Черный квадрат - Андрей Дышев

В самом деле! — поддержал меня Тарасов, чувствуя, что с него спадает подозрение. — Мы должны убедиться, что вы говорите правду.

Пожалуйста, — ответил вьетнамец и открыл дверь. В его голосе отчетливо звучало злорадство.

Тарасов первым направился к выходу. Вика, медленно поднявшись из-за стола, глянула на спину мужа и вполголоса обронила:

— Идиот!

Я промолчал. Из столовой я вышел вслед за Викой. Когда поровнялся с вьетнамцем, мне показалось, что по его губам пробежала усмешка.

Как все глупо получилось, думал я, идя на ватных ногах по коридору, словно под конвоем в зал суда. Следователя, который будет вести дело, ожидают авгиевы конюшни. С первой же минуты допроса я должен убедить его в том, что это убийство по неосторожности, что я хотел всего лишь оглушить Жоржа. А вот когда он поинтересуется мотивами моего поступка, то придется очень долго рассказывать о том, как я из Вацуры превратился в Цончика, как охотился сам на себя, как водил за нос Тарасова и Жоржа, а потом оказался между ними, словно под прессом, и не было другого выхода, как обезвредить одного из них…

Я невольно вздохнул. Обязательно всплывут и кейс с золотом, и бомба, и Влад, и события, произошедшие на автостоянке, и все это закроет от меня светлое небо надолго-надолго.

Вьетнамец обогнал нас, подошел к хорошо знакомой мне двери и взялся за ручку. Я покосился на Вику. Трудно было поверить в то, что эта дамочка не понимала, какой компромат откроется сейчас взору ее мужа. Не заметить на будуарном столике косметику жены мог только слепой. И все же Вика оставалась совершенно спокойной, и на ее лице отражалось лишь слабое раздражение, словно все происходящее она воспринимала как отвратительную актерскую игру.

— Скорей же! — поторопила она слугу, который дожидался, когда я следом за Тарасовым и Викой подойду к двери.

Вьетнамец надавил на золоченую ручку, толкнул дверь от себя и сделал шаг в сторону.

— Ну, что там? — нарочито бодрым голосом спросил Тарасов и первым зашел в комнату.

Я ни живой ни мертвый стоял на пороге напротив узких глаз вьетнамца. Вика, выгибая бровки дугой и поджимая губки, обронила мне словно единомышленнику:

— Просто нет слов, нет слов! Зачем ему все это надо? Я не совсем понял, что она имела в виду. Зачем

Тарасов делает вид, что не причастен к убийству Жоржа? Выходит, ей очень хочется, чтобы в роли убийцы оказался ее муж? От такого вывода у меня тоже закончились все слова, и в ответ я лишь молча пожал плечами.

— М-да, — услышали мы голос Тарасова. — Готов.

Вика прокомментировала это многозначительной усмешкой, дескать, разве он ожидал увидеть там что-то другое, и тоже зашла в комнату.

Теперь вьетнамец в упор смотрел на меня. Он был едва ли не на полголовы ниже, но тем не менее вовсю старался смотреть сверху вниз. Я испугался, как бы его глаза не вывалились наружу, и, предупреждая этот медицинский феномен, аккуратно сдавил пальцами тонкую шею вьетнамца.

— Я не хотел его убивать, — прошептал я, близко придвинув лицо кузким черным глазам. — Ты понял меня, черт скуластый?

Не пытаясь высвободиться, вьетнамец терпеливо дождался, когда можно будет снова дышать, поправил на груди ворот трико и тихо кашлянул. Уж эта сволочь отыграется, когда будет давать показания следователю!

Еще раз бросив на слугу испепеляющий взгляд, я зашел в комнату, приблизился к супружеской паре, стоящей ко мне спиной, и, привстав на цыпочки, глянул на широкую кровать.

Из моей груди едва не вырвался вопль. Все было не так!

Жорж лежал не на полу, где я его оставил, а на кровати, причем руки его были свободны и раскинуты в стороны. Отвратительная подушка, в которой утопала его деформированная голова, была насквозь пропитана кровью. Редкие курчавые волосы слиплись на затылке, открывая круглую черную дырку от пули. Брызги крови и частицы мозговой слизи веером рассыпались по стене. В комнате нестерпимо пахло свежениной.

— Меня сейчас стошнит! — страдальческим голосом произнесла Вика и отвернулась от кровати.

— Так его, оказывается, застрелили! — воскликнул я с откровенной радостью в голосе. — Вы видите — у него в затылке дырка от пули!

Ни Тарасов, ни Вика не поняли, чему я вдруг так обрадовался, и оба почти одновременно с укором взглянули на меня.

Эй, умник! — крикнул я вьетнамцу. — Ты когда у меня пистолет отнял, чтобы твой моветон не нарушать, а?

