Удачный сезон - Анна Иванцова

– Шум был, – возразил парень, – просто убийца обратил его в свою пользу.

– Как так? – не поняла Тая. – И откуда ты это знаешь?

Владимир неопределенно пожал плечами.

– Слышно было. Девчонка с другом врубили музыку так громко, что соседние дома чуть ли не плясали. Из-за нее-то, наверное, никто не услышал криков или еще чего.

– Бедняги, – вздохнула девушка. – И почему только соседи не пришли утихомирить их? Могли бы спасти целых две жизни.

Вова только пожал плечами.

Несколько минут в комнате висело унылое молчание, лишь отстукивали секунды старые часы. За окном прояснившееся было небо медленно, но верно вновь затягивали тяжелые тучи. Таисия задумчиво разглядывала их, а Владимир осторожно перебирал блестящие красивые пряди, рассыпавшиеся по ее плечам, сам не замечая, как складывает их в короткую косичку. А когда заметил, ласково шепнул:

– Ух ты, тебе так очень идет.

Тая вздрогнула, вырванная из раздумий, бросила быстрый взгляд на парня, расплела волосы.

– Не надо, – в голосе ее зазвучали необычные беспокойные нотки. – Ты разве не знаешь? Он отрезает волосы.

Владимир смотрел на девушку все так же ласково.

– Не бойся, я же с тобой. – А потом, вспомнив ее недавние слова, добавил: – Или ты думаешь, что это я?

– Нет, конечно же нет, – не сдержала улыбки Тая, – просто… Думать сразу начинаю о плохом. Он ведь где-то здесь, совсем рядом. И тем более, маме не понравится.

– Не понял? – искренне удивился Вова.

– Ну… косичка же.

– И что?

– Я знаю свою мать. У нее много всяких пунктиков. Коса – один из них. Действует что красная тряпка на быка.

– Но это же просто прическа! – не унимался парень. – Не понимаю!

– Как и я, – вздохнула Тая.

Вова задумчиво почесал щетинистый подбородок. В его сознании Лидия Степановна была классической учительницей, путем нехитрых ассоциаций поставленной наравне с другими школьными образами: самой школой, звонками, переменами, учебниками, учениками, бантиками и, к бантикам прилагающимися неотъемлемыми атрибутами – косичками. Таисия же несколько пошатнула этот стройный ряд.

– А как же она тогда… – рассеянно пробормотал он.

– Что?

– Ну… – Вова немного смутился. – Как же она тогда свою пионерскую юность-то прожила?

Таисия только пожала плечами.

– Хороший вопрос. Мне она никогда не рассказывала.

– Ты меня, конечно, извини, но… Она странная, – еще больше озадачился парень.

– У каждого свои странности, разве нет?

– Конечно, но не настолько же.

Тут в дверь громко постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла Лидия Степановна.

– Дождь снова начался. Вот ведь…

Женщина осеклась, увидев все еще сплетенные в косу волосы дочери. Ее лицо, и без того длинное и бледное, совсем вытянулось и окончательно утратило краски. А голос, до того спокойный, приобрел глухие, незнакомые Владимиру нотки.

– Таисия, что это у тебя на голове?

Дочь ничего не ответила, лишь нервозно отодвинулась от своего кавалера и принялась торопливо разбирать красиво уложенные пряди. Владимир не спускал глаз с учительницы. Та заметила это, но нисколько не смутилась.

– Неужели ты не видишь, Володя, ей не идет.

– Да идет вообще-то, – осмелился возразить парень.

Лидия презрительно хмыкнула, поправив костяшками пальцев строгую шишку на затылке.

– Да что вы, мальчишки, в этом смыслите… – Ее пристальный взгляд снова обратился к дочери. Та безразлично смотрела в заплаканное окно. Уголки ее тонких губ были опущены.

– Володя! Воло-о-одя!

Внезапный крик, прорвавшийся сквозь монотонный стук дождя, заставил всех вздрогнуть.

– Это мама, – успокаивающе улыбнулся Владимир, поднимаясь. – Чего она орет там на всю улицу?..

Крик повторился. В нем ясно слышались визгливые, истеричные нотки:

– Домой, Володя! Хватит там шашни крутить!

– Да иду я! – раздраженно крикнул парень и бросил извиняющийся взгляд на Таисию: – Увидимся.

Когда за ним закрылась дверь, Лидия Степановна подошла к окну, рядом с которым сидела дочь, уставилась поверх ее головы в серый расплывшийся мир.

– Это он заплел тебе волосы? – произнесла она слабо, почти безжизненно.

– Он, – ответила девушка со вздохом, ожидая, что мать вновь примется за нотации. Но та вдруг указала на что-то за окном.

– Смотри-ка… Галина звала его потому, что к ним снова пришли полицейские.

Тая вгляделась в неясные силуэты на соседнем участке. Действительно, Галина Петровна, скрестив на груди полные руки, с явно выраженным недовольством смотрела, как в дом входит Владимир в сопровождении высокого тощего полицейского.

– К ним уже третий раз приходят, – напряженно продолжала Лидия Степановна. – Ко всем соседям по разу, как и к нам, а к этим Зубовым – третий.

– И что это, по-твоему, значит? – внимательно глядя на мать, спросила Тая.

Женщина поплотнее укутала плечи в шаль, поджала тонкие губы.

– Хорошего – ничего, особенно для тебя, – мрачно заверила она.

Таисия смотрела не отрываясь, на ее лице застыл нелетний, колючий холод.

– Почему же?

– Потому что Владимир сюда больше не ходок, пока все эти дела не закончатся. Ведь неспроста полиция к нему так неравнодушна. Он приятный молодой человек, но стоит пока притормозить. Убийцей может оказаться любой.

Ни один мускул не дрогнул на лице девушки. Лишь враждебный блеск в глазах говорил о ее чувствах.

– Ты это только что решила? – едко спросила она.

– Это значения не имеет, – Лидия сдержанно села в кресло. – И не вздумай перечить. Это серьезно.

Таисия и не думала. Слишком хорошо она знала свою мать.

* * *

Галина плакала, зажав рот кухонным полотенцем, чтобы не услышал сын, закрывшийся в одной из комнат. В ушах мучительно звучали слова молодого, но такого наглого полицейского:

«Свидетелей, которые могли бы подтвердить тот факт, что вы, Владимир Сергеевич, ехали семичасовым рейсом, не нашлось. Автобус был набит битком, вашего лица никто не запомнил. Если вы, конечно, вообще в нем находились…»

Горло сжимали неприятные спазмы, в затылке пульсировала знакомая боль: снова поднялось давление. Женщина тяжело поднялась со стула, прошла к буфету, нашарила нетвердой рукой на полке таблетки.

Она не могла смириться с мыслью, что ее сына, ее Вовку, подозревают в убийствах. Неправильно это, несправедливо! Но молодой поганец в форме ясно дал понять, что Володя под особым наблюдением. От этого обстоятельства мать просто с ума сходила. Она-то знала: сын ее замечательный, добрый человек, такой воспитанный, такой аккуратный, такой… И как только эти хлыщи этого не видят?! Галина всегда была твердо убеждена: в нашей стране нет никакой справедливости. Те, кто заслуживает наказания, свободно ходят и наслаждаются жизнью, даже берут от нее больше, чем самые хорошие из людей, а невиновным вешают их грехи, за кои те платят своими годами. Но женщина никогда и вообразить не могла, что такое случится с ее любимым сыном. Доказательств, правда, пока не было. Да