Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия

Баженов внимательно слушает меня, сложив руки в замок и уперев их в подбородок. Когда я замолкаю, не торопится комментировать мою речь, продолжает еще какое-то время сверлить давящим взглядом, после чего, наконец, снисходит до ответа.

— Ты кому-то по-крупному перешла дорогу, Алена. Будет лучше, если я узнаю, кому и как именно, — сухо произносит он. — И я уверен, что ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Просто так из страны не сваливают ни с того ни с сего, не так ли? У меня нет времени с тобой возиться, поэтому прошу по-хорошему последний раз — скажи мне правду. Что ты натворила? Чем промышляешь?

— Ничем, клянусь, — кручу головой, и чувствую, как подрагивают от напряжения губы. — Я ничем не промышляю и ничего не творила.

— Тогда за что, блять, тебя закрыть пытались? — выходит из себя он. — Ты знаешь, какого гемора мне стоило вытащить тебя оттуда? Кто-то очень серьезный сильно подсуетился, чтобы у меня это в принципе не получилось, но тебе повезло, что я упрямый.

От его слов все леденеет внутри. Это уже совершенно точно не похоже ни на какую игру. Кажется, он и правда очень зол. Неужели все это, и правда, работа Захарова? Но зачем? За что?!

— Я не знаю, — мелкая дрожь бьет тело, от переизбытка эмоций подташнивает. Но я должна держать себя в руках. — Я, правда, не знаю. Я думала, это ты.

— Ты ебанутая?

Да. Я точно ебанутая, если решила, что мне по зубам такие игры. А самое паршивое, что я понятия не имею, как выбираться из ямы, в которую сама себя загнала.

— Хватит строить из себя дуру, — требует Баженов, пригвождая к стулу одним взглядом. — Говори.

— Я уже все тебе сказала, — упрямо цежу я сквозь зубы.

— Хорошо, — вздыхает он со злостью. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Раздевайся.

— Что?

— Мне повторить? Встала и сняла с себя одежду.

— З..зачем? — переспрашиваю, заикаясь.

— Память отшибло? Забыла о нашей договоренности? Ты теперь будешь делать все, что я скажу.

— Не забыла, — судорожно сглатываю. — Просто… Можно хотя бы сначала в душ?

— Нельзя, — припечатывает он. — Не беси меня, Алена.

Я поднимаюсь со стула и чувствую, как все тело сотрясается от гулких ударов сердца в груди. Меня тошнит от происходящего. Сильно тошнит.

Но я не могу ослушаться. Слишком боюсь его. Ненавижу себя за это, и все равно боюсь. Жалкая трусливая тварь.

Онемевшими пальцами стаскиваю с себя футболку и кладу ее на стул. Потом кроссовки, джинсы. Оставшись в одном нижнем белье, в нерешительности замираю, но Баженов смотрит так подавляюще, что руки под его взглядом сами поднимаются к застёжке на бюстгальтере, чтобы расстегнуть ее. Снимаю и кладу на стул. Баженов не стесняясь разглядывает мои обнаженные полушария, и его взгляд темнеет, становится еще тяжелее, чем обычно. Кажется, будто даже воздух накаляется между нами. До одури хочется прикрыться руками, но гордыня не позволяет показать ему свою слабость.

— Трусы, — одними губами приказывает он, и я, презирая себя, послушно наклоняюсь, чтобы стянуть их и остаться полностью беззащитной.

Он без тени смущения исследует взглядом мое тело, подолгу задерживаясь на самых интимных местах. Я не знаю, какого хрена меня это заводит. Как вообще такая ситуация может заводить. Снова чувствую себя жалкой шлюхой, но возбуждение от этого никуда не девается. Между ног печёт, низ живота сладко тянет, а соски превращаются в твёрдые горошины.

Небрежным движением он выдвигает верхний ящик стола, достает оттуда пачку презервативов и швыряет ее на стол, после чего достает еще что-то, я не сразу понимаю, что, но он бросает это мне, и я едва успеваю среагировать, чтобы поймать.

В замешательстве смотрю на черную тубу с серебристой надписью в своих руках. Буквы расплываются перед глазами, на спине выступает холодный пот, когда я, наконец, могу прочитать надпись. Это анальная смазка. Резко перевожу взгляд на Баженова.

— Знаешь, что с этим делать, — холодно произносит он, медленно поднимаясь с кресла. — Грудью на стол, и смазки не жалей.

