Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем - Андрей Теслинов

Два рода «камней» в основании концептуального мышления

Когда люди говорят о природе «вещей», то вслед за Аристотелем они, наверное, размышляют так:[68] «Мы называем природой каждого объекта то его состояние, какое получается при завершении его развития». В этом смысле нам стоит рассматривать искусство концептуального мышления как в некотором роде завершенное в своем развитии. Я имею в виду лишь его ядровую часть, имея возможность наблюдать, как развивается его периферия (например, в сторону математизации правил вывода логических следствий из концептуальных схем).

А еще, рассуждая о природе «вещей», мы имеем в виду их естественные качества. При этом подразумевается, что это качества врожденные (рожденные, прирожденные…), то есть каким-то образом сами собой появившиеся в силу естественного хода событий, в силу объективной эволюции.

В предыдущем разговоре становление концептуального мышления примерно так и было представлено – как естественный процесс обнажения все более конструктивных форм задействования рассудка. И если общий ход развития мышления естественен в силу объективности перемен, то выбор направлений и скорости этого развития во многом явления искусственные, за которыми стоят люди, интеллектуальные Школы, интеллектуальные среды. По мере необходимости будем вспоминать об этом.

Природа концептуального мышления будет представлена мною как некий фундамент, на котором вырастают его возможности. Понятное дело, что каменный фундамент мощнее всех других. Поэтому будем говорить об идеях, выступающих основаниями его современных качеств и облика, как о некоторых интеллектуальных «камнях». Все эти идеи-«камни» стоит поделить на две кучки.

– Первая кучка – это некие сущностные «камни», то есть идеи, формирующие ключевые признаки мышления концептуалиста. Можно говорить и так: там, где в мышлении не задействуются эти «камни», там концептуального мышления нет вовсе. Назовем их онтологическими идеями. Именно они выступают некими базовыми идеями менеджмента концептуального уровня.

– Вторая кучка – это «камни», которыми может быть выложена в некотором смысле генеральная линия расширения конструктивных свойств концептуального мышления. Благодаря этим идеям-«камням» концептуальное мышление приобретает облик технологии как упорядоченной совокупности методов. О концептуальных методах, о приемах концептуального искусства мы будем говорить специально в следующей книге, а здесь лишь рассмотрим основания этих методов. Назовем их технологическими идеями.

Два рода оснований.

Разделение это условное, но, надеюсь, конструктивное. Впрочем, вы определите это сами.

Не всегда основополагающие идеи некоторого интеллектуального направления явно выделяются в рамках него самого. Зачастую они и не могут быть достаточно однозначно и полно сформулированы. Чаще всего в развитии интеллектуальной школы эти идеи проявляются рефлексивно, в результате осмысления состоявшегося факта. Время от времени такого рода основания пересматриваются и переформулируются. Это происходит нечасто, но неизбежно, поскольку имеет причиной объективную закономерность развития систем научного знания. Смею думать, что своим сочинительством послужу ему.

Базовые идеи менеджмента концептуального уровня

В основании сильных решений концептуального уровня, в основании концептуального мышления как такового мне удается выделить несколько идей онтологического свойства. Буду говорить о них так, чтобы дать характеристику возможности решений, которые могут быть получены натренированным в них мышлением. Это будет выглядеть примерно так: «Концептуальное мышление, это мышление, которое…», а далее пусть неспешно появляются его обоснованные признаки.

…это мышление, с пользой разделяющее объектное, содержательное и терминологическое пространства мыслимого.

Идея «треугольника»

В предыдущей главе мы уже прикоснулись к тому обстоятельству, что в размышлениях мы имеем дело с тремя атрибутами «вещей»:

– с самими «вещами»;

– с их именами;

– с понятиями о них (с их определениями).

