Вацлав Нижинский. Воспоминания - Ромола Нижинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все шло гладко, им оказывали любую возможную помощь, но вдруг произошел случай, который поставил все предприятие под угрозу. Могущественной Кшесинской не понравилось, что Дягилев задумал дать заметные роли Коралли, и она сказала ему об этом. Дягилев, в свою очередь, ясно дал ей понять, что не потерпит ничьего вмешательства в свою работу. Кшесинская немедленно пошла к дяде царя, великому князю Владимиру, который в то время был ее очень близким другом. За несколько недель до намеченного срока отъезда власти лишили дягилевскую труппу субсидии.
Это был тяжелейший удар, но, поскольку разрешение использовать танцовщиц и танцовщиков не было отменено, Дягилев стал действовать быстро, чтобы привести в исполнение свои планы, арендовал маленький театр на Екатеринском[14] канале и продолжил репетиции там.
Он немедленно связался со своими влиятельными друзьями в Париже, и они сумели собрать по подписке достаточно денег, чтобы оплатить аренду театра Шатле. Габриэль Астрюк, французский импресарио, который руководил этим делом, сумел заинтересовать сэра Бэзила Захарова, а графиня де Греффюль, Робер Брюссель, Бони де Кастелан, Полиньяк и Мизия Эдвардс финансировали выступления.
Наконец, наступил великий день отъезда. Когда труппа садилась в парижский экспресс, платформа была полна людей, пришедших пожелать им удачи. Мать Вацлава пришла его проводить. Артистов балета сопровождали многие аристократы, имевшие поместья во Франции. Когда поезд отходил от санкт-петербургского вокзала, сзади него колыхался в воздухе целый лес машущих рук. Он вез к ничего не подозревавшей публике огромных залов Запада самую могучую русскую армию вторжения, которую знал современный мир.
Глава 6
Первый Парижский сезон
В России весна едва тронула деревья, и длинный поезд ехал по просторным полям, где зима убила всю зелень, время от времени проезжая через города. Когда поезд двигался по Германии, Вацлав, который впервые выехал из России, был восхищен немецкими точностью и налаженностью распорядка жизни, которые чувствовались в хорошем состоянии дорог, шедших параллельно железнодорожным путям, в облике каналов, в чистоте и аккуратности маленьких городов, в методичности подачи сигналов и действий проводников и охраны.
Из окон вагонов все время выглядывали лица молодых славян, которые в изумлении, не отрываясь смотрели на непривычную чистоту ухоженных восточнонемецких городков. Пожирая взглядом проносившиеся мимо пейзажи, они без конца говорили на своем мягком русском языке о том, какой прием может их ждать в Париже, и о достоинствах французских танцовщиц и танцовщиков.
С каждой минутой, приближавшей поезд к Парижу, росли любопытство и волнение Вацлава. Вдруг перед ним возникли смутные, словно во сне или в мечте, очертания церкви на холме — Сакре-Кёр, а потом перед его глазами оказались башни Парижа и окутанные дымкой верхушки парижских крыш. «Видишь, Славушка, — показывал Шаляпин, — это Монмартр, а вон там, где мой палец, чуть-чуть видна Эйфелева башня. Да, это она». Долгий путь действительно закончился. Они наконец были в Париже.
Северный вокзал. Еще несколько минут, и поезд остановился. Платформа под огромным куполом была заполнена ждавшими поезд русскими, которые пришли приветствовать императорский балет. Вацлав и остальные танцовщицы и танцовщики совершенно растерялись из-за шума и волнения и от постоянных звучавших криков, которые издавали на странном для них языке носильщики в синих рубахах.
Вацлав хотел вобрать в себя каждую мелкую подробность этого самого знаменитого города в мире. Он поворачивался то налево, то направо, чтобы рассмотреть контуры крыш с мансардами, широкие бульвары и проспекты, названия которых были ему знакомы так же хорошо, как собственное имя, — из истории, романов, пьес и газет, которые читал. Был первый день мая. Аромат весны наполнял воздух столицы восхитительным электричеством, которого нет нигде, кроме Парижа. Когда карета ехала по проспекту, они миновали величественный фасад оперы — ступени, скульптуры танцоров работы Карпо, потом балкон с украшенной колоннами аркадой и надо всем этим купол, увенчанный лирой. Здесь до сих пор хранили традиции старинного французского танца, здесь слова Новерра были действующими предписаниями и до сих пор жило имя Гаэтана Аполлона Бальтазара Вестриса.
Недалеко оттуда, на проспекте Оперы, они остановились в небольшой, без претензий гостинице «Голландия», которая сейчас уже не существует. После короткого отдыха они отправились прямо в театр Шатле, где должны были выступать, и там Вацлав упражнялся под руководством маэстро Чекетти.
Театр Шатле, владельцем которого был город Париж, был огромным, обветшавшим старомодным домом для милых народу старомодных спектаклей. Там давали «Вокруг света за восемьдесят дней» с великолепными сценическими эффектами — пожарами на сцене, штормами и ураганами. Когда Вацлава привели в огромный зрительный зал театра, там было темно и пыльно. Он сказал, что зал похож на озеро без воды. В следующие две недели Вацлав и другие артисты труппы не видели в Париже ничего, кроме домов, мимо которых ездили из своих гостиниц в Шатле. Постоянные репетиции измотали их так, что артистов лихорадило. Русские дирижеры Черепнин и Купер взяли под свое начало знаменитый оркестр Колон, и понадобилось без конца репетировать, чтобы научить французских музыкантов из обеих духовых групп — деревянных и медных духовых инструментов — изумительным новым звукам, которые сначала казались почти недоступными для их понимания.
Маэстро Чекетти был строже, чем когда-либо. Несмотря на то что у танцовщиц и танцовщиков было бесчисленное множество репетиций с оркестром и без него, он никогда не позволял им пропускать урок. Его классная комната была полна восхищенных итальянских и французских артистов балета и его друзей, которых поражали как чудо изумительные дисциплина и техника его учеников на занятиях для совершенствующихся.
Дягилев наполнил покрытый плесенью зал целой армией плотников, декораторов и электриков. Они должны были настелить на сцене совершенно новый пол из мягкой сосны, которая наиболее удобна для танцев. Этот пол навис над оркестровой ямой, из-за чего пришлось убрать первые ряды мест, где сидели оркестранты. Колонны и балюстрады были заново обтянуты бархатом, в коридорах были расставлены зеленые растения в горшках. Дягилев привез с собой всех необходимых техников, и механик Вальц из Москвы заведовал люками и сложными переменами декораций, которые были нужны в «Армиде». Все дела двигались быстро. Он был и тут и там — повсюду сразу: за сценой, в фойе,
