В смертельном круге - Сэм Льювеллин

Весь дрожа от холода, я прошел по палубе, чтобы проверить кливер. Меня с головы до ног окатило водой. Когда я вернулся в салон, он показался мне теплым и уютным. Я сел и откинулся на спинку дивана. Он был неудобным, лежать на нем — все равно что лежать на американских горах. Но мне было все равно.

Я заснул.

* * *

Проснувшись, я провел осмотр по циклу, которому меня научил Генри, когда мне было еще восемнадцать лет и мы ходили с ним на яхте по Ла-Маншу. Сначала надо определить, где мы находимся, визуально и по навигационному прибору Декка, проверить барометр, погоду и корабль. Прибор Декка показал, что мы были в пятидесяти одной миле от Рио-дель-Виго. Я отметил наше положение на карте кружком с точкой посередине. Барометр поднимался. Только потом я поставил греться большой чайник. Генри всегда учил: сначала корабль, а уж потом команда. Поул все еще бесформенной кучей валялся на своем диване. Его глаза зло следили за мной, когда я ставил чайник.

— Завтрак? — спросил я.

— Нет.

Он был пьян. От него прямо-таки разило виски.

— Тебе надо бы протрезветь. Много работы.

— Подумаешь, начальник выискался!

Я поставил сковородку на печь, положил туда бобы, банку тушеного мяса и соус из красного перца. Когда все начало кипеть, я разложил еду в две миски.

Поул поморщил нос:

— Отвратительная еда!

Я включил радио. Приятный баритон из Лондона говорил что-то о сельском хозяйстве. До прогноза погоды оставалось пять минут.

— Дерьмо! — сказал Поул, отшвыривая свою миску.

— Заткнись, — ответил я.

Подошло время прогноза погоды.

Я бегло записал штормовое предупреждение, угрожающе звучащее по радио. Диктор, наверное, чувствовал себя героем, потому что в пять утра выбрался из теплой кровати и приехал в душную студию в Брод-кастинг-Хаузе. Я представил себе, что бы он подумал, если бы увидел этот ужасный салон, полный разбросанных вещей и недоеденных сандвичей, с мокрыми плащами на полу, и услышал дикий визг ветра.

«Западнее Финистерре западный штормовой ветер в девять баллов с возможным отклонением к северо-западу и усилением до десяти баллов...» — объявил диктор. Дальше я не слушал, думая о завтраке с ветчиной и томатами и о том, как мне не хочется сидеть тут, в салоне, и еще целых двенадцать часов глядеть на Поула, мокрого и голодного.

Поул сказал:

— Десять баллов! Какой ужас!

Он привстал, держась за поручень над койкой.

— Послушай, — сказал он. — Нам надо что-то предпринять!

— Ничего не надо! — отрезал я. — Они часто ошибаются. Барометр поднимается.

Он красными, остекленевшими глазами посмотрел на барометр. «Альдебаран» встретил большую волну и круто лет на правый борт. Пальцы Поула крепко вцепились в поручень. Он облизал языком сухие губы.

— Ты, идиот, подонок! Мы можем пойти ко дну каждую минуту.

— Что ты предлагаешь?

— Сигнал бедствия, — сказал он, пылая энтузиазмом. — Давай пошлем сигнал бедствия. Они пришлют нам вертолет оттуда, из Испании. И все будет в порядке. Так?

Теперь у него на лице возникло какое-то непонятное выражение, пародия на его знаменитую итонскую улыбку. Он был похож на продавца подержанных автомобилей, который пытается всучить покупателю ничего не стоящую машину.

— Слушай, — ответил я. — Яхта принадлежит Генри, а мы только доставляем ее. Я не собираюсь сидеть и спокойно наблюдать, как ты будешь посылать сигнал бедствия, испугавшись ветра.

Я встал.

— Иди и сунь голову в ведро, чтобы протрезвиться, а мы все-таки доставим эту развалину в Испанию.

На какое-то мгновение наши головы сблизились, я ощутил запах перегара. И вышел на палубу.

Серые волны еще казались величиной с дом, и ветер свистел и выл в снастях так, что можно было сойти с ума. Но облака уже поднялись выше, и просветы в небе стали появляться чаще. У меня появились проблески надежды. Известно, что области пониженного давления часто меняют направление движения и прогнозы погоды оказываются неверными. Море велико, но едва ли сила ветра превысит восемь баллов. Ободренный этой мыслью, я пошел вдоль яхты, от кормы к носу, чтобы проверить ее состояние.

Несмотря на двадцатиградусный крен, «Альдебаран» был в приличном виде. Помпы внизу работали, и струи воды били из их рукавов. Я вернулся на корму, чтобы еще раз взглянуть на барометр. Когда я спустился вниз, то увидел Поула, сидевшего перед УКВ-радиостанцией. Он был бледен и сосредоточен. Его пальцы лежали на ручке настройки. На индикаторе был обозначен канал 16, выделенный для сигналов бедствия. Он взял в руки микрофон и нажал кнопку передачи.

