Опасный возраст - Иоанна Хмелевская

— Да ты не беспокойся, — утешал братец. — Вот поправишься, я снова подожгу!

— Ну тогда ладно…

В домашней жизни мамуля дополнительно доставала меня с помощью угля. Уголь получали по наряду, кроме того, покупали краденый, потому как по наряду хватало до января, и ни на день дольше. В подвале оставалось немного крошки, и я пребывала в спокойствии: и по наряду и воровские трофеи одним махом закуплю в октябре. Мамуля начинала пилёж с августа. Изо дня в день донимала меня на разные лады и, откровенно говоря, оказала громадную услугу: из-за этого проклятущего угля вдруг выскочило дело Столярека.

В сентябре у меня уже не хватило терпежу все это слушать, и я почти перестала бывать на Аллее Неподлеглости. Почти — значит заходила каждый второй или третий день. Ежи возвращался домой сам, а Роберт там оставался. Дабы возместить упущенные возможности, мамуля регулярно присылала ко мне отца осведомиться насчет угля. У отца преобладали человеческие чувства, и он лишь вскользь намекал про уголь. Вполне учитывая такой оборот, мамуля пришпиливала ему на лацкан пиджака бумажку с соответствующим текстом. В конце концов я просто взбесилась: не по злому умыслу не покупала угля — денег не было, к тому же краденый уголь стоил дороже; короче, я ждала премии. Да и с доставкой угля эмоций хватало: приходилось торчать на стреме, пока весь не перенесут в подвал, и все равно умудрялись надуть. К тому же угольщики, обманывая, еще и норовили похлопать меня по заду. Не знаю уж почему, но я пользовалась у них бешеным успехом. Материнского давления не выдержала — психическую сопротивляемость приходилось беречь для работы, не растрачивать же ее в домашних баталиях. И я решилась занять денег на топливо, денег ни у кого не случилось, спас меня Столярек, если это можно назвать спасением.

Он постоянно проворачивал какие-то таинственные гешефты, отчасти выявленные в "Подозреваются все!" (выше напоминала — прочитайте сперва эту книгу, ничего не поделаешь — таки надо!). Гешефт обделывался следующим образом: некто покупал что-нибудь за наличные, в нашем случае покупатель решился приобрести телевизор «Изумруд». Столярек, отведя меня в сторонку, таинственным шепотом оповестил: «Вы купили изумруд…» Я опешила — рехнулся, делать мне больше нечего, только обзаводиться драгоценностями… Конечно, тут же спохватилась, что речь о телевизоре. Некто заплатил наличными, а официально покупка была оформлена в кредит; наличные мы забрали, поделившись с кем надо. Из этих денег Столярек собирался взять взаймы полторы тысячи, а взял три с половиной, вернул из них пятьсот злотых, остальные мне так и не удалось с него содрать. Весь долг за кредит, ясное дело, выплатила я. Вот по этой-то причине в книге я его и убила.

Уголь все же закупила, на некоторое время в семействе воцарился мир.

Приблизительно в ту же пору мне удалось найти приходящую домработницу, Геню, женщину не первой молодости, опытную хозяйку, уж конечно, по-опытнее меня. Она приходила два раза в неделю, топила печи, прибиралась, иногда стирала.

Стирка явно не моя стихия. С прачечными тогда происходили какие-то катаклизмы, Марыся, моя золовка, просто брезговала сдавать белье и убедила меня. Я решила стирать сама облегченным советским способом — кипячением: в бачок закладывается сухое белье, естественно, с мылом и порошком, кипятится два часа, полощется. По желанию крахмалится, но я заранее отказалась от крахмала и от катания. Поглажу, и хватит.

Рецепт применила на практике, убрала выстиранное на место, вскоре пришла Геня. Присела у шкафчика и принялась разбирать.

— А почему вы грязные вещи сложили вместе с чистыми? — удивилась она.

Я возмутилась:

— Какие грязные? Пани Геня, все выстирано!

Геня достала наволочку, разложила и осмотрела:

— И это выстирано?..

— Конечно… По русскому способу.

Геня ничего не сказала. Покачала головой, странно посмотрела на меня, рассортировала белье и все мои трудовые достижения забрала с собой к дочери, которая как раз затеяла большую стирку. Принесенное потом Геней белье и в самом деле явно побелело…

Уголь из подвала носил Ежи. Правильно ли я решила, чтоб двенадцатилетний мальчишка носил тяжести на четвертый этаж, не знаю, другого выхода не было. Кстати, много позже оказалось, что у него прекрасно развилась мускулатура спины и рук, благодаря чему у нас не возникало никаких неприятностей с позвоночником. И до сих пор нет. Разумеется, Ежи вовсе не пылал энтузиазмом — уголь вменялся ему в постоянную обязанность, равно как и бутылка под молоко, которую каждый вечер надлежало не забыть выставить за дверь. Про бутылку он не забывал после того, как однажды в два часа ночи я извлекла его из постели, чтобы выполнил свой долг. А уголь давал поводы для обучения мальчика искусству логического мышления.

