Сварливый роман - Ния Артурс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я полностью вернула ему хмурый вид, прежде чем вспомнила, что должна ‘проверить свое нахальство у двери’. Или что-то в этом роде. Его снисходительные слова, как правило, переводятся в моей голове на гораздо более резкий язык.
Придурок.
Ему лучше не просить меня готовить ему кофе, потому что я наверняка плюну в него.
Но вернемся к цифрам.
Я смотрю на экран компьютера, в голове пульсирует, пока я пытаюсь разобраться во всех столбцах и вкладках. Я не новичок в работе с электронными таблицами. Я знаю, почему я смотрю на эти цифры.
Но я не знаю, что они означают.
Есть причина, по которой я выбрала литературу в качестве специальности в колледже. Вероятно, мое правое полушарие чересчур развито, потому что на него приходится больше всего нагрузки. Мое левое полушарие мозга — то, которое должно быть аналитическим и ориентированным на получение информации, — вероятно, размером с просроченную леденцовую конфету.
Я тяжело вздыхаю и склоняюсь над компьютером, выделенным Fine Industries. На данный момент это самая дорогая модель. Я не хочу знать, сколько это стоило, чтобы один из них лежал у всех на столе.
Мой телефон звонит с сообщением.
Саша: Пожалуйста, позвони мне, Кения.
Саша: Мне очень жаль.
Саша: Мне нужно с тобой поговорить.
Я игнорирую их, как и все остальные, но моя сестра неумолима. Я ставлю телефон на беззвучный режим и концентрируюсь на цифрах. Может быть, если я буду смотреть и не отрываясь, они в конце концов обретут смысл.
Краем глаза я замечаю внезапный всплеск активности. Сначала это просто фоновый шум. Листки бумаги, набитые в ящики для органайзеров. Чипсы и крошки печенья смахнуты с белых столов. Мусор в мусорных баках. Расставлены рамки для фотографий. Кроксы заменены на парадные туфли на каблуках.
Я поднимаю голову, удивляясь, почему все суетятся вокруг, как при негласной игре в музыкальные стулья.
Я что-то упускаю?
Когда я вижу, как сам Макграмп поворачивает за поворот, я наконец понимаю.
Мое сердце выпрыгивает из груди, и я придвигаю свой стул поближе к столу. Уставившись на компьютер прищуренными глазами, я набираю какую-то ерунду в электронную таблицу.
“Мистер Алистер”.
“Доброе утро”.
“Доброе утро, сэр”.
Приветствия раздаются хором. Все взгляды следят за перемещением Алистера по офису. Он никому не отвечает, явно выполняя задание.
Мне жаль сотрудника, получившего этот пронзительный взгляд.
Пожалуйста, пройди мимо меня. Пожалуйста. Пожалуйста.
Мои молитвы остаются без ответа, потому что великолепный придурок останавливается перед моим столом и бросает на меня такой мрачный взгляд, что я с таким же успехом мог бы вырыть яму и похоронить себя в ней.
Пальцы застывают на клавиатуре, я тяжело сглатываю и поворачиваюсь на стуле, чтобы посмотреть на него. Сегодня он без свиты. Обычно Иезекииль был бы у него на хвосте, готовый пригладить все взъерошенные перья, которые Алистер оставляет на своем пути.
Он зарубил свою собственную правую руку?
Я выбрасываю эту мысль из головы. Алистер не был бы настолько глуп. Кто в здравом уме стал бы работать с ним, если бы он избавился от Иезекииля?
Темные тени пронизывают комнату, когда Алистер нависает над моим столом. Молния мечется из его потрясающих карих глаз. Сейчас они скорее зеленые, чем коричневые, плавают в изумрудных морях с избытком грязи.
Все смотрят на меня. Я чувствую, как мой пульс колотится до самых кончиков пальцев ног. Совершенно очевидно, что быть выделенным самым сварливым боссом в мире — это нехорошо.
— В моем кабинете. Сейчас же.
Я отвожу от него взгляд. Может быть, если я притворюсь, что не слышала, он уйдет?
— Сейчас, мисс Джонс.
Я вздрагиваю. С кем, по его мнению, он разговаривает?
— Могу я вам чем-нибудь помочь, мистер Алистер? — Я указываю на стол, молча показывая, что не двигаюсь.
В комнате воцаряется тишина.
Я слышу, как кто-то хнычет от моего имени.
Страх пробегает по моему позвоночнику, но я заставляю себя поднять подбородок и притворяюсь, что семьдесят процентов воды в моем теле не потеют.
Спина Алистера напрягается. Он медленно поворачивается, его челюсть сжимается. — Разве я вчера недостаточно ясно выразился?
На какую часть вчерашнего разговора он ссылается? Та часть, где он сказал: "когда ты войдешь в эту дверь, оставь свое мнение, свои мысли и свое достоинство позади"? Потому что я определенно не присоединяюсь к этому совету.
— Выходить сюда, чтобы забрать тебя, уже пустая трата моего времени. — Его голос остается ровным, но его тон обжигает мою спину, как пламя.
Я ненавижу его.
Я ненавижу его каждым вздохом своего тела.
— Вам следовало позвонить… — Я поднимаю трубку своего мобильного телефона. К моему удивлению, есть пропущенные звонки с неизвестного номера.
Его, я полагаю.
Ладно. Я виноват.
Я встречаю его взгляд прямо, потому что что-то глубоко внутри не позволяет мне съежиться перед этим человеком.
— Я обязательно буду почаще проверять электронную почту своей компании. — Я поднимаю телефон. — Но я не понимаю, что от меня ожидали, что я сбегу, когда вы позвонили.
Его брови складываются в густые черные линии, и я знаю, что облажалась. По-королевски.
— Мисс Джонс, не заставляйте меня повторяться. — Он поворачивается и идет по коридору.
Я медленно поднимаюсь. Мои конечности тяжелы, как свинец.
Меня вызывали в кабинет директора только один раз в жизни. Из-за моей работы неполного рабочего дня я опаздывала в школу, пропускала задания и плохо сдавала тесты. Когда мой классный руководитель объявил, что меня хочет видеть директор, это потрясло класс и заставило мою гордость съежиться и умереть.
Все знали меня как хорошую девочку.
Меня никто не вызывает.
Нет, если только это не ради почестей.
Мои шаги неуверенны. Шаркающая походка за Холландом Алистером намного, намного хуже, чем мой школьный поход в кабинет директора.
Мои коллеги — невольные зрители. Они бросают жалостливые взгляды, смешанные с тихими вздохами. Они сегодня не жертвенный агнец, и они рады этому. Где же солидарность?
Мои пальцы скользят по телефону, ладони становятся липкими от пота. У меня три пропущенных звонка с номера Алистера. Каждая попытка, должно быть, выводила моего босса из себя.
Контроль ущерба, Кения.
Я излагаю свое дело, как только мы оказываемся в его кабинете. Запирая за собой дверь, я подлетаю к его столу. — Я могу объяснить.
Он садится и смотрит на меня каменными карими глазами. — Открой дверь.
— Что?
Он указывает на вход. — Дверь.
Мои губы сжимаются от раздражения. Я никогда не
