Но ад не вечен - Сергей Михайлов

Глотая горькие слёзы, Игорь нырнул в берлогу. Тоска и чувство невосполнимой утраты сжали его сердце железными тисками, хотелось выть от отчаяния и внезапного одиночества. Бедный, бедный дедушка… Земля под ним вдруг всколыхнулась, оглушительные рокот и гул наполнили атмосферу, сверху посыпались комья грязи, прошлогодние ветви и сухие листья — то правильной колонной шли гигантские тараканы, шли на юго-запад. Неведомая сила гнала их вперёд, вперёд, вперёд и только вперёд…

Поток ширился, и теперь фланг его как раз проходил над бывшей берлогой. Ветхое медвежье строение с трудом выдерживало натиск тяжёлых, подобных танкам, чудовищ и вот-вот готово было рухнуть. Дважды уже тараканьи лапы пробивали ненадёжную кровлю берлоги и, неистово царапая тьму, заставляли едва живого от страха мальчика забиваться в самый дальний угол.

Сколько прошло времени, Игорь не знал. Нескончаемый тараканий поток продолжал тянуться сквозь тайгу. И вот наконец произошло то, чего бедный мальчик боялся больше всего: берлога не выдержала и рухнула. Страшная тяжесть навалилась на него, смрадное дыхание обожгло лицо. Игорь закричал и потерял сознание.

Глава седьмая

В те дни люди будут искать смерти, но не найдут её; пожелают умереть, но смерть убежит от них.

1.

Он брёл по лесу, теряя последние силы. Сознание, словно вспышки солнечного света сквозь густую пелену облаков, озаряло порой помутившийся разум. Вспышки эти были слишком недолговечны, и всё же в их короткие мгновения Игорь успевал вспомнить всё, что с ним произошло накануне.

…очнулся он от собственного же стона. Тело страшно ломило, голова раскалывалась от нестерпимой боли. Он с трудом размежил свинцовые веки.

Тайга стояла безмолвная, неподвижная. Ни звука, ни шороха, ни дуновения ветерка — лишь откуда-то с края земли, из-за тысячи вёрст, доносился приглушённый гул. Тараканы ушли. Ушли, забрав с собой жизнь деда Мартына. Игорь пошевелил рукой. Острая боль пронзила плечо, и он снова застонал. Он лежал в ложбине, под поваленным стволом, слегка присыпанный ветвями, грязным снегом и обломками ледяного наста.

Близился вечер. В лесу царили запустение и хаос, тайга напоминала место, где накануне произошла страшная битва и где дух смерти нашёл себе последнее пристанище. Туман клочьями висел над землёй, заполняя собой всё видимое пространство. С небес, обретших свой естественный цвет, мутным грязным пятном глядело солнце. Игорь попытался встать, но не смог. В глаза, мозг, тело нахлынул мрак, и мальчик снова провалился в небытие.

…как пролетела ночь, он не помнил. Следующий проблеск сознания застал его продирающимся сквозь заросли колючего можжевельника, на дне сырого, болотистого оврага. Он стал похож на бродягу — да он, по существу, таковым теперь и являлся. Лес стал прежним, по тайге неслась опомнившаяся весна. Было тепло, снег интенсивно таял, становясь рыхлым, мокрым и тяжёлым. Он шёл наугад, так как давно уже потерял представление о времени и направлении. К чему забивать голову ненужными проблемами? Если судьбе будет угодно, она сама позаботится о нём. Он слишком устал, чтобы…

«Тараканий тракт» остался где-то в стороне. Гул стих — видно, посланцы ада ушли слишком далеко. Тайга судорожно, нехотя, будто тоже полагаясь исключительно на судьбу, а не на собственную страсть к жизни, просыпалась от зимней спячки. Птиц не было вообще. Ни одной.

…снег почти сошёл, из обнажённой, заваленной лесным мусором земли местами пробивался бледный стреловидный папоротник. Небо подёрнулось мутной пеленой, и солнце, размазанное по нему от края и до края, неохотно роняло на землю чахлые лучи.

Неизвестно, чем он питался все эти дни, наверное, инстинкт далёких предков помогал ему найти в полумёртвой тайге какие-то крохи, способные поддержать искру жизни в измождённом, доведённом до истощения теле. Уродливо распухшие почки, вот-вот готовые лопнуть, липкими гроздьями застревали в волосах несчастного путника, когда тот, не в силах поднять воспалённые веки, шёл напролом сквозь липовый молодняк, сквозь заросли орешника, через густые ельники. От земли, медленно прогреваемой дневным светилом, невидимыми струйками поднимались вверх нездоровые запахи гнили, кладбища и плесени.

…лес покрылся первыми, бледно-зелёными, с желтоватым отливом, очагами распускающейся растительности. Но очаги эти вселяли не надежду, а скорее уныние, тоску и пессимизм. Похоже, очередное пробуждение к жизни давалось Природе с большим трудом. Действительно, к чему все эти усилия? Ведь это — последнее пробуждение, пробуждение перед смертью, а затем — вечное небытие. Так стоит ли стараться?..

…теперь их стало трое…

Как-то раз, пробудившись от тяжёлого, лишённого сновидений сна, он увидел перед собой жёлтое мутное пятно. Когда пятно обрело более чёткие контуры, он понял, что это лицо. Мутант с интересом наблюдал за ним; чуть поодаль, кивая большой косматой головой, стоял жёлтый Марс. Пёс понимающе улыбался.

Ни страха, ни отчаяния — ничего. К чему? Так ли уж страшна жизнь в шкуре жёлтого безумца? По крайней мере, хуже уже не будет. Пусть судьба решает сама…

Судьба решила. Жёлтые морщинистые руки протянулись к его лицу. Он закрыл глаза, затаил дыхание. Мягкое прикосновение… ласковое поглаживание по щеке… дыхание у самого уха… И дикий восторг!

Он вскочил на ноги, раскрыл глаза. Мир был жёлтым, жёлтым и тёплым, словно парное молоко. От радости хотелось визжать, кубарем кататься по чахлой таёжной траве, беззаботно скакать — и ни о чём не думать. Силы вновь вернулись к нему — вдвое, втрое, вдесятеро. Гигантские уши-лопухи порхали у его плеч, когда они — он и его новый друг — взявшись за руки, носились по обречённой земле. Вот оно — счастье!

…он снова один. Но восторг не покидает его. Он весел и сыт — что ещё нужно человеку?

Перед ним покинутая деревня. Кое-где видны обуглившиеся остовы домов. Это особенно смешно. По кривым деревенским улочкам, на старом дребезжащем мопеде носится престарелый мутант с длинной, развевающейся на ветру, бородой. Жёлтая пыль стелется вдоль дороги… Он падает на землю и захлёбывается в собственном хохоте.

…сны. Сны не дают ему покоя по ночам. Во сне он снова становится прежним человеком — уродливым, отчаявшимся, одиноким, дрожащим от холода и страха, потерявшим надежду. От этих кошмаров он просыпается в холодном поту — и тут же всё забывает.

…их снова трое. Особенно рад он Марсу. Наверное потому, что пёс любит таскать его за уши, а вечерами грызёт задеревеневшие пятки. Обувь давно уже развалилась.