Я проснулась в Риме - Елена Николаевна Ронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я балет смотрел. «Спартака» все читали.
– Вот, кстати, про балет. И я смотрела. Мне кажется, этот повар на Красса похож. И я ему об этом сказала.
Да, это было совершенно удивительное дело, с Грязевым можно было вести вот такие личные разговоры, практически за жизнь. Правда, не всегда, но иногда такие дни случались. Юля тонко чувствовала: сегодня шеф расположен к беседе и живо всем интересуется. Склонен сам пообсуждать, повспоминать. Все зависело от настроения. Живой же человек. И приятно ему про себя понимать: вот и он балет смотрел и мог обсудить культурные события.
– Ну ведь какие мужики нарциссы. Ты подумай, сделала комплимент, и он весь твой. Эх, Муравьева, и почему ты такая умная и до сих пор не замужем?
– Вот потому и не замужем, что умная. Ну ладно, мы отвлеклись. Значит, дата тринадцатое декабря, понедельник. Желательно настроить пианино, по-моему, на нем сто лет никто не играл. То есть он не просил, но я так думаю.
– Дорого?
– Нет. Но это нужно. Чтобы не опозориться.
– Идет. Не опозоримся.
– Он привезет с собой легкие закуски и вино. Так, бумагу, ручки для конкурсов – это мы Ире поручим. И воду, конечно.
– Погоди, вино дорогое.
– Сказал, сделает по оптовой цене.
– Это хорошо. Итальянское?
– Естественно.
– Отлично.
– Задание к вечеринке, как всегда, разошлю за неделю до праздника по электронной почте.
– Так ты сейчас уже что-то рассылай. Общее.
– Естественно, Юрий Анатольевич. Мы же с вами коллектив объединяем.
– Вот! Это главное. Да, правда, вино дорогое. Ну да ладно. Ради коллектива же?
– Конечно!
– Маскарадные костюмы предполагаешь?
– Итальянский стиль.
– Это как?
– Вот и посмотрим, как и кто понимает этот термин.
Уже на следующий день Ирина стояла посреди зала, где работают менеджеры, и с пониманием дела вещала:
– Итальянцы к одежде относятся очень дотошно. Да я кино итальянские все время смотрю! И нечего на меня ржать! Не нравится, не слушайте. Сегодня в Италии самый модный цвет – белый! Предлагаю прийти во всем белом.
– У меня из белого есть тапочки. Как раз к моменту, – устало прокомментировала Клавдия Степановна.
Заведующая складом Клавдия Степановна сидела в углу на стуле. Видимо, зашла сверить остатки с офис-менеджером, а тут такой спектакль. Руки устало лежали на коленях, ноги широко расставлены. Юля, заглянув в зал, еще раз отметила: а ведь Клавдия интересная женщина. И совсем даже не старая. Сколько ей? Пятьдесят? Но как-то давно перестала за собой следить. Сама себя обозвала кладовщицей. А могла же называться сотрудницей отдела логистики. Как говорится, как корабль назовешь. А дальше – плясать от названия и соответственно себя и вести, и одеваться. Не было в Клавдии никакой легкости. Вон, мать Юли значительно полнее Клавдии. Но не просто ходит легко, порхает. Вечно покачивая бедрами, красиво поворачиваясь всем телом, во все стороны, раздаривая улыбки. Юля могла себе представить, сколько у Ларисы Васильевны в жизни было ухажеров! И, судя по всему, она кому-то и отвечала взаимностью. Когда женщина порхает, как мотылек? Только если она уверена в себе, в своих чарах, когда ей отвечают взаимностью, когда ею восхищаются или хотя бы вслух и время от времени говорят о ее привлекательности.
Да, Клавдия на мотылька внешне не походила. Немного квадратная и тяжеловесная. Но, между прочим, с красивым лицом, большими глазами, красиво очерченным ртом, прямым носом. Она, кстати, тоже могла бы быть римлянином, правда, мужского пола. Юля устыдилась своих мыслей. К чему убивать и так подавленную женщину.
Недавнюю драму Клавдии знали на фирме все. Она и не скрывала. Рассказала сначала в бухгалтерии, потом вот точно так же, сидя в той же позе, офис-менеджеру Антохе, со словами: «Нет, ну ты только вдумайся! Нет стыда у этих людей!»
Соседка Лидия Тимофеевна зашла как бы невзначай на чашку чая.
– А твой-то где?
– Так в санатории. Коленки у него больные, прописали грязи. Вот, поехал. На Кавказ куда-то. Все забываю, как называется. У них там все названия какие-то нерусские.
– Может, Мацеста?
– Вот, точно!
– И как он там?
– Звонит. Говорит, болит меньше. Стало быть, на пользу. Сказал, теперь нужно ездить регулярно, чтобы закрепить эффект.
– Клава, а ты чего с ним не поехала?
– Так у меня ж коленки не болят. Там же не задаром. К чему деньги тратить? Я в отпуск лучше к матери поеду, картошку убирать. Кто ей поможет?
Лидия Тимофеевна тяжело вздохнула и разгладила ладошками симпатичную клеенку квадратиками:
– Значит, Клава, скажу я тебе, как друг. Дура ты и есть дура. Один раз мужика отпустила и больше такой глупости не делай никогда. Ты меня поняла? Короче, мы с Витькой только что с той Мацесты приехали. Так вот, не один твой Вова там коленки лечит.
– Господи! Как же так? – Клава приложила большие руки к груди.
– Ты что, забыла, что мы вместе работаем? Этот же санаторий от нашего завода. Да он небось сам не ожидал, что Танька эта припрется за ним. А может, и заранее они все обстроили. Только вот не рассчитали, что мы с Витей в те же числа заедем. Вот такая незадача.
– Да как же? Мать моя. И что это за баба? Кто она?
– Наша. Из отдела кадров. Мне она никогда не нравилась. Маленькая такая, щуплая, волосы в перья крашенные. И всегда веселая, главное. Я не люблю, когда человек всегда веселый. Как-то сразу думаю, может, придурковатый? Чего всю дорогу радоваться? Как думаешь?
– Ой, да какая мне разница. Ты мне про Вовку расскажи. Может, тебе показалось, что они вместе?
Клава вскочила и заметалась по кухне.
– Так мы за соседними столиками в столовой сидели. Она уже там пару дней как ела. А тут твой нарисовался. И им соседи говорят: пойдемте в кино сегодня. А Татьяна так громко на всю залу: «А ко мне муж приехал. Я за ним соскучилась. В кино можно и потом сходить».
– О господи. Так, может, это действительно к ней муж приехал! При чем тут мой-то? – Клавдия пыталась как-то справиться с ситуацией и вывести мысль в привычное русло.
– Ну о чем ты говоришь? Они потом все время под ручку ходили. Это она твоего своим мужем всем представила.
– А он?
– Не отпирался!
– Так, а жили-то они как? Он мне все про соседа своего рассказывал. Такой, говорит, активный. Ну совершенно спать ему не дает. Ой! Мамочки.
– Слушай, ты
