Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем - Андрей Теслинов

Ключевым обстоятельством, связывающим концептуальное мышление с исчислением высказываний, надо признать требование совершать прямые непротиворечивые содержательные рассуждения о мыслимых предметах в виде мысленных экспериментов над наглядно представимыми объектами. Вот эти два требования «непротиворечивости» и «наглядности» и есть условия, опираясь на которые природа концептуального мышления «сделала» выбор своего логического инструментария. Оцените ситуацию: непротиворечивый в решениях менеджер, рассуждающий наглядным образом…

«Непротиворечивость» и «наглядность» служат основанием так называемой «финитной» точки зрения на логику. «Рассуждения такого рода (прямые содержательные рассуждения в виде мысленных экспериментов над наглядно (представленными объектами – А. Т.) мы для краткости будем называть финитными, а методологическую установку, лежащую в основе этих рассуждений, мы будем называть финитной установкой или финитной точкой зрения. В том же самом смысле мы будем говорить о финитных понятиях и утверждениях, подчеркивая всюду словом „финитный“, что рассматриваемое рассуждение, утверждение или определение придерживается рамок принципиальной представимости объектов и принципиальной выполнимости операций, а тем самым происходит в рамках конкретного рассмотрения».[79]

Нетрудно вообразить, от каких заблуждений и хитросплетений языка окажется защищенным наше мышление, натренированное не на «думском» разнообразии мнений, а на исчислении высказываний. Впрочем, вообразить это все-таки трудно.

Концептуальное… это феноменологически строгое мышление.

Идея заключения мира в «скобки»

«Одна беременная львица, отправляясь на добычу, увидела стадо овец. Она бросилась на него, и это усилие стоило ей жизни. Родившийся при этом львенок остался без матери. Овцы взяли его на свое попечение и выкормили его. Он вырос среди них, питался, как они, травой, блеял, как они, и хотя сделался взрослым львом, но по своим стремлениям и потребностям, а также по уму был совершенной овцой. Прошло некоторое время, и вот другой лев подошел к стаду, и каково же было его удивление, когда он увидел собрата-льва, подобно овцам убегающего при приближении опасности. Он хотел подойти к нему, но как только немного приблизился, овцы убежали, а с ними и лев-овца. Второй лев стал следить за ним и однажды, увидев его спящим, прыгнул на него и сказал: „Проснись! Ведь ты лев“. – „Нет! – заблеял тот в страхе. – Я овца“. Даже когда ему сказали, что он лев, он не поверил и продолжал блеять. Тогда пришедший лев потащил его к озеру и сказал: „Смотри! Вот наши отражения, мое и твое“. Овца-лев взглянул прежде на льва, потом на свое отражение в воде, и в тот же момент у него появилась мысль, что он сам лев. Он перестал блеять, и раздалось его рыканье.».[80]

Эту древнюю притчу я привел здесь для того, чтобы с образом льва-овцы в нашем разговоре связалась мысль об иллюзорности наших представлений, не испытанных мысленным отражением некоего озера, которое превращает овцу в льва. Еще в дремучей древности мудрецы понимали, что мы никогда не имеем дело с реальностью, а лишь с ее отражениями в нашем уме: «Мы видим мир таким, каковы мы сами; то, что внутри нас, мы видим вне нас».[81]

«…мастерство художника определяется тем количеством генераций смыслов, которое способно вызвать его произведение у наблюдателя…».

На этом принципе основаны многие виды художественного искусства. Живописное полотно, скульптура, художественный текст дают нам лишь поводы, знаки к тому, чтобы возбудить в нас наше собственное, внутреннее видение реальности. Одна и та же фотография в разных сознаниях или даже в одном и том же сознании, но в разные прикосновения способна вызвать различные, иногда и противоположные образы. И мастерство художника определяется тем количеством генераций смыслов, которые способно вызвать его произведение у наблюдателя.

Однако при схватывании и передаче точного смысла, при конструировании сложных решений мы нуждаемся в другом. Для того чтобы все же увидеть действительность, чтобы из облака смыслов выделить и передать один-единственный, но значимый для конкретного мгновенья, необходимо специальное усилие ума и души.

