Алые погоны - Борис Изюмский

Сегодня генерал начал свой обход училища в 16.30. Глаз у генерала острый. Он сразу замечал криво повешенный портрет, плохо вычищенную бляху ремня, измазанную панель в ротной канцелярии. В конюшнях он так посмотрел, ничего не сказав, на загрязненные кормушки лошадей, что широкоплечий, с пышными, усами капитан Зинченко, звякнув шпорами, выдавил хрипло:

— Будет вычищено!

— Немедленно, — кратко добавил генерал.

В столовой Полуэктов приказал сопровождающему его офицеру:

— Запишите… Столы накрыты прошлогодними носовыми платками. Завтра должны лежать белоснежные скатерти! Проверите исполнение.

Он сделал ударение на слове «белоснежные».

Когда генерал вошел в санчасть, начальник ее, очень полный, страдающий одышкой полковник лет пятидесяти, с бритой головой, с двойным подбородком и невмещающейся в воротничок шеей, засуетился, насколько позволяла ему комплекция, кинулся к папке с диаграммами и таблицами и начал их поспешно доставать. Полуэктову хорошо было известно пристрастие полковника Райского к бумажкам, к своему уютному врачебному кабинету, стремление не обременять себя ходьбой по корпусам училища, и поэтому сейчас, когда Райский пытался показать ему «кривую роста упитанности суворовцев» и сообщить цифры, густо сдобренные латынью, начальник училища добродушно остановил его.

— Вижу, вижу, латынь знаете. А вот сколько у вас детей с опущенной лопаткой — знаете? Нет? Вот это уже никуда не годится, не по-отцовски. А вечером достаточно светло в классах?

— Так точно!

— Совсем не точно. Недостаточно света, товарищ полковник, зрение детям портим!

— Я собирался… — начал было Райский, делая подбородком движение, будто ему стал узок воротничок кителя.

— Вот, вот, долго собираетесь… На урок физкультуры пойдите, установите, какую там нагрузку дают. Их кульбитам учат. Видели, что Гербов на брусьях выделывает? А сутуловат. Вы мне лучше выпрямите Гербова коррегирующей гимнастикой. Кувыркаться на турнике и фокусы показывать он еще успеет. А выйти от нас должен здоровым, стройным, гибким… Чтобы смотреть было радостно, за квартал осанка видна была, шаг легкий, грудь высокая, плечи — любо глядеть, чтобы голова красиво на плечах сидела, под гимнастеркой чувствовались мышцы литые… А вы меня латынью глушите! — сердито закончил генерал и, надев папаху, вышел, бросив свое обычное: «ну-ну», в котором Райскому послышалось осуждение. Виновато вздохнув, он вытер платком пот с бритой головы и, покряхтывая, стал натягивать шинель.

Из-за плотно прикрытой двери музыкального класса доносятся приглушенные звуки скрипки. Чья-то нетвердая рука играет незатейливую песенку. В коридорах суворовцы замирают у стен, провожая глазами начальника училища. Он проходит, отвечая на приветствия легким наклоном головы.

На втором этаже генерал Полуэктов зашел в методический кабинет. Из-за стола поднялся капитан Васнецов, невысокий, с небольшими светлыми усами, — преподаватель литературы и по совместительству заведующий методическим кабинетом училища.

— Работайте, работайте, — генерал сделал рукой жест, словно усаживая Васнецова. Капитан сел, но, следя ревнивым взглядом за генералом, не выдержал, снова встал и подошел к нему, когда Полуэктов остановился у выставки работ детей.

— Все сделали сами, — с гордостью оказал Васнецов, бережно прикасаясь рукой к модели пушки.

Здесь были выставлены коллекция минералов, рисунки красками и карандашом, средневековый замок из папье-маше, контурная карта Европы, сделанная из глины и размоченного картона.

В классах началась вечерняя подготовка уроков. Полуэктов решил побывать в роте майора Тутукина. В отделении Беседы не ладилось с русским языком. Генерала встретил докладом капитан Беседа, дежуривший в этот день по роте, и они вместе зашли в четвертое отделение. Поздоровавшись и разрешив суворовцам сесть, генерал подошел к парте Самсонова.

— А ну-ка, покажите свою тетрадь по русскому языку, — сказал он, подсаживаясь к Семену.

Самсонов не оробел, — он порылся в парте, достал тетрадь. Первая страница ее была образцово чистой, вторая — погрязнее, третья — еще хуже. Перелистав несколько незаполненных листов, Полуэктов наткнулся на двустишье, написанное нетвердым размашистым почерком с загогулинами:

Кол не друг и не чурбак,Кто получит — тот дурак

А страницей дальше:

Дон течет, течет Донец,А тетрадочке — конец!

И подпись: «Семен Иванович Самсонов, будующий асс». У последней буквы «с» хвост закручивался мертвой петлей. Виновник поэтических упражнений и будущий ас все доверчиво улыбался, поглядывая на генерала.

