Золотые корабли - Анна Евгеньевна Гурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале зимы, получив приказ остановить строительство, Арлашай после долгих тягостных раздумий решил продолжить рытье Великого Рва за свой счет. Точнее, за счет казны Бьярмы, что, в сущности, было одно и то же. В любом случае Аршалай рассчитывал вернуть золото с лихвой.
Следуя советам мохначки Айхи, разведчики Аршалая исследовали предгорья и обнаружили огромные пещеры – намного ближе к стройке, чем те, в которых пропал Варлыга с его беглыми вендами.
Вот тогда Аршалай и принял решение. Ни с кем не советуясь и даже не уведомив Солнечный Престол, он переделал чертеж и изменил направление Рва. Его «хуловы печи» давали превосходное железо, и лопаты больше не ломались, даже вгрызаясь в мерзлую землю.
Всю зиму, несмотря на морозы и снегопады, работа продвигалась очень быстро. Арлашай хорошо кормил землекопов, не изнурял, лечил – понимал, что новых ссыльных ему уже не пришлют…
Ничего – когда весной придут воды Змеева моря, наместнику возместят все расходы и назовут спасителем Аратты!
А потом… Ясный Сол, что же началось потом!
Аршалаю было так тягостно вспоминать о тех днях, что он едва не прослезился прямо на глазах у слуг. Только щедрый глоток настойки, спешно поднесенной верным арсури, сумел не то чтобы вернуть ему прежнее самообладание, но хотя бы помог ненадолго забыть о гложущем его невыносимом страхе…
Итак, весной случилось внезапное: сошли с ума бьяры. Обезумели сразу всем народом!
«Зарни Зьен опять явился! Он идет спасти нас от потопа!» – донесения о подобных разговорах начали приходить постоянно и со всех концов Бьярмы. Аршалай сперва не придавал им значения. Бьяры обожали своего Небесного Всадника и считали, что на этот раз он воплотился в государе Аюре. А с ложными царевичами было покончено еще осенью.
Потом наместнику сообщили, что Каргай поймал новое воплощение Зарни Зьена и это вовсе не царевич, а какой-то старый слепой калека. Аршалай только пожал плечами и посмеялся над правителем Яргары. Дескать, тот так вошел во вкус охоты за ложными царевичами, что все никак не может остановиться…
Тут взбунтовались переселенцы в Белазоре. Аршалай подавил бунт без всякого труда. Видно, новый Зарни еще не успел влить яд в уши местных жителей – и Аршалай, вдохновленный легким успехом, расслабился.
А зря…
В один далеко не прекрасный день бьяры в одночасье, словно следуя приказу, взяли – и ушли… Причем не только подневольные землекопы с Великого Рва, но и наемные слуги, и стряпухи, и дровосеки, и брадобреи – вообще все! Аршалай был страшно зол. Велел срочно нанять новых, старых вернуть и примерно наказать…
Но и тогда он еще не ощутил смертельного вкуса той каши, что заваривалась в его владениях.
Когда ни один бьяр не соглашался служить арьям, шарахаясь от прежних господ, словно от злых дивов…
Когда в Майхоре начались убийства арьев – такие необъяснимые, жестокие и нелепые, что первое время в них просто не верилось…
Когда наемных рабочих стало слишком мало, ссыльные начали разбегаться и пришлось остановить строительство Рва…
Вот тогда Аршалай наконец понял, что происходит нечто очень, очень скверное. И решил прибегнуть к суровым средствам.
И поехал в Яргару…
Руки Аршалая задрожали, давний ужас наполнил слабостью колени.
И снова за левым плечом, уже намного ближе, раздался вздох…
– Эй, чего стоишь? – дребезжащим голосом закричал наместник. – Чаша пустая!
Арсури подскочил с бочонком и быстро налил кубок до краев.
Аршалай жадно выпил, проливая половину – так дрожали руки при одном воспоминании о празднике на поле у Каргая.
Никогда еще он не был так близок к смерти!
Наместник был вовсе не глуп, да и разведка у него была хороша. Очень скоро выяснилось: источник всех бед – слепой колдун Зарни Зьен. Непонятно, чего он хотел, зачем мутил бьяров, но его просто необходимо было немедленно убить. Причем при всем народе, чтобы не ходило потом слухов о чудесно воскресшем или спасшемся Небесном Всаднике…
Судя по доносам, Каргай полностью подпал под влияние нового Зарни. Он точно не захотел бы отдать его просто так. Но Аршалай и не собирался с ним спорить.
«Как подойдем поближе, стреляйте по моему приказу», – велел он охране, въезжая на поле.
Застрелить Зарни Зьена, этого ложного бога, – жестоко, у всех на глазах. Раз и навсегда прекратить почитание земных воплощений сомнительного сына Сола…
Да, все свершилось очень быстро. Каргай не успел и рта раскрыть. Зато Зарни успел…
– Так вот ты каков, гусляр, – произнес Аршалай, с любопытством разглядывая слепца одесную изумленного Каргая. – Не знаю, кто ты таков на самом деле, но…
– Я – Зарни Зьен, – громовым голосом, раскатившимся над притихшим полем, ответил слепец. – Убейте змееголовых!
Тогда Аршалай понял, что́ ощущает дичь, затравленная на охоте. Никогда в жизни он не ощущал такого ужаса и обреченности, как в тот миг, когда против него разом обернулось все праздничное поле. На добродушных, оживленных лицах бьяров – мужчин, женщин, детей – при взгляде на ария появлялось одно и то же, почти нечеловеческое выражение. Так смотрят на ядовитую гадюку, прежде чем ударить ее палкой…
– Убьем тварь! – понеслось со всех сторон. – Убьем змеелюда!
И толпа бросилась на правителя Бьярмы.
Почти вся его свита была растерзана в клочья прямо там, на праздничном поле. С огромным трудом уцелевшая горстка охранников пробилась к лесу, увозя наместника.
– Где, где змееголовый? – лепетал Аршалай, озираясь в седле, пока кровавое поле не скрылось далеко за поворотом дороги.
– Это ты, ясноликий, – холодно ответил ему Шайн.
Из всей свиты лишь телохранитель-накх сохранил спокойствие. Разве что выглядел несколько мрачнее обычного.
– Я?!
Аршалай схватился за голову, ощупывая лицо.
Шайн хмыкнул. Эта насмешка отчасти вернула наместника в разум.
– Колдун навел морок?
– Ну да.
– А ты? Или накхов мороки не берут?
– Отчего ж не брать? Что мы, не люди, что ли?
– И ты видел меня в облике змеелюда?
– Видел.
– И спас?! А, я понял! Вы же поклоняетесь Змею…
– Да мне все равно, что там у тебя с головой, ясноликий, – весьма непочтительно ответил накх. – Я тебе присягал.
– Похвальная верность… – еле ворочая языком, выговорил Аршалай и упал в обморок…
Аршалай перевел дух, одним глотком выхлебал кубок и упал в кресло. Его трясло,
