Ракетой на Луну - Бруно Бюргель

Этот Арчибальд Плэг был уморительнейшей фигурой на политическом горизонте Африки 3000-хо года. Он вполне оправдывал свою фамилию, которая по английски означает: втулка, затычка. Арчибальд Плэг состоял из двух шаров: из малого — головы, и большого — туловища, к которому в виде мало заметных отростков присоединялись руки и ноги. Оба шара вместе едва ли превышали полтора метра, хотя Арчибальд Плэг с достойным похвалы усердием тщился производить впечатление шести футового великана, для чего всячески вытягивался и выпрямлялся. Он прибегал даже к средствам оптического обмана. Он знал, что вертикальные линии и полосы делают предмет на взгляд длиннее, и посему почтенный Плэг и зиму, и лето ходил в изумительно полосатом костюме. Неугомонная Эфрем-Латур однажды заявила, при громком хохоте всей палаты, что глобус Арчибальда Плэга имеет лишь круги долгот, между тем как от старого моряка, — собственно, следовало бы ожидать, чтобы на почтенных округлостях его тела не были забыты и круги широты, тем более, что у него и вообще-то широта играет большую роль, чем долгота!

Круглая голова Арчибальда Плэга была красна, как полный месяц на восходе, а макушка ее украшалась венцом белых щетинистых волос. И если к этому прибавить большой красный нос, свидетельствовавший о частых посещениях северных широт, где и в 3000-ом году грог пользовался большими симпатиями, да пару довольно поблескивавших голубых глазок, то портрет достойного моряка будет закончен.

Арчибальд Плэг слыл выдающимся знатоком моря и мореплавания. Десятки лет он плавал капитаном на правительственных и торговых судах. По этой причине его и выбрали в парламент представители торговли и мореходства, когда он на пятидесятом году жизни навсегда „ошвартовался“ на суше. Человек большого юмора, он издавна не жаловал „беляков“, „песочных зайцев“, как он выражался — т. е. жителей пустынь, арабов, триполитанцев, нильцев и др., игравших, по его мнению, более значительную роль в государстве, чем какая им подобала по их дарованиям. Это собственно и было настоящей, но тайной причиной его более или менее безобидных стычек с мадам Эфрем-Латур. Тем не менее, каждый из них огорчился бы, если бы его занимательный противник покинул свое место в парламенте.

— Как я уже говорила, — повторила через минуту депутатка, — правительству давно уже следовало принять какие-нибудь широкие меры в виду положения дел, наступившего столетия тому назад! Оно несколько запоздало со своими миллиардами…

Белый ус затопорщился на красном лице Ярчибальда Плэга, и он надулся, как тетерев на току, выпалив гневно:

— Не думаете ли вы, барынька, что мы могли бы раньше выбраться из этого треклятого Облака?

— Если стать на вашу точку зрения, уважаемый, так и теперь незачем назначать премию: она ведь бездельна, если была такою сто лет тому назад!

— Нет, потому что теперь и наши знания, и возможности много обширнее, чем прежде!

— Этого я не замечаю!

— Очень мило с вашей стороны сознаться в своем невежестве — и в таком случае вам остается положиться на мое мнение, ибо я много старше вас!

— Но это и единственное ваше преимущество! Не сравнивайте себя, однако, с бочкой вина, которое, чем старее, тем лучше!

Веселый смех рассылался по огромному залу, но уже зажглись со всех сторон зеленые лампочки, призывавшие к порядку и к прекращению личных выпадов.

Таким образом, Плэгу не удалось нанести ответный удар. А прекрасная Хадиджа опять порылась в своем портфеле и приковала к себе все внимание палаты:

— Министр заявил, что ему до сих пор неизвестны какие-либо широкие предложения насчет того, как бороться с оледенением Земли. Но знает ли он, и вообще правительство, что в нашу страну прибыл выдающийся европейский ученый, немец, которого зовут Иоганнес Баумгарт, и который носится со смелой и величественной идеей, имеющей отношение к поставленной перед нами задаче — и что этот человек просит поддержки правительства?

— Правительству неизвестен ни этот ученый, ни его планы.

— В таком случае, правительство осведомленно меньше газет, ибо в последнем выпуске „Африканского Герольда“ приведены уже все детали. Роллинсон, директор нашей величайшей государственной обсерватории, уже высказался по этому поводу именно в этой газете, экземпляр которой я охотно предоставлю за десять центов в распоряжение ничего не подозревающего правительства!

Мадам Эфрем-Латур развернула газетный лист и с торжествующей насмешкой посмотрела на министерский стол. Министры немного смешались — особенно сконфузился Альбарнель. Члены палаты шумели и не скупились на язвительные замечания.

— Эта нарядная кошка пустыни опять откопала славную косточку! — обратился Арчибальд Плэг под шумок к своему соседу и единомышленнику, старо-голландцу родом. — Бес, а не женщина!

Министр поднялся с места.

— Так как депутатка Совета уже располагает неизвестными нам данными, то я просил бы ее сообщить нам наиболее существенные пункты. Странно во всяком случае, что названный исследователь предпочел обратиться к газетам, вместо того, чтобы раньше адресоваться к правительству.

— Я удовлетворяю ваше желание и вкратце разовью перед вами ход мыслей германского ученого. Он придерживается того взгляда, что жизнь развивалась и развивается, в общем, одинаково на всех небесных светилах. Он думает, что и на нашей соседке, Луне, обитали некогда люди, и они в конце концов погибли благодаря остыванию Луны, а также вследствие других явлений. Во всяком случае, им пришлось многие тысячи лет жить в холоде, и они должны были принимать меры для борьбы с ним.

— Если бы только удалось полететь на Луну, то оказалось бы возможным найти на ней следы этих мероприятий. От вымершего лунного человечества мы могли бы, таким образом, позаимствоваться важными уроками насчет нашего собственного положения, насчет нашего будущего. Так вот, этот самый Баумгарт желает предпринять эту поездку, и притом на летательном аппарате, подобном нашей новой гранате! Для этого он просит помощи нашего правительства. Мысль во всяком случае, смелая. Осуществима ли она — пускай решают специалисты!

Собрание заволновалось. На всех местах завязались разговоры, пошел обмен мнений, посыпались шутки насчет необычайного плана. Министры сбились в кучку, Альбарнель возбужденно-жестикулировал.

Завязался и жаркий диалог между Эфрем-Латур и Арчибальдом Плэгом.

— Мадам, это пустая из пустейших затея! Если бы о ней не было напечатано в „Африканском Герольде“, то я бы подумал, что вы начитались арабских сказок на вашей родине, в этом краю фатаморганы!