Дело о девушке с календаря - Эрл Гарднер

– С разрешения суда, – сказал Мейсон, – есть один пункт, который вызывает большие сомнения.

– Не вижу, – несколько запальчиво возразил Эрвуд.

– Я имею в виду время. Если мой клиент совершил преступление, он должен был сделать это до девяти часов.

– Почему? Это ничем не доказывается.

– Доказательства будут, – заверил Мейсон. – И, кроме того, я намерен доказать, что Меридит Борден оставался жив и здоров еще долгое время после девяти часов.

Судья потер подбородок.

– Ну, – сказал он наконец, – на таких фактах вполне можно строить защиту, если вы, конечно, сможете доказать их, мистер Мейсон.

– Я намерен доказать их.

– Сколько времени вам понадобится на это?

– По меньшей мере вся середина дня.

– У меня очень загруженное расписание, – ответил Эрвуд. – Я предполагал, что это самое заурядное дело, которое отнимет у нас не больше часа, и уж, во всяком случае, не больше, чем утро.

– Мне очень жаль, ваша честь, но я не давал никаких поводов к тому, чтобы у суда сложилось подобное впечатление.

– Да, не давали, – признал судья Эрвуд. – Дело в том, что обычно такого рода дела проходят быстро. Как бы то ни было, у меня нет никакого желания препятствовать защите в осуществлении ее прав. Но имейте в виду, мистер Мейсон: ваши доказательства алиби обвиняемого должны быть совершенно ясными и очень убедительными. Вы достаточно опытный адвокат, и не мне вам напоминать о том невыгодном положении, в которое вы себя ставите, оглашая доказательства защиты на предварительном слушании. Итак, желаете вы продолжать дело?

– Да.

– Очень хорошо. Я только должен сделать еще одно заявление. Как я заметил, читая газеты, некоторые предварительные заседания, на которых вы выступаете в качестве защитника, имеют тенденцию к эффектным разоблачениям, что, по-моему, не может быть оправдано никакими доводами. Я никого персонально не критикую, но считаю, что суд не должен проявлять излишнюю мягкость, разрешая защитнику оглашать на предварительном слушании некоторые доказательства. С одной стороны, у меня нет ни малейшего намерения ущемлять права защиты, но с другой – я также совершенно не намерен допускать нечто, что не имеет прямого отношения к данному делу.

– Отлично, ваша честь, – ответил Мейсон. – Я хочу представить на рассмотрение суда доказательство, которое основано на предположении, что если обвиняемый убил Меридита Бордена, то преступление должно было совершиться до девяти часов вечера. Думаю, я смогу доказать, что оно не было совершено до этого времени.

– Хорошо, – сказал Эрвуд. – Суд объявляет перерыв и…

– Одну минуту, – остановил его Мейсон. – Прошу извинить меня за то, что вынужден прервать вас, но нужно выяснить еще один очень важный для моего подзащитного факт.

– О чем вы говорите?

– Тело Меридита Бордена было найдено в фотостудии. Отсюда следует, что после разговора с обвиняемым Борден решил заняться фотосъемками и, значит, с ним должен был находиться еще кто-то. Вряд ли Борден снимал сам себя.

Судья нахмурился:

– Это утверждение, мистер Мейсон, основывается только на вашей вере в версию обвиняемого. Если вы предполагаете строить защиту на подобных утверждениях, то зря тратите время. Вполне возможно, что Меридит Борден разговаривал с обвиняемым Джорджем Анслеем в фотостудии. Конечно, обвиняемый будет утверждать, что даже не заходил туда, но суд не станет обращать внимания на это. Присяжные могут верить или не верить обвиняемому, но здесь идет предварительное слушание. Здесь уже доказано, что совершено убийство и орудие убийства найдено у обвиняемого. Поэтому никакие голословные утверждения обвиняемого о том, что он не находился в комнате, где произошло убийство, приняты во внимание не будут.

– Я это понимаю, ваша честь, – сказал Мейсон, – и не прошу суд брать на веру его слова. Однако я хотел бы спросить помощника окружного прокурора: есть ли доказательства того, что в тот вечер в студии проводилась съемка? Если да, я хотел бы, чтобы эти доказательства были предъявлены.

– Мы не обязаны раскрывать защите наши доказательства, – запальчиво возразил Дру.

– Вы обнаружили в фотостудии непроявленные пленки? – спросил Мейсон. – Может быть, были отсняты пластинки в фотокамере?

– Мы нашли отснятые, но не проявленные пластинки, – с неохотой признал Дру, – причем одна находилась в камере, но сказать точно, когда именно они были отсняты, нельзя.

– С разрешения суда, – заметил Мейсон, – если отснятые кадры еще не проявлены, мне кажется, их нужно проявить и посмотреть, что там изображено.

