Encounter: ночной экстрим - Иван Маслюков

— Мне не в чем оправдываться, — убежденно ответила Наташа.

— Странно, не поверишь, но я почему-то так и думал. Потерпи немного, за тобой приедут.

Максим сбросил вызов. Посмотрел на Диму: пожалуй, таким прибитым он не видел его никогда в жизни.

— Да перестань ты! Заметь, ведь не тебя одного развели, мы все под раздачу попали.

Дима не отвечал. Он смотрел сквозь стекло прямо перед собой, в одну точку — и ничего не видел.

— Депрясняк, — поставил диагноз Олег.

Дима, как бы очнувшись, глубоко вздохнул и посмотрел на Максима.

— Противно, Макс. Пусть все так, ну да, надули нас. Но то, как мы ее там заперли, это тоже свинство. Мне казалось, каждый за себя отвечать должен, за свои поступки. Пустились «Отморозки» на такую подлость — ладно, это их дело. Почему мы-то опустились до их уровня?

Максим, видя, как терзается друг, пытался ему, а отчасти и себе, доказать, что они правы:

— Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. Типа ударили тебя по левой щеке — подставь правую. Но я с этим не согласен, так тебя до смерти запинать могут, пощечинами-то. А мы вообще мудро очень поступили: взяли зеркало и отразили ту подлянку, которую «Отморозки» нам устроили. Пусть посмотрят со стороны, как это выглядит. На себя же, но со стороны.

Дима ничего не отвечал. Максим решил, что нужно подкрепить свою мысль парочкой авторитетных афоризмов:

— Знаешь, кто-то сказал, что для преступника наилучшее вознаграждение — безнаказанность. А еще говорят: кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет! Продолжить?

— Возможно, все так, — допустил Дима, отворачиваясь к окну и безучастно глядя на проносящиеся мимо деревья и строения, — что ж так на душе паршиво?..

Машина несла их к стадиону «Заря», что за кольцевой дорогой Минска, — к последнему десятому уровню. На территории стадиона, сообщалось в задании, есть код площадью шесть квадратных метров.

Таксист неспешно катил по трассе, строго держа девяносто километров в час. Максима раздражала такая езда.

— Ну хотя бы девяносто девять-то можно, за это еще не штрафуют!

Седовласый мужчина, прокуренный дешевыми сигаретами, бросил насмешливый взгляд на Максима, который сидел справа от него. Чуть добавил газа и стрелка спидометра замерла на отметке девяносто пять.

Аня, сидевшая слева от Димы, пару раз порывалась что-то сказать, но не решалась. Потом, преодолев колебания, разразилась:

— Странный ты какой-то, Дима. Вот ты говоришь, за свои поступки отвечать нужно. Что же ты за свой поступок не отвечаешь? Когда Максим коровник этот закрывал, это его поступок был, он и будет за него отвечать. А ты в сторонке стоял и смотрел молча — это твой поступок. И дурацкий, Дима, поступок. Потому что дурак ты, круглый притом. Наташа офигенная девочка, была бы я парнем, я бы в нее вцепилась всем, чем только можно, и никуда бы больше не отпускала. Не верится мне никак во все то, что вы тут напридумывали про нее. Не верю, и все тут. А даже если и правда, так тем более!

— Что тем более? — равнодушно обронил Дима.

— Тогда тем более офигенная! Столько времени нас за нос водить! А как она нас катала? У меня от ее езды душа в пяточки уходила каждый раз, до сих пор отойти не могу! И сколько раз она нам помогала? Как с водой догадалась?

— Как с водой догадалась?

— Мне очень понравилось, как она тогда сказала: «Если мы не знаем, как организаторы взвешивали воду, это еще не значит, что они ее не взвешивали».

— Слушай, ну ты же тоже руки приложила! Вещи выносила, — чуть оживился Дима.

— Мне как-то фиолетово, если честно. Мне с ней детей не рожать. А вот тебе… Одна реальная девчонка ему встретилась, так и ту в коровнике запер. Нет, ну нормальный, разве?

Некоторое время в салоне слышался только монотонный гул. Дима, с одной стороны, был согласен с Аней, и именно об этом он и говорил Максиму — Наташа не заслуживала такого обращения. С другой же стороны…

— Это обман, понимаешь? Она обманула нас, но в первую очередь меня. Мне сложно объяснить, в чем тут дело. Но обман, тем более, если осознанный, а хуже того злонамеренный, — это такая вещь, которую просто так не прощают. Если с этого все начинается, что будет дальше? Дальше хуже только будет. Поэтому нужно, чтобы уже сейчас вообще не было никакого «дальше». И не будет.

— Странный ты какой-то, — повторилась Аня. — Ты же сам говорил, что это всего лишь игра.