— Мэйдей, мэйдей, мэйдей, — начал он передавать сигнал бедствия. — Здесь...

И это было все, что он сумел сделать. Прежде чем он успел передать наши координаты, я стащил его с сиденья и бросил на пол. Микрофон отлетел в сторону на всю длину своего шнура.

Он сильно ударил меня в живот. Я ответил. Краем глаза я увидел сбоку от своей головы его руку, занесенную для удара. Я быстро пригнулся, но недостаточно низко. Боль пронзила мое ухо и щеку. Яхта сильно накренилась, и пол ушел у меня из-под ног. Я полетел по направлению к радио и стукнулся головой о шкаф. Перед глазами заколыхались красные полотна. Падая, я нащупал рукой какой-то предмет из пластика, оказавшийся микрофоном. Я выдернул шнур из гнезда, поднялся на одну ногу, снова упал, ударившись плечом и руками о переборку, и с шумом выдохнул.

Я хватал воздух, как золотая рыбка, выброшенная на сушу, и мне потребовалось почти полминуты, чтобы восстановить дыхание.

Выбравшись наверх, я увидел Поула, который, действуя одной рукой, пытался, стоя у кокпита, отвязать спасательный плот.

— Нет! — закричал я. — Не смей, ты, трус!

Он обернулся ко мне. У него было лицо человека, которого преследует кошмар.

— Пошел ты! — истерически завизжал он и стал судорожно шарить рукой у пояса. В руке у него сверкнула узкая полоска металла. Нож. — Не подходи! — орал он. — Если ты так любишь эту посудину, можешь идти с нею на дно!

Он снова с яростью вцепился в спасательный плот. И успел справиться с одним из креплений.

Секунду я колебался. Он был пьян и, похоже, слегка тронулся. Волны были такие, что мне казалось, будто мы находимся внутри громадной стиральной машины. Если он спустится на плот, то непременно утонет.

И я бросился на него.

«Альдебаран» сильно качнулся, когда на его носовую часть обрушилась еще одна громадная волна. Я промахнулся в прыжке, но мне все-таки удалось сбить его с ног. Он пытался ухватиться за плот.

Я увидел, как его нож отлетел в сторону на всю длину привязного шнура, но увидел и еще что-то. И это так поразило меня, что я застыл с открытым ртом.

Он держал эту вещь в левой руке, когда пытался отвязать плот правой. Квадратный предмет зеленого цвета с закругленными углами и с латунной ручкой посередине верхней крышки. Я видел его раньше, этот предмет. Это был маленький сейф. Тот самый, что я нашел в ловушке для омаров, и который у меня украли из «лендровера» на автостоянке в «Саут-Крике».

Сейф выскользнул у него из рук и упал на круто накренившуюся палубу. Он нырком бросился за ним, но его страховочный линь не позволил ему дотянуться: сейф скользнул по накрененной палубе, на мгновение задержался у невысокого ограждения и, не встретив больше никаких препятствий, исчез за бортом. С грохотом накатила новая волна.

Когда она перестала бить меня головой о палубу, я глянул вверх. Наверное, волной выдернуло крепежный трос, потому что плот был уже на палубе и лежал, похожий на небольшую резиновую палатку. Казалось, сейчас прибегут дети, чтобы поиграть в ней.

Но дети не прибежали. Вместо них через бушприт накатилась следующая волна. Весь мир стал зеленым и белым. А когда он обрел свои обычные цвета, спасательного плота уже не было на месте.

Я бросился к штурвалу. Что-то ударило меня в нос. Рот наполнился кровью. В трехстах футах под ветром прыгал желтый спасательный плот. Вот он мелькнул в последний раз на гребне и исчез.

Поул долго смотрел ему вслед. Потом вложил нож в ножны и вдоль леера прошел к кокпиту.

Я спросил:

— Где ты взял этот ящик?

Он не ответил, побледнел и выглядел изможденным. Я приблизил свое лицо к его лицу:

— Сейф. Кто дал его тебе?

— Рейстрик, — ответил он хриплым шепотом.

Я слишком устал, чтобы думать о том, что происходит.

— Нам надо перенести остатки балласта.

Казалось, он не слышит меня, все время повторяя:

— О Иисус, Иисус...

Я забрал с пояса его нож и засунул себе в карман. Потом отвел его вниз. Барометр еще немного поднялся. Прогноз погоды в 13.55 обещал северо-западный ветер в три балла.

В сером полумраке трюма мы переместили тонны три чугунных рельсов и балластных чушек к центральной линии и сверху прибили досками, чтобы закрепить их. Закончили эту работу только к трем часам дня. За все это время Поул не сказал ни слова. Он двигался, как в трансе. Его бледное лицо было неподвижно.