– Негативы проявлены? – спросил судья Сэма Дру.

– Да, ваша честь.

– В таком случае, – продолжал судья, – если на них изображен обвиняемый, то либо негативы, либо отпечатки с них должны быть представлены как доказательство.

– Да, конечно, – раздраженно ответил Дру. – Однако мы не думаем, что эти негативы имеют отношение к присутствию мистера Бордена в фотостудии, разве что он мог пойти туда, чтобы проявить отснятые кадры. Может быть, ему не терпелось начать работать над ними. Как нам известно, незадолго до смерти покойный начал с кем-то из своих друзей своего рода соревнование в том, кто лучше сделает художественный фотоплакат с изображением девушки. Вероятно, пленка, находившаяся в камере, была отснята или в день его смерти, или накануне.

– Мне хотелось бы попросить обвинение после перерыва представить в суд эти негативы или хотя бы отпечатки с них, – сказал Мейсон.

– Не вижу для этого оснований, – возразил Дру. – Это не суд присяжных. Обвинение обязано выставить ровно столько доказательств, чтобы стали очевидны факт совершения преступления и основания виновности в нем вашего подзащитного.

– Вы правы, – сказал обвинителю судья Эрвуд, – но раз защита хочет выступить со своими доказательствами, то у нее есть право вызвать повесткой любого свидетеля, а значит, и того, у кого хранятся негативы. Я думаю, что в целях экономии времени вам лучше представить их, мистер Дру.

– Но они не имеют отношения к делу, – упорствовал Дру, – совершенно не имеют.

– Тогда вы сможете возражать против предъявления их в качестве вещественных доказательств.

– Хорошо. Я принесу фотографии в суд, – с явной неохотой сдался Дру.

– Суд объявляет перерыв до двух часов дня, – провозгласил Эрвуд.

Мейсон поспешно подошел к Полу Дрейку:

– Ну, Пол, включайся в дело. Нужно срочно вручить повестки Лоретте Харпер, Дон Меннинг, Беатрис Корнелл и Франку Ферни.

Дрейк повернулся в зал и поднял вверх руку с четырьмя растопыренными пальцами. Мужчина, сидевший на одном из мест для присутствующих в зале суда, встал и направился к выходу.

– О’кей, будет сделано, Перри, – пообещал Дрейк. – Но только, по-моему, зря все это. Судья уже твердо решил, что Анслей виновен в преступлении, и ни за что не изменит своего решения.

– Для того чтобы суд признал причастность Анслея к преступлению, обвинению придется еще немало потрудиться, – ответил Мейсон. – Во всяком случае, я постараюсь вытащить из них как можно больше доказательств.

– Но они будут возражать на том основании, что это несущественно, и судья примет их возражения.

– Я все равно узнаю то, что мне надо. Или Лоретта Харпер, или Дон Меннинг лжет. Пока неизвестно кто. Дон Меннинг выглядит как сама невинность, но если рассуждать логически, то ведь около девяти часов вечера она оказалась на территории Бордена одна, и нет никаких доказательств, что она не пошла в дом и не оставалась там до момента преступления.

– Ну, давай, давай, – с иронией произнес Дрейк. – А я остаюсь при собственном мнении. Сэм Дру в своей профессии на сегодня один из самых везучих людей. Он способен выиграть дело, основываясь только на первом впечатлении, и судья, как правило, с ним всегда заодно. Сейчас Дру чувствует, что у тебя нет ни малейшей надежды переубедить судью.

– Положение председательствующего, – усмехнулся Мейсон, – обязывает судью Эрвуда сидеть на данном слушании и внимательно следить за тем, чтобы дело шло как можно более беспристрастно.

– Ты думаешь, что сможешь изменить ситуацию? – с сомнением спросил Дрейк.

Мейсон задумчиво поджал губы:

– Во всяком случае, я очень постараюсь.

Глава 10

Когда в два часа дня суд снова занял свои места, Пол Дрейк вдруг наклонился к Перри Мейсону.

– Посмотри-ка на Сэма Дру, – шепотом предупредил он. – Его так распирает от удовольствия, что он едва сдерживается. Видимо, за время перерыва произошло нечто сногсшибательное. Говорят, он посылал нарочного, и теперь сам Гамильтон Бергер, окружной прокурор, собирается прийти посмотреть, как ты сядешь в калошу.

– Что же произошло? Ты хоть что-нибудь знаешь? – спросил Мейсон.

– Не смог выяснить. Но весь их лагерь прямо лопается от возбуждения и гордости…

Он не закончил фразу, потому что из своего кабинета в зал суда вышел Эрвуд. Все встали и ждали удара молотка, возвещающего о том, что можно сесть.