Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия

— Что будет со мной дальше?

— Мне насрать, что с тобой будет дальше, — холодно отвечает он, швыряя под стол использованные салфетки.

— Ненавижу… — шиплю я, глотая злые слёзы, давясь ими, мечтая испепелить его взглядом.

Баженов резко переводит на меня глаза, опасно сужает их, и смотрит так, будто мечтает убить на месте.

— Так пиздуй отсюда, пока я не передумал, и не порвал твою девственную жопу.

Больше повторять ему не приходится. Я хватаю свои вещи, и начинаю судорожно натягивать их на себя. Белье, потом джинсы. Баженов наблюдает за мной какое-то время, но недолго. Я едва успеваю застегнуть молнию, когда он уходит из кабинета, оставив меня одну.

18

Я едва успеваю покончить с одеванием, как слышу позади себя негромкий стук в дверь.

— Да, можно, — отзываюсь на него охрипшим голосом.

Вряд ли по ту сторону меня слышно, но дверь все же открывается, и в кабинет входит Николай. Он окидывает меня непривычно встревоженным взглядом, и кивает головой на выход.

— Идем.

— К..куда? — от всего только что пережитого меня все еще сильно трясет.

— Константин Владимирович распорядился отвезти тебя, куда скажешь.

— Правда? — задаю наиглупейший вопрос.

Но Коля отвечает вполне серьезно, без всяких насмешек:

— Правда.

И только сейчас я обращаю внимание на свою дорожную сумку в его руке. Выходит, меня действительно отпускают? Так просто? Почему-то я не могу в это поверить.

Но Николай провожает меня в машину, открывает дверь, пытается помочь сесть, на что я реагирую агрессивно — со злостью отталкиваю его руку. Но он будто даже не придает значения этому моменту. Спокойный, как удав, обходит машину и занимает водительское место, бросив мою сумку на переднее пассажирское сидение.

— Куда едем? — интересуется, бросая взгляд в зеркало.

— Домой. Куда отвозил в первый раз, — хриплю я, вжимаясь всем телом в обшивку сидения.

В начале пути не могу расслабиться ни на секунду, в страхе, что он отвезет меня не домой, а куда-нибудь в лес, и пристрелит там к чертовой матери. Но вскоре начинаю узнавать дорогу, и выдыхаю. Страх отступает, и ему на смену приходит отчаяние. Казалось бы, радоваться должна, что вышла из этого дерьма с минимальными потерями — я не за решеткой, и насиловать меня не будут. И пусть я понятия не имею, что делать дальше, но ведь смогу придумать. Из любой ситуации можно найти выход. Любые проблемы можно решить. Так всегда говорил папа. Только не смотря на доводы рассудка, слезы душат, тело сотрясают глухие рыдания, и даже косые взгляды Николая в зеркале заднего вида не могут заставить меня спустить на тормоза истерику.

Не в силах ее сдерживать, я отпускаю себя и реву. Тихо, беззвучно, но реву всю дорогу, и когда машина тормозит у моего дома, в который я уже не планировала возвращаться, все еще всхлипываю и яростно утираю слезы.

Остановив машину, терминатор вдруг разворачивается ко мне всем корпусом, и от неожиданности я замираю, с недоумением уставившись на него.

— Алена, — обращается он ко мне по имени, что тоже кажется мне из ряда вон выходящим событием. — Я, может, лезу не в свое дело, но лучше бы ты рассказала Константину Владимировичу все, что знаешь. Он человек жесткий, но не жестокий. Он может помочь, ты ему нравишься.

В ответ я молчу и несколько секунд глупо хлопаю глазами, переваривая услышанное. Я ему нравлюсь. Это я уже слышала. В памяти проносится его взгляд, полный презрения, его ледяной тон, которым он выгоняет меня из своего дома, угроза порвать мне задницу… Кажется полным абсурдом, что меня это задевает, потому что мне должно быть плевать на то, как этот человек ко мне относится. Я ненавижу его всеми фибрами души, и нисколько не жалею, что сказала ему об этом. Но эти слова Николая — я ему нравлюсь, вызывают внутри что-то, чего быть во мне не должно в принципе. Будто это имеет для меня значение. Нет. Не имеет. Но как ни стараюсь себя убедить в этом, внутри все равно все огнем горит от какой-то нелепой обиды. Абсурд.

