Райский берег - Мелани Морган

Как только Лавджои завладеют фирмой, тут же сбудут ее с рук. За приличный куш, разумеется. И ни Патрисия Кромптон, ни ее взбалмошная сестрица и пикнуть не посмеют. Им останется лишь кусать локти от досады. И радоваться, если Синклер и Брайан поделятся с ними хотя бы скромной суммой, вырученной от продажи.

Так что нечего рассуждать тут о сережках, о ремесленниках и о прочей ерунде. Какое ему дело, на какие побрякушки — серебряные или платиновые — налетят молодые покупательницы? Лишь бы деньги платили!

— А второй? — спросил Брайан, пробираясь сквозь толпу к машине.

Патрисия даже остановилась от удивления.

— Кто второй?

— Второй закон бизнеса. Раз есть первый закон, должен быть и второй, разве не логично?

— Логично. Ты просто не слушаешь, что я тебе говорю. С той самой минуты, как мы встретились, я твержу: нужно во все совать свой нос.

Заботиться о малейшей детали, ибо от крохотных нюансов порой зависит успех или неуспех.

Да, перед нами превосходные серьги, они оригинальны, надолго запоминаются. К ним прекрасно подойдет пиджак из местной ткани, который я заказала у портного. Но ведь этого же не хватит! Нужны брюки или юбка, какая-то обувь. Скажем, узкие шелковые брюки пастельных тонов и сабо. — Патрисия замолчала, словно прикидывая, как будет смотреться ансамбль.

Затем взглянула на Брайана. — Теперь понимаешь? Ты приобретаешь эти сережки и думаешь: Господи, какая ерунда! Но под них приходится покупать все остальное.

— Значит, вот ты чем занимаешься! — сказал Брайан. — Смотришь, чтобы одно с другим сочеталось.

— Нет, за это отвечает Джессика. Под ее началом работают люди, которые поддерживают непосредственный контакт с производителями. Я лишь придумываю стиль новой коллекции.

— И во все суешь свой нос, — закончил Брайан. — Теперь понятно.

— Вижу, ты ничего не понял! — произнесла Патрисия резче, чем следовало. — Когда ты завладеешь фирмой, наверняка пойдешь по пути наименьшего сопротивления и серьги будешь заказывать на ювелирной фабрике?

— А что тут такого? — спросил Брайан с невинным видом и распахнул перед ней дверцу машины. Он даже и не подумал, что от этого в ней, того и гляди, снова взыграет феминистка.

А Патрисия была настолько возмущена его невежеством, что даже не потрудилась сказать ему спасибо.

— Как ты не понимаешь! — возмутилась Патрисия. — У нас же не дешевый супермаркет, где навалом всякого барахла. Каждая вещь, каждый предмет одежды, который у нас продается, уникален. — Она даже зарделась: видно, сама не ожидала, что так бурно отреагирует.

— Выпить не откажешься? — спросил Брайан, когда они вошли в холл.

— Откажусь! — бросила Патрисия. — Уже поздно.

— Ну что ты! Еще только одиннадцать.

— Да? — Она взглянула на часы и убедилась, что Брайан прав. — С этими перелетами никак не привыкну к местному времени! Ну что ж, пожалуй, я попробую виски с содовой.

Тогда ты Брайан, ступай в бар, а я спрошу у портье, не звонили ли мне, и присоединюсь к тебе.

На крутящемся табурете у стойки сидела давешняя брюнетка, по-прежнему ожидая кого-то. Она сменила брюки и однотонную розовую рубашку на вечернее платье, а в остальном выглядела так, будто не сходила с места.

— По крайней мере, — многозначительно добавила Патрисия, — тебе будет с кем поговорить.

Никаких новостей у портье для нее не было.

Она вернулась к Брайану, который по-прежнему стоял посреди холла.

— Что такое? У тебя деньги закончились?

— Просто вспомнил: ты завтра собиралась встать пораньше. Так что тебе пора баиньки.

Он взял ее под локоть и повел в бунгало.

У двери в спальню Патрисия остановилась и протянула руку.

— Ты не вернул мне сережки. — Пока она снимала рыночные серьги, он выудил из кармана ее крохотные золотые шарики. — Доволен прогулкой? Узнал для себя что-нибудь новое? — спросила она, разглядывая купленные серьги.

Узнал. Что у нее великолепная шелковая кожа. Что нелепые Серьги, болтавшиеся в ее ушах, чрезвычайно сексуальны. И что она дергается, стоит ему к ней прикоснуться.

— Только то, что эти серьги и впрямь ничего. Ты, наверное, права. В Сиднее их мигом расхватают.

— Надо же, какой прогресс! Брайан, ты, оказывается, не безнадежен. Мне особенно нравится, что ты признал мою правоту. — Она взяла из его ладони свои сережки, а вместо них положила купленные. — Держи. Это тебе сувенир.

Как только у тебя возникнут сомнения в моей правоте, посмотри на них.

— Благодарю.

— Не стоит. Увидимся завтра.

— Наверняка! И ты расскажешь мне, куда совать свой нос, — с улыбкой произнес Брайан.

Патрисия нахмурилась.

— Что такое?

— Кажется, я оставила в машине свои покупки. Дай мне ключи, я сбегаю.

Брайан хотел было предложить сбегать и взять покупки, но поостерегся: у Патрисии как пить дать разыграется приступ феминизма. Поэтому он, не говоря ни слова, с улыбкой протянул ей ключи.

Вот ведь шутник! Хочет, чтобы она научила его совать во все свой нос. Как будто он и так не лезет, куда его не просят. Она тоже хороша!

Наплела ему с три короба про законы бизнеса, про необходимость во всем участвовать. Хотя сама терпеть не может, когда лезут в ее дела, будь то работа или личная жизнь.

Патрисия с отвращением взглянула на себя в зеркало и вставила сережку в правое ухо. Отличная сережка, маленькая, незаметная.

Неотъемлемая часть ее нового облика, над созданием которого пришлось попотеть, после того как роскошный образ жизни доказал ей свою несостоятельность. А ведь были времена, когда она делала для себя сережки сама.

Что это были за сережки! Мимо них нельзя было пройти не обернувшись. Ведь она использовала первое, что попадалось под руку: перышки, кусочки ткани, даже маленькие леденцы в яркой упаковке.

Ей казалось, что она подавила в себе стремление заниматься подобными глупостями. Но куда там! Сегодня, ощущая на себе пристальный взгляд Брайана, она отчетливо вспомнила, как возбуждающе действовали на мужчин ее серьги.

Серьги с подвесками, которые буквально заставляли мужчин прикоснуться к ее уху, дотронуться до подвески, чтобы та закачалась с едва слышным звоном.

Патрисия поежилась, словно от холода, и поскорее забралась под одеяло. Не стоит тревожить старые воспоминания, ведь вспоминает она не о былом счастье, а о личной трагедии.

Она устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Но мозг упорно не желал успокаиваться. Ее прямо-таки распирало от мыслей. Вот бы сейчас поговорить с Джессикой, изложить ей свою идею насчет местных ювелиров. Согласится ли она их поддержать? Или ее реакция будет далека от восторга?