Серебряный филин - Сергей Аникин

— То есть вы считаете, что если ему дали четыре или, скажем, десять лет, то он не исправится?

— Да хоть двадцать лет ему дадут, он выйдет и будет дальше заниматься этой дрянью. И если даже его кастрировать, то гнев внутри него закипит, и он будет ещё жёстче издеваться, избивать и убивать своих жертв.

— Ну, к сожалению, мы не можем повлиять на закон. Он написан до нас, и его пишет и устанавливает другой круг людей. Я думаю, там люди с учёными степенями, доценты, профессора.

— А я думаю, что его устанавливают в Государственной думе, и нужно восемьдесят процентов этих людей принудительно в психиатрическую клинику. Чтобы им кололи сильнодействующие транквилизаторы и они принимали таблетки, а не законы, — нервно отчеканила она.

— Я психиатр и хотел бы поговорить с вами на другую тему. Хотел вам предложить лечебный гипноз.

— Вы знаете, я чувствую себя лабораторной крысой. Вы, психиатры, будто накачиваете пациентов антидепрессантами и сажаете в клетку, чтобы после наблюдать, как себя поведёт пациент. А подопытный точно находится в клетке и бежит по огромному лабиринту, — она вздохнула и продолжила: — И какую дорогу в лабиринте он ни выберет, она приведёт его к могильной плите, вы точно бросаете меня в пасть к волкам.

Он кинул на неё печальный взгляд, который свидетельствовал о том, что в её мыслях, которые она высказала, нет ни грамма здравого смысла.

— Я врач и понимаю вас лучше, чем вы себе представляете. Не держите всё в себе, иногда просьба о помощи — это всё, что вам нужно, я искренне хочу, чтобы у вас всё было хорошо, поэтому не питайте себя ложными иллюзиями, а раскройте мне, что у вас внутри? Что вас тревожит? Потому что психиатр — это врач, который лечит человеческий разум.

Она обнажила ряд белоснежных зубов и засмеялась во весь голос.

— Лечит человеческий разум, — произнесла она с издёвкой. — Не знаю, что вы курите, но из вас психиатр, как из меня кандидат на получение Нобелевской премии.

— Я хочу, чтобы вы успокоились. Прошли и прилегли на кушетку, — предложил он.

После он указал правой рукой на кушетку, на которой сверху была расстелена белая простынь. Имелась и подушка в цвета морской волны наволочке. Она посмотрела на кушетку и перехватила взгляд врача.

— Ну если вам это поможет, я могу прилечь, — согласилась она. Встала и прошла к кушетке, легла на спину.

— А теперь закройте глаза и расслабьтесь. Я включу метроном, а вы слушайте только мой голос.

Она закрыла глаза, он достал из средней ячейки письменного стола метроном и отдёрнул стрелку. «Так-так», — метроном начал отсчёт, как секундная стрелка часов.

— Мне нужно, чтобы ты полностью расслабилась. Чтобы все мысли покинули твою голову. Представь, что ты плывёшь и волна океана подхватила твоё тело, — говорил он спокойным голосом. — Все наши эмоции как прошлые воспоминания. Каждая эмоция как натянутая леска, на которую нанизаны бусы из народных воспоминаний.

— Я точно погрузилась в цвета молока облако, высоко, в ярко-голубом небе, — сказала она.

— Если ты не хочешь, чтобы яркая эмоция погасла в тебе, то событие, которое её вызвало, выстраивается в твоей памяти в хронологическую цепочку, — продолжил он.

Его голос чем-то напоминал голос священника, который читает проповедь в церкви.

— По этой цепочке ты можешь прокладывать себе путь от одного воспоминания к другому, пока не придёшь к тому воспоминанию, с которого всё началось. Чтобы я смог найти корневую точку развития болезни, найти травмирующую ситуацию и помочь тебе осознать её реальность.

Он перевёл дыхание и на секунду остановился, она лежала не шелохнувшись, точно спала крепким сном.

— Где ты сейчас находишься?

— Я на пляже. Сейчас день, я плаваю в море.

— В большинстве случаев все наши болезни — это эмоциональный стресс. Мы хотим избавиться от этого стресса, чтобы он и вовсе не существовал. Потому что, что бы мы ни делали, мы испытываем это чувство всякий раз, когда болезнь берёт верх. Если умозрительно представить события, которые её сформировали, то мы увидим ту самую цепочку, в которой каждое звено усиливало специфическое душевное состояние. Как любому воплощению предшествует замысел, так и всякому физическому процессу предшествует картинка, создаваемая нашим воображением. Каждая болезнь — это импульсивный взрыв наших переживаний на нервной, как гитарная струна натянутой системе. Таким образом, фундаментом твоего заболевания является не что иное, как твой же головной мозг, а точнее, твоё воображение, отравленное болезнетворными воспоминаниями. Моя задача — избавить твой мозг от ненужных, второстепенных личностей, то есть твоё расщепление на множество воссоединить в одну личность, которой ты в итоге и будешь являться. Ты меня слышишь?

— Да.

— Как тебя зовут?

— Таня Шкляева.

— Сколько тебе лет?

— Мне пятнадцать.

— Где ты сейчас находишься?

— Сижу в автобусе и еду домой.

— Отлично.

— Сейчас я выключу метроном, и ты будешь слышать только мой голос.

— Хорошо.

Врач остановил стрелку метронома и поставил его на письменный стол.

— Ты должна доверять мне, поэтому расслабься, ни о чём не думай, твои веки, точно перья перепела, закрыты и расслаблены. Ты со мной?

— Да, еду в автобусе домой.

— Доверяй только моему голосу и расскажи мне свою историю.

— С резким рёвом остановился автобус, и я вышла, двери захлопнулись. И он поехал дальше, а я, с ранцем за плечами, в летнем платье, пошла домой. Яркие солнечные лучи гладили моё лицо и обнажённые плечи. Была середина мая, по ощущениям как будто середина июля. Про свою маму я рассказывать ничего не буду, потому что она умерла, когда мне было пять лет, погибла в автокатастрофе, а вот папа ещё тот гусь оказался. Итак, сегодня мы закончили рано, и я подошла к своему дому. Мы жили в посёлке, в частном двухэтажном коттедже. Открыла калитку. И сразу услышала ругань: судя по голосам, мужчина ругался с женщиной. Я заглянула в окно и увидела, как мой отец в одних трусах сидит на диване и рядом с ним сидит женщина примерно моего возраста.

О чём они беседовали, а скорее ругались, я не прислушивалась, но затем увидела, как он отвесил ей пощёчину и из её глаз брызнули слёзы.

— Отвали от меня, козёл! — выкрикнула она.

— Захлопни пасть, стерва, — в ответ гаркнул он.

С дико трепещущим сердцем наблюдала я эту картину, но вмешиваться не было смысла, да я и не хотела. Затем всё произошло в мгновение ока. Он схватил рукой её за горло и сдавил его, ударил затылком об косяк три раза. На косяке