Волны Русского океана - Станислав Петрович Федотов

– Все не побегут, государь. Дорога длинная, тяжелая, пешком не пройдешь, на колесах да по воде — денежки нужны. А денежки подъемные может дать одна лишь наша Компания — так что мы будем брать только тех, кто там пригодится.

– Помнится, батюшка говорил, что ему что-то подобное провидец Авель советовал, да он поостерегся, отложил на будущее. Возможно, это будущее уже подошло… Кстати, о денежках, — оживился император. — Вы, Булдаков, полагаете, что в России найдется много желающих купить облигации вашего банка?

– Опыт европейских банков показывает, Ваше Величество, что желающих будет много. Мы выпустим облигации разного достоинства, чтобы всяк, имеющий хотя бы полтину свободных денег, мог обзавестись облигацией, чтобы получить свой процент.

Чистое белое лицо императора омрачилось.

– Вы собираетесь оплачивать проценты по облигациям из прибылей Компании? А как же акционеры? Они потеряют свои дивиденды!

– Что вы, Ваше Величество! Как можно! Если вы утвердите наши предложения, это позволит значительно увеличить прибыли Компании — и по добыче пушнины, и по сохранению ее, и по прямой торговле. Мы сможем остановить хищническое уничтожение морского зверя, которого становится все меньше и меньше. Все меры вкупе принесут двести, а то и триста процентов к тому, что имеем сегодня, и часть этих средств, причем не сразу, а года через два-три, можно будет пустить на выплаты по облигациям…

– Ну, хорошо, хорошо, я понял, — раздражаясь от обилия экономических подробностей, остановил Михаила Матвеевича император. — Что вам еще нужно помимо уже сказанного? Ведь вам наверняка что-то нужно еще?

– Им нужно то, чего они не смогут сами произвести в тех краях, — ответил за Булдакова граф Румянцев. — По крайней мере, пока не могут. В первую очередь оружие: пушки, ружья, пистолеты, ну и, разумеется, порох, ядра, свинец для пуль. Далее — станки и инструменты: пилы там, топоры всякие разные… Железо, стекло… Это надо доставлять отсюда на кораблях.

– Да, — подхватил глава Компании, — наши кругосветники, Крузенштерн и Лисянский, доставили кое-что необходимое, спасибо им!

– Это нам с графом спасибо, — брюзгливо сказал Александр Павлович. — Это мы оплатили их кругосветное плавание: я — «Надежду» Крузенштерна, а граф Румянцев — «Неву» Лисянского.

– Разумеется, Ваше Величество, разумеется, огромное вам спасибо, — заторопился Булдаков. — Но ведь и Компания не осталась в стороне…

– Хорошо, не будем считаться. Я принимаю ваши предложения. — Император сел за стол, подтянул к себе кожаную папку с бумагами и начал подписывать.

– Простите, Ваше Величество, еще одна маленькая просьба… — остановил его Булдаков.

– Ну что еще?!

– Соблаговолите поставить завтрашнее число — четвертое сентября.

– Это еще зачем?

– Да, действительно? — заинтересовался и Румянцев.

– Я верю в нумерологию, Ваше Величество. Сумма цифр завтрашнего числа даст «пятерку», а она в нашем предприятии приносит удачу. Ваш батюшка подписал высочайший указ о создании Компании восьмого июля тысяча семьсот девяносто девятого года — по нумерологии также «пятерка» — потому и Компания процвела.

– Вот как?! — удивился император. — Весьма, весьма любопытно. Граф, может быть, и наши действия согласовывать с нумерологией? А что там сулит «пятерка»? — обратился он к Михаилу Матвеевичу.

– Она умеет хорошо управлять, очень находчива в извлечении максимальной полезности из любого начинания и быстро приспосабливается к переменам. Как раз то, Ваше Величество, о чем мы сегодня говорим.

– Превосходно! — Император вернулся к бумагам. — Разрешаю: строить корабли, приобретать территории… охраняйте их сами… выпускать облигации, принимать свободных добровольцев и ссыльнопоселенцев — за ваш счет. Доставка всего необходимого в Америку — тоже за ваш счет, без ущемления интересов акционеров. При максимальной секретности. В случае чего — отвечает Компания, мы и Россия — ни при чем. Да, и постарайтесь развивать производство всего необходимого там, у себя, чтобы не гонять с железом и стеклом корабли вокруг света. Они нам и тут нужны: война не за горами.

Александр Павлович начертал последнее распоряжение в левом верхнем углу бумаги, поставил дату — «4 сентября 1810 года» — и расписался с замысловатым росчерком в конце имени. Он и предположить не мог, что эта дата и этот росчерк явятся серьезнейшим вкладом в изменение судьбы империи, а вместе с тем — и всей планеты Земля.

Глава 12

Лето 1812 года

Козырь жадно вглядывался в еще далекую, но медленно и упорно вырастающую из океана землю. Под лучами вечернего солнца она розовато сияла зубчатой снежной грядой. Горы, снова горы! На всем месячном пути от Якутска до Охотска — сплошные горы с тайгой и верховыми болотами, на Камчатке, вообще, вулканы, и тут, по всей видимости, придется лазать по горам. За семь лет забайкальской каторги они до остервенения прискучили уроженцу равнинной Мещеры, а как еще прискучат за десять лет поселения в этой неведомой Русской Америке — одному Господу Богу ведомо. Конечно, на море жизнь тоже не тульский пряник и не родимый мещерский мед, полтора месяца качаться как на качелях — врагу не пожелаешь, однако волны морские совсем не то что каменные, они — живые, и этим все сказано.

Кто знает, может быть, оставаться на поселении в Сибири спокойнее, но в Америке обещана свобода — хоть и не воля вольная, а что-нибудь да значит. Впрочем, никто твоего желания — оставаться или нет — и не спрашивал, ну так это в России-матушке завсегда, это без претензий.

– Ну, чё, Антоха, плетем лапти, а? — жарко дохнул в ухо неслышно подошедший корефан-каторжанин Емелька Пугач. — Мерика энта, грят, огроменная, есть где разгуляться, душу потешить, держи ее за ноги.

– Расея тож не островок на Шилке, а не больно-т разгуляесся. Поживем, однако, поглядим, — отозвался Козырь, не оборачиваясь.

С Емелькой Антоха все годы кайлил руду на нерчинских серебряных рудниках, успел вызнать его нутро, и нутро это ему не нравилось. Пугач был жилист, силен, кайло в его ручищах казалось огородной цапкой — так и плясало, отваливая глыбы породы, а души у него, похоже, не было вовсе. И не в том дело, что Пугач попал на каторгу за убийство, — Козырь загремел кандалами тоже не за кражу баранки, — а в том, чем было убийство для самого Емельки. Антоха убил сына старосты за то, что тот ссильничал девицу, можно сказать, почти невесту Козыря, да и то, получилось вроде бы случайно: кулак у Антохи пущай невелик, но бьет что твоя кувалда. Попал по виску, насильник — кувырк и больше не встал, и Антоха о том никому после не сказывал — совестился чего-то. А Пугач измолотил по какому-то пустяку приказчика в лавке, да так измолотил, что у того