Команда, которую создал я - Александр Ермак

И я по-прежнему делал большую часть работы отдела. Мне было обидно, что этот манекен, человек ничем не лучше меня, занимает более подходящую для Мамонтова должность. И я не мог сдержаться, время от времени обращался к Корзункову, чтобы несколько побесить его:

– Не подскажете ли, какую выборку здесь лучше сделать: сто пятьдесят или триста человек?..

– Пора бы знать самому, – отвечал он. Корзунков ничего не знал о зависимости погрешности результатов от количества опрошенных людей.

Он чувствовал, что я в своих вопросах подсмеиваюсь над ним. И безусловно, тяготился моим пониманием его непрофессионализма, моим превосходством в этой области. Когда в очередной раз я выпендрился, Корзунков бросил:

– Что ты все нарываешься? Умней всех, что ли, Мамонтов?

Но это меня не остановило. Я снова и снова предлагал:

– Может, вы подумаете, как нам поступить в данной ситуации?.. А что вот здесь лучше сделать?

Корзунков перестал отвечать мне. Он просто отворачивал голову, как будто не слышал меня. Или как будто вовсе не замечал. Я подумал, что вряд ли он будет долго терпеть такие выпады со стороны молокососа. Но ведь уволить Мамонтова он не может. Кем меня заменить? В отделе толковее никого нет. «Красотки» делать ничего не умеют. А кроме того, у Корзункова с ними также складывались не лучшие отношения. Не из-за работы собственно. Корзунков, в отличие от меня, и не хотел их особенно загружать, так как, во-первых, не понимал, как это делать, а во-вторых, сам работать не хотел. Но ему нужно было определенное признание его – Корзункова – как начальника. А «красотки» не торопились с этим. «Поставив» на место меня, они, видимо, хотели сделать то же самое с Корзунковым. Не уволить его, но сделать так, чтобы жить, как и до меня, вольготно, быть самим себе начальниками.

А вот это очень не нравилось Корзункову. Он болезненно реагировал на неподчинение, на внешнее непризнание его статуса. И мне даже показалось, что Корзунков рано или поздно откажется от отдела – от меня и от «красоток». Но мы недооценили его опыт. Через некоторое время он взял в отдел сразу трех работников, с которыми работал раньше в другой (разорившейся) компании. Взял, кстати, на должности, которые я предусматривал в своей программе.

Мне все-таки было досадно, что он пользуется моими наработками. Но и приятно: значит, мои предложения чего-то стоили.

Протасову новые кадры Корзунков представил как суперспециалистов в области маркетинговых исследований. На самом деле они ненамного больше него понимали в рекламе. Глядя на этих людей, я задумывался: не они ли, собственно, разорили ту компанию, в которой до нас работали? Однако от них Корзункову и не требовался профессионализм. Ему просто нужны были именно «свои люди». Они ставили на него и, естественно, Корзункова поддерживали. Один же из них пользовался его особенным доверием и явно претендовал на мое место – заместителя заведующего отделом.

Корзунков начал укрепляться дальше. Так как я признавал его начальником, а «красотки» нет, то первый бой он дал им. В один из дней самая глупая из них, постоянно огрызающаяся Вика, окончательно распоясавшись, закатила Корзункову истерику:

– Что вы мне командуете? Я в этом отделе уже три года работаю! А вы вообще ничего не понимаете! Я, как специалист, на голову выше! Это вы меня должны слушать!..

Я глядел на Корзункова и завидовал белой завистью. Какая выдержка! Пока Вика орала благим матом, он с совершенно каменным лицом глядел на нее. Ни один мускул не дрогнул. Минуту, две, три, четыре…

Потом Вика выдохлась. А Корзунков продолжал молчать. Одну минуту. Две. Три. Четыре…

Я видел, как Вика вдруг испугалась. Испугалась непонятно чего. И тогда он сказал:

– Я тебя уволю.

«Шутишь…» – подумалось мне. Я знал, кто был ее покровителем. Усмехнулись и Алла с Леной. Но Корзунков исполнил угрозу. Не знаю, что и как говорил наш новый начальник Протасову, но через несколько дней Корзунков вручил Вике выписку из приказа дирекции. Она прочитала вслух:

– «Уволить в связи со служебным несоответствием…»

Все онемели. Вика в ужасе смотрела на Корзункова. Тот все с тем же каменным лицом проговорил:

– Я же сказал: уволю…

С этого дня и Лена, и Алла стали тише воды, ниже травы. Всем своим видом они высказывали полную лояльность новому заведующему отделом. Но, чтобы сделать отдел совсем монолитным, Корзункову нужно было пойти еще на один шаг: избавиться от меня – постоянного профессионального упрека. Несмотря на увольнение Вики, я продолжал работать, а не валять дурака. И еще позволял себе ворчать Алле:

