В кварталах дальних и печальных - Борис Рыжий

Музыка

Что ж, и я нашел однажды —в этом, верно, схож со всеми —три рубля, они лежалипросто так на тротуаре.Было скучно жить на свете.Я прогуливал уроки.Я купил на деньги этимузыкальную шкатулку.— Это что? — спросила мама. —И зачем оно? Откуда?Или мало в доме хлама?— Понимаешь, это — чудо,а откуда — я не знаю.…Ну-ка, крышечку откроем,слышишь: тихая, незлая,под нее не ходят строем…

«Всех денег — на две папироски…»

Всех денег — на две папироскии на дорогу в никуда.Херово в городе Свердловскене только осенью, всегда.Мою подругу звали Юля— от предрассудков далеки —мы пили с ней «Киндзмараули»в облезлом парке, у реки.Жужжали жирные стрекозы,летели птахи по прямой.А мы мешали смех и слезы —нас ждали дома, боже мой.Провинциального пейзажаразмах тревожил и саднил,но я любил ее и дажестихи об этом сочинил.

Прощание с друзьями

За так одетые странойи сытые ее дарами,вы были уличной шпаной,чтоб стать убийцами, ворами.Друзья мои, я вас любилпод фонарями, облаками,я жизнью вашей с вами жили обнимал двумя руками.Вы проходили свой кварталкак олимпийцы, как атлеты,вам в спины ветер ночь кидали пожелтевшие газеты.Друзья мои, я так хотелне отставать, идти дворамикуда угодно, за предел,во все глаза любуясь вами.Но только вы так быстро шли,что потерял я вас из виду —на самом краешке землия вашу боль спою, обиду.И только вас не позову —так горячо вы обнимали,что чем вы были наяву,тем для меня во сне вы стали.

«В том доме жили урки…»

В том доме жили урки —завод их принимал…Я пыльные окуркис друзьями собирал.Так ласково дружили —и из последних силменя изрядно билии я умело бил.Сидели мы в подъездена пятом этаже.Всегда мы были вместе,расстались мы уже.Мы там играли в карты,мы пили там вино.Там презирали партыи детское кино.Нам было по двенадцатьи по тринадцать лет.Клялись не расставатьсяи не бояться бед.…Но стороною бедыне многих обошли.Убитого соседапо лестнице несли.Я всматривался в лица,на лицах был испуг.…А что не я убийца —случайность, милый друг.

Бал «Трибунал»

…В баре «Трибунал»,в окруженьи швали,я тебе кричало своей печали.…А тебя грузинпригласил на танец —я сидел один,как христопродавец.Как в предсмертный час,музыка гремела,оглушала нас,лязгала и пела:«Чтобы избежатьскуки или смерти,надо танцеватьна печальной твердив баре «Трибунал»,в окруженьи швали…»Ребра бы сломал,только нас разняли.

Осенью в старом парке

Осенью в старом паркелистик прижат к плечу.Ах, за Твои подаркия еще заплачу.

Это такая малость —пятнышко на душе.Летом еще казалось,что заплатил уже.

Облачко на дорожке,пар от сырой земли.Кожаные сапожкив синий туман ушли.

Долго стучал — как сердце —крошечный каблучок.Стоит лишь оглядеться,видишь, как одинок.

И остается росчеркветочки на ветру —я этот мелкий почеркв жизни не разберу.

«Так просидишь у вас весь вечер…»

Так просидишь у вас весь вечер,а за окошко глянешь — ночь.Ну что ж, друзья мои, до встречи,пора идти отсюда прочь.И два часа пешком до центра.И выключены фонари.А нет с собою документа,так хоть ты что им говори.…Но с кем бы я ни повстречался,какая бы со мной беда,я не кричал и не стучалсяв чужие двери никогда.Зачем, сказали б, смерть принес ты,накапал кровью на ковры…И надо мной мерцали звезды,летели годы и миры.

«Утро, и город мой спит…»

Утро, и город мой спит.Счастья и гордости полон,нищий на свалке стоит —глаз не отводит, глядитна пустячок, что нашел он.Эдак посмотрит и так —старый и жалкий до боли.Милый какой-то пустяк.Странный какой-то пустяк.Баночка, скляночка, что ли.Жаль ему баночки, жаль.Что ж ей на свалке пылиться.Это ведь тоже детальжизни — ах, скляночки жаль,может, на что и сгодится.Что если вот через мигнаши исчезнут могилы,божий разгладится лик?Значит, пристроил, старик?Где-то приладил, мой милый…

Новый год

Жена заснула, сын заснул —в квартире сумрачней и тише.Я остаюсь с собой наедине.Вхожу на кухню и сажусь на стул.В окошке звезды, облака и крыши.Я расползаюсь тенью по стене.

Закуриваю, наливаю чай.Все хорошо, и слава богу…Вот-вот раскрою певчий рот.А впрочем, муза, не серчай:я музыку включу и понемногусойду на нет, как этот год.

Включаю тихо, чтоб не разбудить.Скрипит игла, царапая пластинку.И кажется, отчетливее скрип,чем музыка, которой надо жить.И в полусне я вижу половинкусна: это музыка и скрип.

Жена как будто подошла в однойрубашке, топоток сынулиоткуда-то совсем издалека.И вот уже стоят передо мной.Любимые, я думал, вы уснули.В окошке звезды, крыши, облака.

«Через парк по ночам я один возвращался домой…»

Через парк по ночам я один возвращался домой —если б все описать, что дорогой случалось со мной —скольких спас я девиц, распугал похотливых шакалов.Сколько раз меня били подонки, ломали менты —вырывался от них, матерился, ломился в кусты.И от злости дрожал. И жена меня не узнавала вэтом виде. Ругалась, смеялась, но все же, заметь,соглашалась со мною, пока не усну, посидеть.Я, как бог, засыпал, и мне снились поля золотые.Вот в сандалиях с лирой иду, собираю цветы… Ивдруг встречается мне Аполлон, поэтический бог:«Хорошо сочиняешь, да выглядишь дурно, сынок».

«Не потому ли Бога проглядели…»

Не потому ли Бога проглядели,что не узрели Бога, между нами?И право, никого Он в самом делене вылечил, не накормил хлебами.Какой-нибудь безумец и бродяга —до пят свисала рваная дерюга,качалось солнце, мутное как брага,и не было ни ангела ни друга.

А если и была какая сила,ее изнанка — горечь и бессильеот знанья, что конец всего — могила.Не для того ли Бога и убили,чтобы вина одних была громадна,а правота других была огромна.…Подайте сотню нищему, и ладно,и даже двести, если вам угодно.

«Скажи мне сразу после снегопада…»

Скажи мне сразу после снегопада —мы живы, или нас похоронили?Нет, помолчи, мне только слов не надони на земле, ни в небе, ни в могиле.Мне дал Господь не розовое море,не силы, чтоб с врагами поквитаться,возможность плакать от чужого горя,любя, чужому счастью улыбаться.…В снежки играют мокрые солдаты —они одни, одни на целом свете…Как снег — чисты, как ангелы — крылаты,ни в чем не виноваты, словно дети.

Петербург