В XVII веке в европейской философии эта идея обращения к действительности через иллюзию совершила поворот, послуживший началом рождения новой волны откровения и способов постижения действительности. Мы говорим о метафизике, о ее центральной идее существования реальности и мира лишь в качестве содержания наших собственных представлений. Речь идет о трудах Р. Декарта и его последователей.

«Я рассмотрел, что требуется вообще, чтобы то или иное положение было истинно и достоверно; ибо, найдя одно положение достоверно истинным, я должен был также знать, в чем заключается эта достоверность. И заметив, что в истине положения „я мыслю, следовательно, я существую“ убеждает меня единственно ясное представление, что для мышления надо существовать, я заключил, что можно взять за общее правило следующее: все, что мы представляем себе вполне ясно и отчетливо, – все истинно. Однако некоторая трудность заключается в правильном различении того, что именно мы способны представлять себе вполне отчетливо».[82]

Впоследствии возникли принципы и способы «правильного» различения того, что именно мы способны представлять себе вполне отчетливо, которые в совокупности организовались в русло так называемой трансцендентальной философии.

Лат. transcendentis – выходящий за пределы.

Наиболее заметный след этой философии в природе концептуального мышления оставлен одним из ее направлений – феноменологией. Согласно ее утверждениям, любое явление никогда не воспринимается нами в «чистом» виде. Любое явление для нас – это результат выделения нами в наблюдаемом объекте только того, на что нацеливает наше сознание, его внутренняя установка (намерение, интенция). Поэтому, во-первых, любой факт должен объясняться нами только как наведенный, обусловленный нашим намерением. Все должно выводиться только исходя из намерения наблюдателя, которое чаще всего не осознается, но всегда «причинит» содержание явления. Во-вторых, всякому акту «схватывания» того или иного явления должно предшествовать тщательное исследование своих намерений и настройка установок сознания. В этом состоит конструктивный принцип феноменологии – принцип так называемого феноменологического редуцирования Э. Гуссерля.[83]

Освоение феноменологии пусть станет вашим личным выбором, уважаемый читатель, а я отмечу лишь то в ней, что составляет теперь природу концептуального мышления. Основными правилами концептуального мышления, связанными с воплощением феноменологической идеи, являются следующие.

– Правило 1. Необходимо осознавание, обоснование и фиксирование выбираемого взгляда, точки зрения на мыслимый объект. Этот акт исследователи часто называют «выявлением интенциональной (лат. intentio – стремление) установки сознания мыслителя».

– Правило 2. Следует обязательно проводить анализ точек зрения на объект, выявлять отношения между различными точками зрения, сознавать «движение» среди них, чтобы убедиться в правильности выбранной установки. Это означает проводить интенционалъный анализ собственного мышления. Результатом этого анализа должно быть осознание той особенной грани, того аспекта в мыслимом объекте, который мы мысленно выбираем.

То, что теперь будет «наблюдаться» в объекте, становится предметом или предметной областью.

– Правило 3. Проводи тщательное, скрупулезное «считывание» феномена, исходя из принятой установки сознания. При этом самое важное – не позволять мышлению что-либо добавлять к наблюдаемому, помимо того, что «дает» предметная область. В феноменологии этот акт мышления называют интенциональным конституированием очевидного.

– Правило 4. Добытое таким тщательным образом содержание мысли постулируй в строгих понятиях. То есть превращай его в совокупность существенных признаков мыслимого – об этом мы говорили уже.

– Правило 5. Помни, что за пределами внимания сознательно оставлено огромное поле других точек зрения на объект. Помнить об этом означает признавать существования бесконечного интенционального горизонта мышления и, соответственно, бесконечности аспектов, которые могут быть «вскрыты» нами в наблюдаемом объекте.

Феноменологическая строгость в широком смысле состоит в соблюдении этих правил мышления. В узком смысле она состоит в тщательности постулирования «очевидного» после осознания направления острия своей мысли. Эта мыслительная операция подобна скрупулезному перечислению того, что высвечивает в темноте своеобразный луч «прожектора» нашего сознания. В качестве такого луча выступает его феноменологическая установка. Концептуалист стремится здесь лишь к одному – не приписать лишнего и не упустить того, что «попало» под очевидное. Это задача не из легких. Обыденное мышление не справляется с нею.