолько не хотелось умирать.
Не знаю, как я выжил, за счёт чего, какого резерва моего измотанного борьбой организма, который в нужный момент проснулся и сделал своё дело, добил ослабевшего вируса. После болезни, рассматривая себя в зеркале, или то что осталось от моего, когда то выпирающего животика с которым долгое время я не мог расправиться, я подумал: жизнь продолжается, но она теперь никогда не будет как прежде.
Я был молод, она сидела обнажённая перед мной и я очень хотел её, желание было взаимным, хотя бы, потому что она разрешила себя раздеть. Но только, дело не шло дальше этого, потому, что нельзя, она твёрдо говорила нет и это портило всё. Эта мизансцена, пережитая в молодости, неизвестно почему, после болезни, стала настойчиво появляться во сне. И так почти каждый день. Я, она, комната, кровать, серые занавески с пятном от вина внизу похожим на Африку, обшарпанные местами обои, письменный стол, выгоревший от солнца паркет, на стене часы с кукушкой показывают полтретьего. Кошмар переходящая в хроническое недосыпание. Я пытался не спать, изнуряя себя бессонницей, пью литрами кофе, но каждый раз засыпая снова вижу её. У меня в голове теперь хаос, я сам ничего не пойму. Мне, всегда казалось, что после шестидесяти лет, когда ты женат, добился чего то в жизни, когда у тебя начинаются проблемы с давлением и всё что было когда-то с тобой ушло в небытие навсегда, ничего теперь не возвратить.
Я молча иду по пустынной улице. Шальной осенний ветер крутит мусор на земле, бледные с коричневыми прожилками листья он кидает мне в лицо, воет и плачет в осиротивших кронах деревьев, которые ветками уходят в небо. Никто не хочет меня остановить, на пути к моему последнему безумию жизни, уже поздно, время начало свой отчёт.
Однажды царь Соломон пригласил эфиопскую царицу Македу к себе на пиршество, где подавалась острая пища. После пиршества, когда Македа решила остаться переночевать в гостях, она попросила царя Соломона поклясться, что он не тронет её ночью. Царь Соломон уверил, что не заберёт ничего у неё, если она не возьмёт ничего у него. Ночью царице очень захотелось пить, она проснулась и потянулась за кувшином с водой, который стоял у изголовья её кровати. Царь Соломон любовавшийся из-за двери красотой спящей царицы, сразу же вошёл в опочивальню напомнив ей об её обещании. Ведь вода это самое драгоценное из всех земных благ. Тогда царица взяла кувшин и выпила из него воду, тем самым освобождая царя от его обещаний и в ту же ночь Соломон лишил её девственности.
Вы не поверите, но я нашёл её. На мою просьбу встретиться, она ледяным голосом дала своё согласие, чем несколько озадачила меня, словно ждала моего звонка. Честно говоря, для меня это была полная неожиданность, что Рузанна так быстро согласится.
Наша встреча должна произойти у неё на квартире, где мы с ней виделся последний раз, дверь будет открыта. Таковы были её условия, которые я конечно же сразу принял.
Поминутно закрывая распахивающее от ветра пальто, не соображая от волнения, что можно застегнуться на пуговицы. Я всё время думал, что ей сказать когда увижу, может купить цветов и сладостей, или бутылку коньяка, а вдруг она меня не так поймёт, а может она постарела и стала страшной, как я например, а может ещё страшнее чем я, да куда уж дальше. Если раньше своё вспухшее от водки лицо я видел в зеркале только с похмелья утром, то теперь всякий раз когда бреюсь, удивляюсь своей отёкшей роже в анфас. Каждый раз после бритья, с зеркала на меня смотрит испуганный человек с мелкими морщинами и мешками под глазами. Куда пропала уверенность в глазах. Ах какая же всё-таки мерзость, этот возраст, пока ты молодой никогда не думаешь о старости, и правильно делаешь, ведь в молодости каждая минута дорога, каждое мгновение надо испить до конца. С такими вот, не весёлыми мыслями, я шёл по городу где родился и вырос. Мои родители поменяли работу и переехали за тысячу километров южнее, оторвав меня от друзей и Рузанны. Вот двор, где я играл в футбол с друзьями, мечтал, забивать голы как бразилец Горринча; здесь я впервые подрался из-за девушки, их было трое я один, месяц потом хромал после этого; проходя мимо обшарпанной от времени хрущёвки — здесь мы прощались Рузанной когда я её провожал домой. Ну вот и знакомый до боли дом, сколько раз я бродил под его стенами, в надежде увидеть её милое лицо в окне. Лестница, со стёртым бетоном посередине, по которой ступала милая нога, всё та же обитая кожей дверь, под номером 25. Дверь и вправду незаперта. В передней никого, на кухне тоже, так и воры могут