— Нехорошо, нехорошо, — осуждающе покачал головой генерал, — это ведь гряземарание… и неграмотно, — он подчеркнул ошибку в слове «будующий». — Никуда не годится! Ваша фамилия Самсонов?

— Так точно! — Сенька встал, немного склонив белесую голову набок, и растянул губы в располагающей улыбке. «Ишь ты, — подумал генерал, — веселый какой человек».

— Не ожидал от вас, суворовец Самсонов, такого отношения к учебе. Тетрадь перепишите начисто, — строго приказал он. — Я к вам скоро снова приду, и тогда вы мне покажете.

Полуэктов сел за стол преподавателя и обвел испытующим взглядом класс. Круглолицый капитан Беседа, сам чем-то похожий на своих воспитанников, отошел к окну.

— Кто из вас читал книгу «Тимур и его команда»? — неожиданно спросил генерал.

Руки подняли почти все.

— Хорошо! — похвалил Полуэктов. — Почему же тимуровцев так любят в нашей стране?

С передней парты поднялся Кирилл Голиков.

— Старший суворовец Голиков!

Он старался выпятить грудь, но выпяченным оказался живот.

— Тимуровцы помогают Родине! Они дружные и о людях заботятся.

— Правильно, — кивнул головой генерал, — вот вы, старший суворовец…

Голиков с еще большей готовностью выпятил грудь с красной картонной звездочкой на левой стороне. В центре звездочки старательно была выведена чернилами буква «Т».

Только теперь генерал заметил такие же значки у многих в отделении. «Что бы это могло значить?» — подумал он, но не стал сейчас расспрашивать.

— Так вот, вы, суворовец Голиков, хотите Родине помогать?

— Очень хочу!

— Вы читать любите?

— Люблю, — с жаром ответил Кирюша.

— А грамматику?

— Н-нет, — с запинкой произнес Голиков. — Трудно правила запоминать, — оправдываясь, добавил он и, облизнув пухлые красные губы, покосился на капитана Беседу. Но тот стоял у окна с таким выражением лица, будто хотел сказать: «Вас спрашивают — вы и ответ держите, а мое дело слушать».

— А кто еще не любит грамматику? — спросил начальник училища.

Опять поднялись почти все руки. Генерал удивленно поднял брови и обратился к воспитателю:

— Товарищ капитан, да это отделение русское?

— Будто бы русское, — с запинкой произнес офицер.

— Русское! — негромким хором ответили ребята.

— А что Суворов говорил о русских? — спросил генерал, выжидающе взглянув на Голикова.

Тот растерянно молчал. И вдруг, вспомнив, выкрикнул:

— «Мы — русские, мы все одолеем!»

— Ну вот, — обрадовался Полуэктов, — и даже трудный русский язык одолеете?

— Одолеем! — громко ответили все.

— И правила запомните?

— Запомним!

— Посмотрим, посмотрим, — одобрительно кивнул головой генерал. — Вот, товарищ капитан, будьте свидетелем: суворовцы обещали не получать плохих оценок по русскому языку и этим помочь Родине в подготовке грамотных офицеров. Я через три недели приду, проверю, настоящее ли у них слово.

— Настоящее! — убежденно, хором ответили ребята.

Из четвертого отделения генерал вышел в хорошем настроении. «Превосходные мальчишки, — думал он, поглаживая короткие темные усы. — Кто знает, может быть, этот Голиков станет маршалом, а Семен Иванович Самсонов — первоклассным генштабистом. Хотя… зачем брать такие высоты? И хороший командир батальона немалого стоит. А в том, что не любят грамматику, наверно, повинен и учитель, — надо проверить».

— Товарищ Беседа, — генерал обернулся к сопровождавшему его по роте воспитателю, — а что это за буква «Т» у них на груди?

Капитан замялся.

— Это, товарищ генерал, значит «тутукинцы». Играют они… Может быть, приказать снять значки?

— Нет, зачем же. — Полуэктов улыбнулся. — Они избрали похвальный пример.

Малыши неспроста называли себя тутукинцами, — они любили ротного командира, безошибочно чувствуя за его внешней строгостью отцовскую заботу. Им нравилось, как зычно докладывает майор начальнику училища, и еще то, что майор Тутукин маленького роста. Им хотелось, когда они вырастут и станут офицерами, быть точно такими же — упругими, быстрыми, сияющими, как вычищенная пуговка. Для тех же, кто опасался, что не подрастет, маленький Тутукии был утешительным примером, некоторой гарантией будущего. Самсонов и Гурыба один раз даже чуть не подрались из-за майора. Он проходил в дверь со двора, и Максим оказался справа от майора, а Сенька — слева. Было непонятно, в чью сторону, отвечая на приветствие, повернул голову Тутукин.