Ньютон и фальшивомонетчик - Томас Левенсон

Ньютон был убежден в своей правоте. Тем не менее некоторые злопыхатели упорствовали в неверии и презрении к его убеждениям. Например, Лейбниц высмеял понятие "божественного чувствилища" и попытку Ньютона дать оккультное, по его мнению, объяснение силе тяготения. То, чего все ждали и что искал Ньютон, было наглядным доказательством божественного действия в природе.

Интерес к алхимии — отсюда. Алхимия, казалось, предлагала Ньютону способ спасти его Бога от угрозы стать ненужным — посредством древней алхимической идеи жизненного агента, или духа. У этого жизненного духа, как писал Ньютон, были все атрибуты Бога. Он был вездесущим — "растворенным во всем, что есть на Земле". Он был необычайно могучим, он разрушал и созидал все сущее: "Когда он входит в массу вещества, сперва он разлагает его и перемешивает до состояния хаоса; и затем переходит к созиданию". На языке алхимии этот цикл распада и роста назвали вегетацией. "Действия природы, — писал Ньютон, — являются либо вегетативными … либо чисто механическими". В отличие от простой механики вегетация оживляла материю, поскольку жизненный дух служил "ее огнем, ее душой, ее жизнью".[154]

В сущности, алхимические эксперименты Ньютона в течение четверти века были направлены на то, чтобы постичь деятельный, жизнетворный дух, посредством которого божественный замысел претворяется в формы и изменения всего сущего.[155] В аннотациях к своим герметическим текстам он развивал мысли о процессе вегетации, об оживляющем духе, который приводит в движение изменения, и прежде всего о Боге как первоначальном творце этой трансформации. А затем из кабинета на втором этаже его квартиры в Тринити-колледже эти тайные мысли перекочевывали во флигель у часовни, где Ньютон искал материальное доказательство этого божественного, вездесущего, действенного присутствия.

Он занимался этими поисками четыре десятилетия с перерывами, потому что верил, что сумеет показать, как Бог продолжает действовать в мире. В заметках 1680-х он ясно высказался об этом. "Так же как мир был создан из мрачного хаоса посредством привнесения света и отделения воздушного небесного свода и вод от земли, — писал Ньютон, следуя одному за другим стихам первой главы книги "Бытия", — наша работа осуществляет порождение из мрачного хаоса и его первоматерии через разделение элементов и освещение материи".[156]

Его работа? Человеческие руки, его собственные руки, глаза и мозг вызывают порождение из непроницаемого хаоса? Не стоит полагать, что Исаак Ньютон был бесстрастен: это экстатический возглас человека, который грезит о причастности к божественному не меньше, чем исступленный отшельник в пустыне. Но если убрать то, что граничит с гордыней, непосредственным подражанием Богу, останется главная амбиция Ньютона: скопировать божественное действие как можно точнее, чтобы получить неопровержимое, материальное доказательство факта Его работы — при сотворении мира и по сей день.

Он понимал, что никакие теоретические построения, никакая теологическая аргументация, никакие косвенные свидетельства в виде совершенного устройства солнечной системы не могут сравниться с демонстрацией на практике того, как божественный дух превращает один металл в другой — здесь и сейчас. Если бы Ньютон открыл способ, которым Бог производит золото из основной смеси (смесь "основных" элементов — ртути, серы и соли, из которой алхимики пытались получить золото. Имеются в виду не химические элементы, а так называемые "философские", так ртуть является принципом металличности, поэтому ее роль могут играть другие металлы, и далее в цитатах идет речь о "брусках ртути" в этом смысле. Напротив, камень не обязательно должен быть твердым, а чаще всего имеет вид порошка, поэтому далее камень смешивают), он знал бы — а не только верил, — что Царь Царей поистине властвует над миром и ныне, и присно.