— Обман есть обман, — отозвался с переднего сиденья Максим, — где бы он ни был, хоть в Африке, хоть на Северном полюсе. Аня, ты думаешь, я не переживаю о том, что она там одна сейчас заперта со своей машиной… — водитель такси неодобрительно посмотрел на Максима. Несмотря на то, что о пленнице в коровнике толковали уже минут пятнадцать, таксист только сейчас уловил смысл. Поймав его суровый взгляд, Максим успокоил водителя:

— Не волнуйтесь вы, это игра такая.

— Хорошенькие у вас игры, — заметил тот осуждающим тоном.

Максим вернулся к прерванному рассуждению:

— Но я тебе, Аня, так скажу. Нас за идиотов держали все это время, может, кому-то и нравится быть идиотом — а мне нет. Кроме всего прочего, есть, в конце концов, и чувство собственного достоинства. И это мое чувство, достоинства то есть, сейчас полностью удовлетворено. А что до Наташи… «Отморозки» буквально за нами, так что скоро за ней приедут. Может быть, уже приехали. Ничего с ней не сделается.

Максим помолчал немного, затем известил команду о принятом решении:

— На брифинге после игры я собираюсь всем все рассказать.

Он повернулся назад — посмотреть на реакцию Димы.

— Разве в этом есть необходимость? — вяло возразил тот.

— Ну, разумеется! Если «Отморы» останутся без наказания, в следующий раз они вставят «жучок» тебе в телефон, подсунут слабительное нашему водителю, подошлют проститутку к организатору, чтобы она его соблазнила и сценарий стащила… — Максим запнулся: последнее предположение слишком уж перекликалось с тем, что реально произошло на этой игре с Димой.

— Делай, как считаешь нужным, мне все равно, — отмахнулся Дима, опять погружаясь в сумрак своих мучительных сомнений.

— Ну вот и чудненько, — подвел итог Максим.

Договорившись с таксистом, чтобы он их подождал, вчетвером отправились обследовать прилегающую к стадиону территорию. Кроме «Максимусов» вокруг не было ни души.

Дима отошел в сторону и вызвал еще одно такси. Максим, видевший это, сразу догадался зачем — хочет вызволить затворницу.

Ребята медлили, топтались перед стадионом на небольшой, залитой цементом площадке. Настроения доигрывать не было ни у кого… Дима сел на землю.

— Я побуду здесь.

— Встань с бетона, зад отморозишь. Пятнадцать градусов на улице, — строгим тоном старшего сказал Максим.

Олег с Аней без особой охоты отправились обходить стадион: код огромных размеров, такой небось не пропустишь…

Максим оставался возле Димы. Ему-то, Максиму, казалось, что другу требовалось лишь одно — просто забыть ее, как будто бы ее никогда и не существовало. Но для этого необходимо время.

— Дим, да не морочь себе голову! Что ты паришься, ну?

Дима поднял глаза, в упор посмотрел на Максима.

— Я хочу вернуться в коровник, открыть Наташе ворота, — и Дима низко опустил голову, этим жестом как бы заслоняясь от каких бы то ни было возражений.

— Ее там уже давно нет.

Хмурое молчание в ответ.

— Ну, как знаешь. И встань с бетона, наконец, простудиться в два счета можно!

— Он теплый.

— Ну какого хрена ему быть теплым? Встань немедленно!

Дима протянул руку правее и дотронулся до бетона.

— И здесь тоже теплый.

Максим присел на корточки и приложил руку к бетону возле своих кроссовок. Холодный. Тогда он на согнутых коленях, «гусиным шагом» поковылял по площадке, лапая поверхность.

Дима встал, отряхнул штаны и направился к дороге — туда подъедет такси.

— Стой, дурень! — крикнул Максим, но Дима даже не обернулся. Он шел замедленно (как аквалангист по дну, когда вода сопротивляется и ноги свинцовые) — будто насильственно сам себя волок к проезжей части.

Оставив исследование площадки, встав во весь рост, Максим провожал взглядом удаляющегося Диму, горестно качая головой. Он уже не раз вот так терял друзей — когда они женились. Максим полагал так: для многих, кто не смог найти себя в жизни и не рискнул реализовывать свои мечты, семья становилась спасательным кругом. Она как бы оправдывала дальнейшее существование: теперь у тебя есть жена, дети, и ты обязан заботиться о них. Ведь чтобы бороться за свою мечту, нужна смелость и толика безумия… куда проще жениться или выйти замуж. Он допускал, что можно совмещать: и семью содержать, и мечту осуществить… Можно, но, как это ни прискорбно, для большинства из тех, кого он знал, семья становилась «вместо» мечты.