Долгожданная развязка - Максин Барри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза ее напоминали изумруды. Сейчас они смеялись. Длинные волосы касались его лица. Он чувствовал, как от них замечательно пахнет персиком. Ему так захотелось потрогать эти волосы, что он потянулся к ним рукой. Женщина неправильно поняла его намерение, решила, что они ему мешают, и отбросила их за спину.
— Извините. Все собираюсь их подкоротить, но мой бывший муж пригрозил, что перестанет платить алименты.
Сердце Себастьяна пропустило удар. Значит она замужем… Нет! Разведена!
Он улыбнулся и вдруг сообразил, как, вероятно, забавно они выглядят. Он попытался сесть, и женщина с некоторой неохотой помогла ему.
— Полагаете, сможете встать на ноги? — спросила она со смесью юмора и озабоченности, он тоже рассмеялся и с некоторым смущением поднялся.
— Надеюсь, с вашим песиком ничего не случилось, — наконец сказал он, подивившись, куда подевалась вся его способность вести светский и умный разговор. Себастьяну всегда было легко разговаривать с людьми. Теперь же он впервые в жизни почувствовал, что не может найти слов.
— О, да он не мой, — сказала женщина. — Меня попросила присмотреть за ним подруга, она уехала на выходные. Да, кстати, меня зовут Лайза Глендоуер. — Она протянула руку.
Себастьян мигнул, потом вздрогнул, потому что ее рука повисла в воздухе между ними.
— А я… Себастьян Тил, — сказал он, не сразу вспомнив свое имя.
Наверняка из-за шишки на голове, уныло подумал он. Но когда ее рука оказалась в его ладони и он почувствовал, как по телу пробежал электрический ток, понял, что шишка тут ни при чем.
Лайза Глендоуер видела, как мужчина, красивее которого ей никого не приходилось видеть, покраснел как свекла, и улыбнулась. Внезапно день показался ему просто восхитительным.
— Вот что, мистер Тил, полагаю, я должна предложить вам выпить. А вы как думаете?
Глава 7
Голливуд
Бетани Хакорт перевернула последнюю страницу романа Кафки и, с легким вздохом захлопнув книгу, откинулась на спину. Огромная кровать времен королевы Анны едва прогнулась под ее небольшим весом. К двадцати годам Бетани уже вполне сформировалась, и фигурка у нее была очень аппетитная.
Со двора до нее доносились удары по теннисному мячу двумя ракетками. Она встала, от души потянулась и подошла к широкой балконной двери. Одета она была по-домашнему, в синие хлопчатобумажные шорты и белую блузку, которые выгодно оттеняли ее загорелые ноги и руки.
Особняк Хакортов располагался на шестидесяти акрах, где было все, что душе угодно. Для Бетани он был просто домом. Она знала каждый фонтан, могла рассказать историю появления каждой скульптуры, установленной в обширных садах. Уже в шесть лет она увлеклась греческой и римской мифологией, в которой нашла объяснение фонтану Эроса, построенного рядом с белой пагодой в восточной части участка. В семь она познакомилась с поэмой о Беовульфе[1], которая пробудила в ее умной головке прочный интерес к древней английской истории, а в восемь составила каталог всех предметов искусства, которые любовно многие годы собирала ее мать.
Усадьба Хакортов, расположенная в наиболее фешенебельном районе Бел-Эйр, могла похвастаться шестью теннисными кортами, двумя наружными бассейнами и одним внутренним, прекрасно спланированными садами со скульптурами, двумя садами с декоративными каменными горками, двумя теплицами, в которых круглогодично цвели тропические цветы для огромного стола в случае прихода гостей, многочисленными фонтанами, бельведерами, летними домиками и озером в два акра, где жирные рыбы лениво плавали между лилий.
Ничего удивительного. Кир Хакорт, ее отец, был самым известным голливудским режиссером своего поколения. Он еще не снял ни одного неудачного фильма. Ее мать, из семьи Сомервиллов из Атланты, выросла в роскоши. Брак с Киром временно испортил ее отношения с матерью, Клариссой.
Бетани любила бабушку, хотя та и вызвала много лет назад возмущение высшего общества, бросив своего мужа Дункана Сомервилла и выйдя замуж за простого механика на много лет моложе себя.
Ее дед, Дункан Сомервилл, погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе на юге Франции. Бетани очень горевала, когда его не стало. Она любила и уважала дедушку, посвятившего свои зрелые годы упорным поискам нацистских преступников. Какая жалость, что такой прекрасный человек ушел из жизни сравнительно рано.
Бетани постаралась отбросить печальные мысли и удовлетворенно улыбнулась, любуясь великолепным садом — гордостью ее матери. Но самым любимым местом Бетани была библиотека Хакортов, где она практически заправляла с двенадцати лет. Ее младшая сестра Джемма едва ли не ежедневно ныла по поводу карманных денег, выдаваемых сестре. Ей самой выдавалось куда меньше. Она не желала принимать в качестве оправдания тот факт, что Бетани тратила все свои деньги на пополнение семейной библиотеки.
— Кому какое дело, черт побери, до стихотворных сборников трехсотлетней давности? — возмутилась она однажды, но тут же смущенно рассмеялась, заметив, как переглянулись родители.
Дело в том, что никто не сомневался: дай Джемме побольше денег, и не останется в Беверли Хиллз ни одного бутика, парикмахерской, ювелирного магазина или автомобильного салона, где бы она ни побывала.
Бетани облокотилась о кованую железную решетку, огораживающую второй этаж трехэтажного белого особняка, где она жила, и прищурившись посмотрела на свою младшую сестру, играющую на первом корте. И печально улыбнулась. Естественно, на первом. Разве станет Джемма играть на другом?
Оттуда, где она стояла, фигурки казались маленькими, но легко различимыми. Джемма, вымахавшая под шесть футов, с короткими, но тщательно уложенными темными волосами, играла в белой юбочке, едва прикрывающей бедра, и белой крошечной кофточке, больше напоминающей лифчик купальника бикини, щедро выставляющей на обозрение ее живот и плечи.
Она посмотрела на играющего с сестрой мужчину и безуспешно попыталась вспомнить, как же звали тренера по теннису. Потом пожала плечами, отвернулась, босиком прошла по толстом синему ковру и взяла огромную соломенную шляпу со свисающими полями.
Шляпы были единственной слабостью Бетани. Она почти не пользовалась косметикой, что сильно удивляло Джемму, ей было практически безразлично что носить, она с полным равнодушием относилась к духам и драгоценностям. Но шляпы — совсем другое дело. Именно даваемой ими тени она была обязана своим всегда бледным лицом. Это, помимо всего прочего, выделяло ее в штате, где все люди стремились загореть. В городе всеобщего возбуждения она отличалась внутренним спокойствием и гармонией, что привлекало к ней людей. Самые разные люди находили ее умной, рассудительной и привлекательной.