Планета битв - Сергей Волков

– Сам понимаешь – не бахвалюсь я, – гнул свою линию Лапин. – На Земле мы поперек горла правительству стали, ну да и договориться не получилось. Уж больно высоко они там сидят, не допрыгнешь. А тут все свои, все рядом. Ты вот насупротив меня сейчас – скажи, чего мы вам покоя не даем?

Надо было отвечать, но отвечать не хотелось. Хотелось лечь, закрыть глаза и уснуть. Я улыбнулся, хлопнул ладонью по столу.

– Успокойся. Все нормально. Будет вам покой. Живите, как хотите. У нас сейчас другая беда…

– Это да, – кивнул кудлатой сивой головой Лапин. – Что верно, то верно. Но просить беду избыть вы опять же к нам пришли, а? Получается, что как беда – без нас никак. А как нет беды – вы к нам лезете. Почему?

У меня сложилось стойкое ощущение дежавю – совсем недавно я уже имел похожий разговор.

– Знаешь что, Прохор… Давай-ка отложим эти разборки. Глаза у меня сами собой закрываются, и башка не варит. Давай завтра?

– Завтра, завтра… – пробурчал сибиряк, поднимаясь. – А то, что башка не варит, – это точно.

– Совсем ты заболтал гостей, – насела на него хозяйка, кивнула на похрапывающего Цендоржа. – Мальчонка вона сомлел совсем. Пусть отдохнут люди. И ты иди, поспи.

Прохор потер лицо большими ладонями, встряхнулся.

– И-эх! Ладно, Прасковья, твоя правда – спать пора. Ты, Клим Олегыч, на меня не серчай, я не со зла… И вот еще что. – Прохор вдруг хитро улыбнулся. – Я гляжу, винтовочки у вас. А с патронами как?

– Хреново, – откровенно ответил я.

– Я так и думал. Короче, есть у меня. Цинка полная. Когда еще на Лимесе заварушка была с этим… генералом, мать его… В общем, притырил я. Так что поделюсь. Но! – Лапин поднял толстый палец с носорожьим ногтем. – Все не дам. По полста на брата. Идет?

– Еще как идет! – Радуясь, что мы соскочили с неприятной, «политической» темы, я потер руки. Цендорж же немедленно проснулся и влез с простецким предложением:

– А по сотне можно?

– По шее можно! – ухмыльнулся сибиряк. – Ладно, хрен с вами, отсыплю по семьдесят пять. Ну все, мужики, утро вечера трезвее. Давайте на боковую…

Как и предполагалось, Елисеев пробыл у беловодцев пять дней. За это время они с Прохором Лапиным отобрали отряд добровольцев для похода к озеру Скорби, подготовили возы и припасы. К разговору о государственном устройстве Медеи и месте сибиряков в этом устройстве больше не возвращались, но Клим чувствовал, что Лапин помнит о нем.

Ветреным вечером пятого дня с Лимеса приехал на паровой моториссе Рихард. Он привез две новости, и обе хорошие. Во-первых, Шерхель закончил насос, отладил его, разобрал и подготовил к отправке. Кроме того, на озеро Скорби поедут паровая машина и кран, тоже в разобранном состоянии. Во-вторых, Восточный и Западный участки магистрали наконец-то встретились и путейцы положили «золотую плиту», символизирующую окончание строительства Большой магистрали. Теперь между Фербисом на западе и Лимесом на востоке имелось прямое меднодорожное сообщение. Это позволяло перебросить вакцину в бывшую имперскую столицу в самые кратчайшие сроки. Теперь оставалось ее только достать.

Клим распорядился немедленно выступать, и возы сибиряков потянулись от Медных гор к Лимесу. Сам Елисеев вместе с Цендоржем уехал на моториссе – проконтролировать отправку механизмов. Шерхель выделил ему в помощники инженера Жемчужникова, сам же от встречи уклонился.

Ранним утром шестого дня караван с техникой покинул Лимес. Над Посадом реяли черные карантинные флаги. На окраине собралась огромная толпа. Клим видел глаза людей – в них читалось отчаяние. Погонщики захлопали бичами, подгоняя прыгунов. Не дожидаясь Лапина и его людей, караван двинулся на юг…

Ночь неслышно опустилась на отроги Экваториального хребта, быстро залив холмистую равнину мраком. Высыпали тусклые звезды. Догорали багровые отсветы на ледяных шапках далеких вершин. В сгустившейся тьме под темными кронами каменных сосен стояли трое. Легкий ветерок шевелил ветви. В стороне похрапывали, чавкая травой, оседланные прыгуны.

Вызвездило. Из-за гор выглянул, точно из засады, краешек Аконита – и тут же спрятался. Сегодня была не его ночь. Ветер усилился, наливаясь промозглой стынью. Заунывно прокричала где-то в степи ночная птица.

Один из ожидавших под каменными соснами тревожно вслушивался в ночь. Двое других, привалившись спинами к толстому стволу дерева, переговаривались вполголоса:

– Что-то долго сегодня…

– А тебя что, ждут где?

– Ну, ждут не ждут, а торчать здесь большой охоты не имею.

– Чего ж ты вообще к нам пошел? Сидел бы дома, с бабой, прыгунов стриг да огород копал.

– Ишь ты – к нам! А может, это не я к вам, а ты к нам? Я-то с самого начала пошел, как клич кинули среди людей – кто, мол, за себя жить хочет, без правителей да командиров. Сразу и того…

– А я после войны. Зло меня взяло. Рубились, рубились, головы клали – и на тебе! Мир всеобщий, какое-то Временное правительство… Измена, короче! Лучше уж и впрямь, вот как ты говоришь – без правителей и командиров.

– Вот это ты правильно понимаешь: где власть, там и измена. Начальник всегда свою выгоду вперед общей поставит – и людей предаст. И я за то бьюсь, чтобы начальников не было, чтобы народ все решал, сообща. И если у меня желание какое – я о нем открыто говорю, чтобы обсудить с людьми. Так что про бабу и прыгунов мне тут не надо, брат.

– А-а, ты вон в каком смысле. Тогда конечно… Тогда я тоже тут быть не хочу. Надоело. Пока еще он придет, пока разговор, а потом полночи до койки ехать. Давай-ка старшому скажем, что пора двигать отсюда.

– Я вот сейчас как скажу кому-то обухом по загривку! – с угрозой пророкотал из темноты старший небольшого отряда. – Дурни вы. Ваша мать анархия, она только тогда возможна, когда врагов никаких не останется, и все братьями станут. А воевать без дисциплины, без командиров и строгого подчинения невозможно. Так что языки подвяжите и глядите в оба.

– Криг, а может, он и не придет вовсе? – несмотря на прямой приказ «подвязать язык», все же спросил один из анархистов.

– Цыц! – зашипел на него Криг, отступая в глубь зарослей. – Кажется, идет…

Вскоре со стороны невидимой в темноте дороги, тянущейся вдоль гор, послышался тихий посвист. В ответ каждый из троих тоже свистнул особым образом, прикрывая рот ладонью. Затрещали взводимые арбалеты. Зашумела трава, и на фоне темно-синего неба появился черный силуэт. Трое тотчас же взяли его на прицел. Тот, кого называли Кригом, выступил вперед и прошептал:

– Сила и Воля!

– Сила и Воля! – так же шепотом ответил пришедший. Арбалеты опустились, все облегченно выдохнули.