Вдруг накатывает такая злость, что хочется убивать. Или хотя бы разбить кулаком боковое стекло, долбанув по нему со всей дури. Но я сдерживаю себя, вместо этого перевожу взгляд на Николая, и яростно шиплю:

— Да пошел ты вместе со своим Константином Владимировичем…

Выскакиваю из машины и быстрым шагом иду к подъезду, но лишь когда оказываюсь внутри, вспоминаю, что забыла забрать свою дорожную сумку. По инерции разворачиваюсь и иду назад, но, не пройдя и десяти шагов, меняю свое решение. Не хочу снова лицезреть рожу Николая, да и в сумке нет ничего жизненно-необходимого. Единственный телефон, который у меня остался, лежит в кармане толстовки, а ключи от квартиры я оставляла в щитке, собираясь потом позвонить арендодателю и сообщить, где они находятся.

Поднимаюсь на лифте на свой этаж, и без труда отыскиваю спрятанный ключ, немного повозившись с закрученным болтом на щитке. Какое-то время вожусь с замком, обычно он не заедает, но сегодня то ли звезды сошлись, то ли я на взводе — открыть квартиру ни с первого, ни со второго раза мне не удается. Я живу на шестнадцатом, сверху всего один этаж, и по лестнице мимо обычно никто не ходит, все соседи пользуются лифтом. Но сегодня, как назло, кому-то приспичило пройтись вниз пешком. Я предпринимаю еще одну нетерпеливую попытку справиться с замком, чтобы избежать ненужной встречи, но снова безуспешно. Приходится быстро вытереть слезы, натянуть на лицо безмятежную улыбку, и обернуться, чтобы поздороваться с соседом, который спускается сверху, но когда я поворачиваю голову — вижу совершенно незнакомого парня в спортивном костюме, бейсболке, и темных очках. Рассеянно киваю ему, и снова отворачиваюсь к двери. С четвертой попытки замок, наконец, поддается, я открываю дверь, чтобы войти внутрь, и внезапно чувствую сильный толчок в спину, после чего влетаю в квартиру торпедой и падаю на пол, больно приземляясь на колени.

Не успеваю опомниться и что-то предпринять, как мне на шею накидывают нечто тонкое и острое, вроде веревки или шнура, и эта вещь больно впивается в кожу, мгновенно перекрывая доступ к кислороду. Сознание застилает паникой, я пытаюсь вырваться, отбиться, сделать хоть что-нибудь, но все бесполезно. Меня надежно удерживают на месте, с каждой миллисекундой сдавливая шею все сильнее. Сделать даже малейший вздох уже невозможно, воздуха в легких становится все меньше и меньше, перед глазами начинают метаться черные мушки, а в ушах слышится гулкий противный звон. В какой-то момент я вдруг четко осознаю, что все. Это конец. Медленно ускользаю в небытие, и уже ничего не могу с этим поделать… И в тот самый момент, когда приходит смирение, вдруг чувствую сильный удар.

Не сразу понимаю, что упала на пол. Удавка все еще на шее, но уже не впивается в нее, и я делаю судорожный вдох, а потом еще один, и еще, обеими руками сдирая с себя предмет, которым меня только что душили. Легкие горят огнем, я жадно хватаю ртом воздух, и когда, наконец, окончательно прихожу в себя, осознаю, что сзади доносятся звуки борьбы. Не без труда отрываюсь от пола, оборачиваюсь, и вижу, как высокая мужская фигура в бейсболке стремительно покидает мою квартиру. Вслед за ним кидается еще один мужчина, намного крупнее первого, но уже у порога замедляется и как-то странно оседает на пол.

Спустя еще мгновение я узнаю в этом мужчине Николая.

— Ты как? — спрашивает он, хватаясь рукой за левый бок и морщась, словно от сильной боли.

— В п. порядке, — кое-как отзываюсь, не в силах справиться с зубами, что выбивают чечетку.

— Дверь запри, — командует он, кивая головой на вход.

Кое-как заставляю себя подняться, и на трясущихся ногах бросаюсь к двери, добравшись до которой судорожно проворачиваю замки на все доступные обороты.

Тут же понимаю, что с Николаем что-то не так. Он двигается медленно, прислоняется спиной к стене и опирается на неё, откинув голову назад. Я присаживаюсь на корточки рядом с ним и вижу, что рубашка под пиджаком в области живота вся пропиталась кровью. Ранен…