Кто еще есть в доме, кроме нас? — спросил Тарасов, приседая на корточки возле трупа и внимательно рассматривая входное отверстие.

В доме нет никого, господин Тарасов, — ответил вьетнамец. — Только во дворе наружная охрана.

— Кто-нибудь слышал звук выстрела? Мы с Викой переглянулись.

— Паша, — тихо сказала она и тронула мужа за плечо. — Мне кажется, ты переигрываешь.

— В каком смысле? — спросил Тарасов, но тотчас забыл об этом вопросе и перешел к следующему. — Кто Жоржа видел последним?

Наверное, социальное положение позволяло Тарасову устроить здесь что-то вроде допроса. Никто, правда, не наделил его такими полномочиями; он сам взял на себя функцию следователя. И это уже было подозрительно, потому что приносило выгоду одному только Тарасову: тот, кто проводит расследование, невольно становится вне подозрения. Из всех нас Вике это не нравилось больше всего. Невероятно стервозная жена попалась Тарасову — намеками и прямым текстом она убеждала меня, что стрелять больше было некому, кроме как ее мужу. Впрочем, некоторая доля логики в этом была: я своим блефом подкинул Тарасову прекрасный повод отправить бывшего друга на тот свет.

Я понял, что если сейчас не начну говорить — пусть даже полную ахинею — то за меня все скажет вьетнамец.

Я видел его последним.

Да? — без удивления спросил Тарасов, все еще продолжая осматривать труп. — При каких обстоятельствах? Как давно?

Вика, закатывая глазки, качала головой и глубоко вздыхала. Я только сейчас обратил внимание, что с макияжного столика исчезла вся косметика и бутылочки с духами и туалетной водой. Интересно, кто это успел навести здесь порядок до прихода Тарасова?

Мы завтракали, а затем Жорж, увидев в окне твою машину, поднялся к себе в кабинет.

Это не совсем соответствует действительности, — вмешался вьетнамец, но я тотчас послал слугу к едрене фене.

А что соответствует действительности? — спросил Тарасов.

Давай уйдем отсюда! — стала капризничать Вика. —Мне дурно от запаха крови… Паша, ты слышишь меня? Пусть этой гадостью занимаются криминалисты.

В то время, как Вике было дурно, моя душа пела и плясала. Жоржа лишил жизни не я, а кто-то другой, и от осознания этой истины мне было празднично и легко. Уверенность в своей безгрешности — величайший бальзам для души. Даже если теперь мне придется доказывать свою невиновность с оружием в руках — я сделаю это без всякого колебания, и статьи уголовного кодекса будуь хрустеть под моими ногами.

— Господа, — все еще стоя в дверях, напомнил о себе слуга. — Я хочу вас предупредить. Вы сильно навредите себе, если попытаетесь самовольно уйти из дома. Особняк окружен вооруженными людьми…

— Хватит нас пугать! — грозно прервал его Тарасов. —Я сам вооружен…

Он, наверное, сразу же пожалел о сказанном, потому что упоминание об оружии прозвучало как нечаянное признание. И он добавил к сказанному, что выглядело уже вообще как лепет оправдания:

— Хотя я, конечно, и не убивал Жоржа.

Вика, зажав ладонью рот и нос, пошла к дверям. Вьетнамец посторонился, пропуская ее в коридор. Я заметил, что он продолжал относится к ней, как прежде

— с подчеркнутым почтением, словно она была супругой покойного хозяина.

Мне надоело любоваться покойником из-за плеча Тарасова, и я пошел следом за Викой. Рядом с вьетнамцем я остановился. Слуга настолько меня завел, что я уже не мог пройти мимо него и не отвесить ему какой-нибудь суррогат подзатыльника.

— Мой пистолет вернешь господину Тарасову, — сказал я сквозь зубы. — И, пожалуйста, побеспокойся, чтобы в нем были все восемь патронов.

Это был ничем не обоснованный экспромт; я сказал то, что вдруг взбрело мне в голову, но от этого намека слугу покоробило. Он прикрыл глаза и так сжал зубы, что на скулах вспучились желваки.

— Не уверен, — едва разжимая, губы произнес он, — что я смогу выполнить вашу просьбу. Один патрон я все-таки хотел бы использовать.

Мне понравился его выпад и, улыбнувшись, я похлопал вьетнамца по тонкому плечу. Чтобы устоять, ему пришлось опереться спиной о стену.

15

Вику я догнал у входа в столовую.

— Где ты пропадаешь? — прошипела она, словно жена с большим семейным стажем своему мужу, взяла меня под руку, ввела в столовую и прикрыла за собой дверь.

— Ты видишь, какая началась ерунда? Так просто нас отсюда не выпустят, а милиции мы никогда не дождемся, ее никто и не вызывал. Сейчас приедет орава «синяков», и они быстренько поджарят нас на вертеле. Я думал о другом.