«Когда мы говорим об идеях (понятиях – А. Т.), мы называем этим именем не образы, рисующиеся в воображении, а все, что наличествует в нашем уме, когда мы можем сказать, что мыслим вещь, как бы мы ее ни мыслили».[69] При этом вещью (предметом) является то, «что мыслят как существующее само по себе и являющееся субъектом всего, что в нем мыслится». «Когда некоторый объект рассматривают в качестве представляющего какой-то другой объект, его идея является идеей знака и этот первый объект называют знаком… Знак заключает в себе, таким образом, две идеи: идею вещи представляющей и идею вещи представляемой, и сущность его состоит в том, чтобы называть вторую посредством первой». Таким образом, понятие (концепт) становится способом, которым знак (имя) обозначает предмет (вещь).

Речь идет о логическом «треугольнике», представление о котором в наибольшей мере развито в трудах немецкого логика, философа, математика Г. Фреге – основоположника той части логической семантики, в которой исследуется связь значения и смысла языковых выражений и отношение обозначения.

Логический «треугольник».

Полезно здесь обратить внимание на конструктивность единства и различий отношений в этом «треугольнике».

Единство имени, предмета и концепта проявляется в том, что, оперируя одним элементом «триады», мы явно или неявно задействуем остальные. По одному элементу триады, используемому в процессе рассуждений с сохранением тождественности самому себе, мы можем восстановить другие элементы.

Концептуалист свободен от необходимости во всяком акте мышления «протаскивать» от начала до конца все три элемента «триады», а может сосредоточиться на одном из них, будучи уверенным в том, что при сохранении определенных законов эта связь обеспечит восстановление остальных. Так обстоит дело в простых случаях мышления.

Скажем, если я захочу помыслить и использовать в своих рассуждениях… чайник, то для этого необязательно я должен взять его в руки или, подняв к потолку глаза, вообразить себе какой-нибудь чайник, или выстроить длинную формулу, типа «это сосуд, предназначенный для хранения жидкости, содержащей воду вместе с растворенными в ней… и т. д.». Слово «чайник» вполне определенно обозначает все это и не вызывает проблем понимания. Трудности начинаются в сложных случаях, при мышлении сложных объектов. Тогда существенным для нас становятся различия между компонентами «треугольника».

А различие в «треугольнике» состоит в том, что оперирование каждым из элементов в отдельности осуществляется по собственным законам. Можно даже говорить о существовании трех самостоятельных миров: мире мыслимых объектов (назовем это физикой), мире знаков (семиотике), мире понятий (семантике, формальной логике). Пристальное внимание к отношению между этими мирами и есть центральный пункт концептуального мышления.

Согласитесь, язык повседневного общения не приспособлен для выражения строгих (тем более научных) истин. То, что в действительности имеет связь, не всегда в явном виде выражается в языке. И наоборот, то, что выражено в обычных предложениях, не всегда соответствует действительности. Ради углубления этого противоречия обратимся к Фреге.

«Не претендуя на определение, я буду называть мыслью нечто такое, относительно чего встает вопрос об истине. Таким образом, то, что может быть ложным, я причисляю к мысли точно так же, как и то, что может быть истинным. Сообразно с этим я могу сказать: мысль есть смысл предложения.

<…> Внечувственная сама по себе, мысль облекается в чувственную оболочку предложения и тем самым становится понятной нам. Мы говорим, что предложение выражает мысль.

<…>Для мысли безразлично, какое из слов – „лошадь“, „конь“, „рысак“ или „кляча“ – я использую. Утверждающая сила не распространяется на то, что отличает эти слова друг от друга. Мы имеем различные выражения для одной и той же общей мысли:

„Все люди смертны“.

„Каждый человек смертен“.

„Если нечто является человеком, то он смертен“.

Различия в выражениях не затрагивают саму мысль. Таким образом, содержание предложения нередко оказывается шире, чем выраженная в нем мысль. Но часто случается и обратное, когда слово или последовательность звуков, зафиксированная на письме или с помощью фонографа, оказывается недостаточным выражением для мысли.

<…> слово, как последовательность звуков, в том виде, в каком оно может быть передано на письме, не обеспечивает полного выражения мысли, но для ее правильного понимания необходимо знание некоторых обстоятельств, сопровождающих произнесение и используемых как средства выражения мысли».[70]