Эффект безмолвия - Андрей Викторович Дробот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яркое лицо и четкая дикция, натренированная продажей продукции «Мэри Кей», вошли в экран гармонично и торжественно. Звали новую ведущую «Новостей» – Цветовникова, внешне она выглядела крепко сбитой высокорослой женщиной, но из всех ее прелестей Хамовский после встречи с ней отметил только одну.
– Тебе задастые нравятся? – спросил он Алика, пояснив тонкости отбора персонала администрации.
– При чем тут ее зад? – спросил в ответ Алик, на что Хамовский неделикатно улыбнулся и замял тему…
У мужчин в местах стыковки пар конечностей находятся два нароста: один ближе к небу, другой – к земле. То, что Хамовский иногда мыслил на работе тем наростом, что находился ближе к земле – это Алик знал, но не ожидал, что и его будут оценивать по этому признаку. Он набирал на телевидение журналистов, но приходили девушки и однажды…
В его кабинет вошла заплаканная Валер.
– Извините, что без разрешения, но мне нужно поговорить, – горько сказала она. – Зачем вы принимаете на телевидение молодых девушек?
– Как зачем? – удивленно переспросил Алик. – У нас не хватает журналистов. Ты сама знаешь.
– Но нам нужны мужские голоса, – обвинительно заявила Валер.
– Ты права, – согласился Алик. – Но, что я могу сделать? Даже на должность телеведущего, с хорошей зарплатой, не пришло ни одного парня.
– А я знаю, зачем вы их принимаете, – продолжила обвинение Валер.
От этих слов Алика обдало жаром, как от языка пламени, выскочившего из кострища. «Еще одна из школы Хамовского, может и сама ее проходила», – понял он и, уже понимая тайный смысл недосказанного, подначил:
– И зачем?
– А вот затем! – тявкнула Валер. – Затем! Тоже молодых девочек любите!
«Видимо, знает, что Павшин штурмует на телецентре новеньких», – понял Алик.
– Татьяна, это хорошо, когда на телевидении работают молодые и красивые, – ответил Алик. – Ты зря меня винишь.
– Ничего не зря! – звонко вскрикнула Валер и выскочила за дверь.
Резкая в суждениях Валер уже раздражала Алика. Исходивший от нее отрицательный эмоциональный фон, вздымал чувства, как статическое электричество – волосы.
«Эбонитовая палочка», – мысленно дал он ей прозвище.
***
– Здравствуйте, – хмуро прозвучал из телефонной трубки голос Светланы Косаченко бывшей любовницы Куплина. – Вы не могли бы прислать Нестора? Жора на телефонные звонки не отвечает.
Косаченко звонила из телецентра. Алик взглянул на часы – одиннадцатый час вечера или ночи.
После увольнения Куплина большие навыкат глаза Косаченко, пристойная фигура, заметный бюст и львиная грива ниспадающих на плечи обесцвеченных волос остались без поклонника. Она работала на телецентре по сменам, получала небольшие по северным меркам деньги, но получала регулярно. Работа спокойная, времени – хоть отбавляй, юности, задора и желания любить – тоже…
– Что случилось? – спокойно спросил Алик.
Он быстро привык к запоздалым телефонным вторжениям в свой дом.
– Электрики передали телефонограмму об отключении электричества, – бойко ответила Косаченко. – Я отключила аппаратуру, потом включила. Один передатчик не работает.
Павшин в передатчиках не разбирался – это Алик знал.
«Значит, Косаченко он нужен по другому делу, – рассудил он. – Жена у Павшина (а это была Валер) порядочная стерва, и сложно найти мужчину, который бы после скандалов, учиняемых ею, не стал бы искать любовницу».
Павшина он не обвинял и понимал Косаченко. Жена Павшина была не просто стервой, а умной стервой, если бы Косаченко позвонила Павшину сама, а к телефону подошла его жена, то не сносить Косаченко головы, а если не головы, то львиной шевелюры.
– Телефона Павшина у меня нет, – соврал Алик. – Поищи Жору и попытайся сама перезапустить передатчик. Если не получится – то до завтра…
Следующими приказами Алика стали приказ о прекращении пьянства в помещении телерадиокомпании и приказ об очистке телецентра от двуспальной кровати и прочего мусора. Вполне естественно, что подобные недипломатические ходы популярности ему не принесли, но жизнь стала спокойнее.
– Можно хоть на дни рождения выпивать? – выразила Валер желание коллектива.
– Хорошо, но только с моего разрешения, – согласился Алик и с этого момента его стали приглашать на все дни рождения, чтобы он произнес первый тост, а потом отваливал и не мешал развлекаться. А если он иногда задерживался, то к нему неизменно подходили Павшин с Пухленко. Павшин интересовался подъемом зарплаты, а Пухленко…
– Ну, зачем вы сюда пришли, зачем вам телевидение? – спрашивал он. – Зарплата?
– Скажу одно, – отвечал Алик. – Не из-за денег.
– А ради чего? – удивлялся Пухленко, но Алик так и не ответил ему на этот вопрос, потому что опасался грубых прикосновений к хрупким тайнам и мечтам.
***
Книга! Все было из-за книги, становление которой происходило не в гордом писательском одиночестве в деревенской избе, или хотя бы в отдельной квартире, или комнате, или маломальском изолированном от помех и суеты пространстве. Совсем нет. Алик жил жизнью, наполненной многими отвлекающими его силы делами. Тот, кто работал начальником и был при этом мужем и отцом, знает, а Алик работал не просто начальником – он работал в сфере, которую не знал. Он изучал должность, телевидение, множество новых людей, вившихся вокруг него…
ПЛАНЕРКА
«Пытаясь проникнуть в собачью конуру, надо сильно согнуться».
Хрипловатый бас Хамовского, звучавший в конференц-зале, словно бы утрамбовывал и сгущал спертый, замкнутый воздух, который втягивали, обедняли кислородом, и выпускали обратно чиновники, собравшиеся на планерку. Вдыхание выдыхаемого, как воздуха, так и мыслей – объединяющая атмосфера – основа общения зала с индивидуумом. Хамовский мастерски использовал ее, чтобы накачать ответственностью и идеями подчиненных, опасливо замерших под бледным светом потолочных ламп.
Начальственное кресло под Хамовским преувеличивало его размеры, герб города со скрещенными золотыми ключами на синем бархатном фоне и воткнутые в массивную мраморную шайбу официальные флаги города, Ямала и России, утяжеляли слова, но стоило вообразить Хамовского голым на унитазе, как гнет пропадал, и возникала веселая легкость.
«А еще лучше самим унитазом. Унитаз тоже блестит и иногда величественно шумит», – предложил сам себе Алик, сидевший на самом дальнем от Хамовского стуле, с которого было видно все, что происходило в конференц-зале.
Сипов, среднего роста худощавый мужчина, седые волосы которого лежали на голове, словно скошенная трава на полях, сидел на одном из стульев, ближайшем к главе города, как и положено его заместителю по экономике, и безмятежно смотрел в потолок поверх протокола планерки, который держал в руках.
Хамовский опять кого-то ругал, предлагал умножить и сложить цифры, вспомнить год рождения Наполеона и день взятия Бастилии, определял по фамилии национальность и родовые корни присутствующих…, поэтому Сипов и устремил