— Послушай, дорогое дитятко, — начала я однажды вечером. — Ты можешь мне сказать, чем занимается уборщица?

— Натирает пол, — не задумываясь ответствовало дитятко. — Иногда моет. Вытирает пыль. Моет окна…

— Да уж, особенно теперь, зимой. А зимой чем занимается?

Дитятко задумалось:

— Долго одевается… Лед обдирает с подоконника и со стекол… А… надо угля принести?

Ну вот, пожалуйста, понял! И сам пошел за углем!

Роберт рвался мыть посуду, но это ему запрещалось: в доме не водилось неограниченного количества стеклянных и фарфоровых сосудов. «Будешь мыть посуду, когда подрастешь» — эти слова оказали волшебное действие: на долгое время мытье посуды сделалось желанным и обожаемым занятием. Увы, позже это обожание прошло, а жаль.

Стирка трусиков и носков входила в обязанности Ежи. При удобном случае замечу: дети всегда реагируют на честность. Если мамаша летает по кафе или, сидя дома, ковыряет в носу, дети не захотят работать. Когда же, укладываясь спать, видят мать за работой и утром, вставая, застают ее на том же самом месте за тем же самым занятием, вкалывают по дому любо-дорого. Хочешь не хочешь мои дети научились готовить, шить, убирать, гладить, стирать и делать всевозможный мелкий ремонт. Разумеется, я уставала, часто не хватало терпения. Когда однажды Ежи в третий раз за вечер явился сообщить, что натворил Роберт (братец принялся разбирать газовую горелку в ванной), я остервенела. Фурией помчалась в ванную, Роберт уже отвинтил обе ручки, я схватила ручки — по-видимому, хотела привинтить их обратно, но руки тряслись, не попадала в нарезку. Завопив словно бешеная, я швырнула детали, к счастью не угодив в детей, и с ревом убежала к себе. Через несколько минут старший сын на цыпочках вошел в комнату и испуганно прошептал:

— Не беспокойся… Я поправил…

Кажется, я была плохой матерью.

Время от времени Ежи бунтовал.

— С чего это я должен стирать сопляку подштанники и носки?! Он сам не может? Что он для меня делает?!!!

— Ничего, — уговаривала я. — Скоро и он для тебя кое-что начнет делать, например готовить. Пока что его, пожалуй, стоит научить.

Ежи приступил к обучению братца основам домашнего хозяйства. Роберт согласился охотно, пожалуйста, он с удовольствием выстирает носки.

— Мать, — старший ребенок оторвал меня от чертежной доски, — он сидит в ванной почти час… и все стирает. Как думаешь, сколько у него этих носков? По-моему, он взял одну пару.

Мы с интересом заглянули в ванную.

Роберт засунул в носок мыло и, сидя на краю ванны, держал его под краном. Ждал, пока выстирается.

Единственное, чем неукоснительно приходилось заниматься мне, — покупка продуктов. Еда в доме должна быть, а магазины закрывались в семь. Ожесточенно караулила я этот седьмой час, чтобы не опоздать, выбегала из мастерской, покупала кое-что, а после волокла домой полную авоську, случалось, и поздно ночью.

Как-то возвращалась часа в два ночи. Нижний Мокотов не слыл спокойным районом, полно хулиганья, одним словом, женщину подстерегали всяческие опасности. Я про них и думать забыла; спускаясь по лестнице у базара, волокла огромную тяжеленную сетку, в ней под всякой снедью в коробке покоился десяток яиц. Снизу навстречу мне поднималось пятеро субъектов подозрительного вида. Наверняка хулиганы — пожалуй, нападут…

Я не остановилась. Продолжая спускаться, сообразила — у меня никакого оружия, разве что эти яйца. Забросать их сырыми яйцами… явно должно помочь… Хорошо бы, да яйца в самом низу.

И тут моя фантазия подсунула колоритную жанровую сценку: «Панове, одну минутку, я извлеку оружие из авоськи…» Они вежливо ждут, я вытаскиваю коробку и пускаю в ход снаряды…

Пришлось уткнуться подбородком в воротник, когда субъекты проходили мимо, чтобы случаем не сочли моего хихиканья за поощрение. Парни расступились, я прошествовала беспрепятственно, они только чуть удивленно оглянулись мне вслед. Яйца, во всяком случае, уцелели.