Мое возбуждение мгновенно проходит, но сейчас я этому не радуюсь. От понимания, что именно он собирается делать со мной, становится дурно. Буквально дурно, я даже не могу дышать. Анальный секс — это не мое. От слова совсем. Да у меня его и не было никогда, хватило даже пальцев, чтобы понять, что на такое я не подпишусь ни за что в своей жизни. Только сейчас меня вряд ли будут спрашивать.

Баженов проходит мимо меня, и я вся съеживаюсь. Слышу, как позади раздается два приглушенных щелчка, кажется, он запер дверь кабинета изнутри.

— Не надо… — мой голос звучит жалко, он больше напоминает хрип. — Пожалуйста. Лучше минет. Или что угодно другое. Только не это.

Баженов приближается ко мне сзади. Мне не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, что он стоит совсем рядом — обнаженная кожа остро улавливает каждое колебание воздуха.

— Решать тебе, — раздается ледяной голос над самым ухом. — Либо ты говоришь правду, либо будешь отрабатывать каждую минуту, которую я на тебя потратил, тем местом, которым я скажу. До тех пор, пока не посчитаю, что с тебя достаточно.

— Но я сказала правду, — шепчу, с ужасом понимая, что сказать ему правду равносильно тому, чтобы подписать себе смертный приговор.

— Я разве похож на дебила, Алена?

— Нет, — снова шепчу, голос мне отказывает.

— Ложись на стол.

Не могу заставить себя сдвинуться с места. Я не вынесу этого унижения. Просто не вынесу. Папа, прости меня. Но я не смогу.

— Тебе помочь, может?

— Не надо. Только не так. Пожалуйста…

— Блять… — раздраженно вздыхает он, хватает меня за шею и тащит к столу, чтобы уложить на него голой грудью.

Лакированная поверхность кажется ледяной, обжигая чувствительную кожу холодом. Я не сопротивляюсь. Просто не могу. Меня будто сковало по рукам и ногам от ощущения жуткой безысходности. Чувствую, как Баженов неделикатно раздвигает мои ягодицы в разные стороны, причиняя острый дискомфорт. Зажмуриваюсь, пытаясь справиться с все больше охватывающей паникой, и снова вспоминаю папу. Прошу у него прощения, и дико жалею себя, что он не рядом и не может помочь мне сейчас. Не может защитить свою непутёвую дочь, когда она в очередной раз ввязалась в дерьмо. Только теперь из этого дерьма уже никак не выбраться.

Мои пальцы все ещё по инерции крепко сжимают тубу со смазкой, которую Баженов бесцеремонно отбирает. Слышу щелчок, и чувствую, как между ягодиц начинает стекать холодная консистенция.

Он не осторожничает. Быстро втирает смазку мне в анус, и грубо проникает в него пальцем, заставляя испытать омерзительную жгучую боль.

Я сжимаю зубы и зажмуриваюсь ещё сильнее, уговаривая себя потерпеть. Просто потерпеть, ведь однажды это закончится.

Он двигает пальцем внутри меня, после чего добавляет ещё один, и мне настолько больно, что горло стягивает спазмом от рвущихся наружу рыданий. Из последних сил пытаюсь держать их, но в итоге сдаюсь. С губ срывается всхлип, и слезы градом катятся по щекам, обильно смачивая лакированную поверхность, которая тут же становится липкой.

Меня хватают за волосы, приподнимают голову и поворачивают её так, чтобы он мог видеть мое лицо. Я закрываю глаза, чтобы спрятаться от этого ненавистного ледяного взгляда с налётом презрения, которым он добивает меня окончательно.

Рука в моих волосах разжимается, и голова безвольно падает, ударяясь об стол. Мою задницу оставляют в покое, но я все ещё чувствую отголоски жжения. Настороженно наблюдаю за действиями Баженова, понимая, что все не может так просто закончиться.

Но, кажется, он и правда не собирается продолжать. Обходит стол, достаёт из ящика влажные салфетки, и тщательно вытирает ими свои пальцы.

— Пошла вон, — произносит с презрением.

Я едва нахожу в себе силы, чтобы встать и распрямить спину.

— Что?

— Я сказал, одевайся и пошла вон отсюда.

Я молчу, совершенно ничего не понимая. Он меня отпускает? Совсем или на время? Губы дрожат, внутри все трясется, и больше всего на свете хочется поскорее вполнить его приказ, но я нахожу в себе силы задать еще один вопрос, потому что неизвестности я просто не вынесу.