Глава 8. Вы можете приумножать это бесконечно

Есть известное изображение Тринити-колледжа выполненное во время пребывания там Ньютона. На переднем плане, прямо перед воротами колледжа, ведут разговор двое мужчин, рядом грызется пара собак. Несколько членов колледжа идут по Большому двору, а ближе к северо-западному углу сада кто-то собирается разжечь маленький костер. Архитектура выглядит почти так же, как теперь, но есть одна деталь, которая давно утрачена, — небольшое грубоватое строение напротив того конца часовни, где располагается хор, совсем недалеко от квартиры Ньютона. Почти наверняка именно в этом тесном темном флигеле находилась алхимическая лаборатория[157] Ньютона.

Свои алхимические исследования Ньютон начал в 1668 году. В последующую четверть столетия он не раз и надолго возвращался к ним. Он хранил свою работу в секрете, в соответствии с алхимической традицией. Когда Роберт Бойль объявил, что планирует издать некоторые результаты своих исследований в "Философских трудах" Королевского общества, Ньютон испугался, что тайна будет нарушена.[158] Его опасения имели под собой почву: насмешки Бена Джонсона свидетельствовали, что для непосвященных алхимия изрядно смахивала на производство фальшивых монет. Такие эксперименты были по сути противозаконны, они нарушали "Закон Англии против приумножителей"[159] (то есть против алхимиков; приумножение — главный процесс и цель алхимии, именуемой также "наукой о приумножении"), статут, отмену которого организовал в 1689 году сам Бойль. Но еще хуже, с точки зрения Ньютона, была идея сделать потенциально божественную (и следовательно, чрезвычайно могущественную) тайну доступной невежественным массам. Если процесс, описанный Бойлем, получит иное применение помимо нагревания золота (смесь ртути и золотого порошка при растирании нагревалась; Бойль рассматривал это как свидетельство получения чистой, "философской" ртути, пригодной для трансмутации), его описание может нанести "огромный ущерб всему миру". Ньютон добавил, или, скорее, предупредил: "Я не сомневаюсь, что автор столь великой мудрости и благородства не поколеблется в своем возвышенном молчании".[160]

Если судить по количеству затраченного времени и усилий, а также принять во внимание точность лабораторных испытаний, Ньютон, безусловно, был самым искушенным и систематическим алхимиком в истории. Большинство других благородных алхимиков, даже Бойль, в выполнении всей грязной работы полагались на своих помощников. Ньютон сам выполнял всю последовательность действий, довольно утомительную — измельчение, смешивание, заливку, нагревание, охлаждение, ферментирование, дистилляцию и прочие необходимые манипуляции. Он даже спроектировал и построил собственными руками печи, в которых производил алхимические реакции.[161]

Прежде всего, он требовал такого уровня эмпирической точности, на какой не притязал никакой другой алхимик, и добивался ее с маниакальным упорством. Хамфри Ньютон описал то, что происходило там, как непрерывную, почти промышленную операцию: "Примерно шесть недель весной и шесть осенью огонь в лаборатории поддерживался ночью и днем; он следил за ним одну ночь, а я — другую, до тех пор пока он не закончил свои химические эксперименты". Ньютон регистрировал до грана количество каждого используемого вещества, а потом измерял результаты опыта с максимальной точностью, на какую только были способны его инструменты.[162] По свидетельству его помощника, Ньютон повторял свои эксперименты так часто, как было необходимо, не обращая внимания на жару, испарения и удушающий дым, который обычно производили алхимические реакции. При этом он никогда не нарушал кодекс тайны, которого придерживались адепты, даже в отношении собственного помощника: "В чем была его цель, я был не в состоянии постичь".[163]

Ньютон даже прервал работу над написанием "Начал" в 1686 году и вновь — в 1687 году, чтобы предаться своим регулярным весенним занятиям с огнем и тиглями. Может сложиться впечатление, что большую часть 1680-х годов Ньютон был сосредоточен на упорных исследованиях трансмутации металлов и краткий возврат к физике и математике после визита Галлея в 1684 году лишь ненадолго отвлек его, послужил передышкой в его главной работе.[164] Остановился он только тогда, когда после издания "Начал" на него обрушилась слава.

Но затем, в 1691 году, после возвращения Ньютона в Кембридж, умер Бойль. Спустя несколько недель Локк ответил Ньютону о таинственной "красной земле", и, как только образцы прибыли, печи вновь приковали его к себе.