– Людей стало больше в два раза. А работы делаем столько же. Никто особо не горит рвением. Квалификация низкая. Специализацию не ввели. Только путаницы прибавилось! Одну работу то сразу несколько человек делают, то за нее вообще никто не берется…

Я был уверен, что она все доложит новому начальнику. И тогда, может, он все же займется делами отдела. Как бы и не по моей прямой подсказке. Мне было тошно оставаться здесь. Я с ужасом смотрел на происходящее, не мог осознать, что все это творится в одном из лучших агентств страны – «Лидер Интернешнл». И с каким-то отчаянием сам приближал конец моей работы в этом отделе. Увидев, что Корзунков не реагирует на мои сигналы через посредников, я обратился к нему напрямую:

– Протасов, наверное, передал вам мою программу развития отдела. Кроме увеличения штата нужно ввести специализацию… Если хотите, я новую программу составлю, соответствующую сегодняшнему положению…

Корзунков выпятил губу:

– Видел я твою программу. Бред. Фантазии какие-то… Делом надо заниматься, а не писульки стряпать… Если еще что-либо захочешь начальству написать, то сначала у меня разрешения спроси. Ясно?

– Ясно, – ответил я, хотя на языке вертелось: «Так точно, ваше благородие!»

Пошел было к своему столу, но Корзунков остановил меня:

– Подожди.

Он порылся у себя в шкафу, вытащил из него, вернул мне все мои предложения, которые ему для информации передал Протасов. Я хотел демонстративно выбросить их в мусорную корзину. Но потом передумал и отнес в домашний архив. (Наткнувшись через пять лет на эти документы, я порадовался за себя тогдашнего – голова у меня работала в правильном направлении.)

Конечно, Корзунков не мог терпеть меня дальше. Я ему уже не был нужен. Откуда ветер в агентстве дует, он разобрался. Отдел себе подчинил. Заместитель теперь есть свой. Необходим только повод, чтобы избавиться от меня.

Корзунков стал придираться ко мне по мелочам:

– Где ты был с утра? Что-то я тебя не видел…

– Со сроками не успеваешь. Чему тебя только учили…

– Я вижу, ты вообще не любишь работать…

Все это было бы смешно, если бы не было противно. Я понял, что мы окончательно разошлись и он начал меня выживать из отдела. Ищет версию, которая убедит Протасова избавиться от меня. Все во мне закипело. Я не держусь за свое место. Если со мной не хотят работать, то не буду упираться. Поэтому, когда Корзунков в очередной раз придрался:

– Чего это ты так разбрасываешься средствами? Такой большой гонорар пообещал интервьюерам…

Я ответил:

– Во-первых, это совершенно обычная, стандартная ставка гонорара. Об этом знают все специалисты, профессионально работающее на этом рынке…

У Корзункова по обыкновению ничто не дрогнуло в лице. Но в глазах заблистали молнии. Он раскрыл рот. Я его опередил:

– А во-вторых, наверное, мне лучше уйти из этого отдела по собственному желанию…

Молнии мягко притухли. Корзунков лишь буркнул:

– Как хочешь…

Несмотря на уже принятое решение, меня обуревали сомнения. Неужели действительно может быть так, что я один прав, а все вокруг меня не правы. Может, я не прав? Или все-таки прав? That is the question, как говорил Заратустра.

Хотя я верил в себя, мне нужна была хоть какая-нибудь поддержка. Увы, в Москве у меня не было ни одного человека, с кем бы я мог серьезно посоветоваться. Раз за разом перебирал в голове знакомых. Позвонил Ермаку, с которым работал в студенческом кооперативе. Он-то вроде разделял мои взгляды раньше. И сейчас мог бы подсказать, изменился я или нет, правильно ли гляжу на дела. Но Ермак уехал в командировку. Нужно было дождаться, когда вернется. А из меня так и рвались вопросы. Я был как пороховая бочка. В обеденный перерыв, вновь оказавшись за одним столом с секретарем дирекции Катей, спросил ее:

– Катя, скажи: Мамонтов – действительно ничего не понимающий, неуживчивый человек?

Я практически ничего не знал об этой молодой женщине. Но она не раз помогала мне без всякой корысти. И по мелочам, и по более серьезным делам вроде того предупреждения, что на меня жаловались сотрудницы моего отдела. Сейчас я внезапно проникся к ней отчаянным доверием:

– Понимаешь, сам не могу ответить на этот вопрос. А ты, мне кажется, можешь быть справедливой к людям…

Катя очень удивилась: