Братство волка - Эли Бертэ

Между тем разговор сделался общим.

— Вы думаете, барон, что мы скоро разделаемся с этим проклятым животным, которое позволило себе поселиться в лесу нашей очаровательной хозяйки? — спросил граф де Лаффрена.

— Я в этом уверен, любезный граф.

— Ну если мой благородный друг барон утверждает так, — вмешался Легри, — то в этом нельзя сомневаться.

— На охоте ни в чем нельзя быть уверенным, — возразила Кристина, — отец мой, признанный авторитет в этом отношении, имел привычку так говорить.

— Графиня права, — перебил Ларош-Боассо, — никто не может знать заранее, чем закончится охота, однако мы не будем пренебрегать никакими средствами, для того чтобы она имела желанный успех. Я привел Бадино, моего лучшего охотника, и сам хочу завтра осмотреть лес при первых дневных лучах! Не слышно ли о каком-нибудь новом злодействе этого животного после вчерашнего приключения?

— Я не знаю, — сказала Кристина де Баржак, — зверь все еще находится в Монадьере, в двух лье отсюда… Но, — прибавила она с легким беспокойством, — он и теперь может быть опасен, а я не вижу друзей, которых мы ожидаем.

Кавалер и урсулинка с живостью перешептывались между собой. Но прежде чем они успели сообщить свои замечания Кристине, Ларош-Боассо вдруг весело воскликнул:

— Вы заставили меня вспомнить кое-что! Я не вижу здесь еще этих двух фронтенакских бенедиктинцев, которых я оставил в Лангони в гостинице вдовы Ришар… Они должны были следовать за нами и уже быть здесь; уж не съел ли их волк, которого они так боялись?

— Святая Дева, что он говорит? — прошептала урсулинка, сложив руки.

— Барон, — спросил Моньяк, — вы говорите о почтенных фронтенакских бенедиктинцах, которые задержались в дороге?

— Без сомнения, — отвечал Ларош-Боассо небрежным тоном. — Их было двое, молодой и старый; они должны были оставить Лангонь вскоре после меня. Право смешно, если они заблудились в этом густом тумане и были вынуждены ночевать в лесу. Если так, какую ночь провели эти бедные бенедиктинцы! Они верно тысячу раз прочли pater и ave, чтобы очистить лес от всех ругательств, которыми его осквернили теперешние и прошлые охотники. Я бьюсь об заклад, что завтра, несмотря на их длинную одежду, их найдут в каком-нибудь гнезде сорок или белок.

Легри засмеялся.

— И волки окружат дерево, на котором они сидят, — решил он продолжить шутку барона.

Присутствующие расхохотались, но тотчас смолкли, заметив, что хозяйка нахмурила брови.

— Барон, — спросила она со сдерживаемым волнением, — вы знаете этих двух бенедиктинцев, которых вы видели в Лангони, и можете их назвать?

— Кажется, один был Бонавантюр, приор аббатства, — сказал Ларош-Боассо равнодушно, — а другой… другой, если я не ошибаюсь, то ли родственник, то ли слуга, то ли секретарь приора, что-то в этом роде.

— Без сомнения, — испуганно произнесла Кристина, — это Леонс!

— Леонс? Да, в самом деле, кажется, так при мне называли этого молодого человека.

Кристина поспешно встала.

— Кавалер де Моньяк и сестра Маглоар, — сказала она, — распорядитесь, чтобы мои люди тотчас отправились разыскивать наших заблудившихся гостей; пусть осмотрят лес с факелами, пусть кричат, пусть трубят в рога… Нет, я сама лучше поеду верхом; прикажите Мориссо проводить меня на рыжем.

— Прекрасно, дитя мое, у вас доброе сердце, — прошептала урсулинка.

Присутствующие очень удивились перемене в молодой хозяйке.

— Право, графиня, — весело сказал Ларош-Боассо, — я не понимаю вашего великодушия. Что за беда, если эти бенедиктинцы заночуют на дереве? Это будет для них удобным случаем поразмышлять и помолиться, не рискуя ничем, кроме насморка.

— Молчите, барон, — перебила Кристина сухо, — я не могу позволить подобных шуток. Приор Бонавантюр — самый лучший, самый благоразумный из бенедиктинцев аббатства, и он всегда был добр ко мне. Племянник его, мосье Леонс, друг моего детства; я не прощу себе, если с тем или другим случится несчастье… Как, мосье де Моньяк, вы еще здесь? — обратилась она к своему шталмейстеру.

— Я иду, графиня; но позвольте мне смиренно возразить, вам нельзя оставить благородных гостей и отправиться с нами в лес; это будет неприлично…

— Неприлично? Неприлично? — повторила гордая молодая девушка. — Ваше любимое слово, кавалер! Мне интересно, до каких пор мои распоряжения будут оспаривать? Разве я уже здесь не хозяйка? Но если мне отказываются повиноваться, я поеду одна…

— Графиня, — вскричал барон, — позвольте мне проводить вас. Я часто отыскивал следы оленей и косуль, — прибавил он вполголоса, — но никогда бенедиктинцев; это будет охота в новом роде.

— Я также прошу чести провожать мадемуазель де Баржак, — сказал Легри, по обыкновению взяв за образец поведение своего патрона.

— И я также, и я также! — вскричали охотники со всех концов зала.

— Как вам угодно, господа, — сказала хозяйка, — главное, меня не будут упрекать, что я бросаю гостей… Но спешим, становится поздно. Ночь темна, и я боюсь…

— Да будет с вами мир Господень, — сказал вдруг тихий голос в дверях.

Кристина де Баржак и следовавшие за нею вдруг остановились. Вошел приор Бонавантюр в довольно жалком виде, поддерживая бедного Леонса, который шел с трудом, завернутый в плащ пастуха.

Меркоарские гости вскрикнули кто от удивления, а кто от радости, потому что идея с ночной прогулкой не весьма им понравилась. Графиня де Баржак встретила новых гостей с радостным восклицанием:

— Ах, мой преподобный отец, вы ли это? Мосье Леонс! Будьте дорогими гостями в Меркоаре! Мы начали тревожиться и хотели ехать искать вас… Но, Боже мой, что с вами случилось?

Кристина заметила расстроенный вид бедного бенедиктинца и бледность, уныние и слабость Леонса.

— Вы скоро это узнаете, дочь моя, — сказал приор, — но позвольте мне прежде усадить этого бедного юношу. Я не знаю, зачем слуги привели нас сюда, где мы помешали этому веселому собранию, стоило бы отвести нас в нашу комнату… Слава богу! Он помог нам в минуту опасности!

Говоря так, он довел племянника до кресла, которое урсулинка поспешила придвинуть. Молодой человек, казалось, не столько страдал, сколько находился в замешательстве, и общее внимание, предметом которого он был, смутило его, так что он слегка покраснел. Этот румянец стал еще заметнее, когда его глаза встретились с глазами графини де Баржак.

— Мосье Леонс, — спросила взволнованная Кристина, — что с вами? Вы ранены? Боже мой, Ваше платье разорвано, я вижу кровь…

— Это ничего, почти ничего, — возразил Леонс, пытаясь улыбнуться, — простая царапина жеводанского зверя.