Искатель. 2009. Выпуск №07 - Станислав Родионов

Ясно одно: с Машей в Москве что-то произошло. Только вот она упорно не хочет говорить — что.

Родион не верил в сны как в некие сигналы потустороннего мира, зато прекрасно понимал, что сон не может явиться на пустом месте. Маша ездила на конкурс имени Афродиты. Как еще иначе вообразить греческую богиню? Именно: мраморная скульптура.

Маша вернулась в Самару сама не своя: что-то с ней определенно случилось. Конкурс красоты, бесспорно, представлял собой опасность — мало ли кого могла встретить там его невеста? Вдруг эта встреча разрушит их маленькое счастье? Вот почему статуя во сне была агрессивной.

Москва казалась Родиону чуждым, опасным городом: отсюда — эти улицы и чуланы, квартиры и площади, озаренные бледной луной…

Словом, сон, как это и должно быть, всего лишь отражает дневные переживания. Только одна деталь — перстень с замысловатой треугольной свастикой — взялась, казалось, ниоткуда. Перстень на каменном пальце статуи был ее единственной «одеждой» и выглядел нелепо. А лицом статуя не походила ни на одну из женщин, которых Родион когда-либо знал.

Длинная нестройная вереница лиц, словно унылая очередь в театральную кассу: все утонченны и умны, все хотят насладиться высоким искусством, все чем-то похожи друг на друга. Жизнь отдельно взятого мужчины имитирует обстановку кастинга — возбужденную, игривую и в то же время деловую, оценочную. Тишина в зале! Мы тут, знаете ли, делом заняты. Подбираем образ под идеал: вот почему все в этой очереди одного поля ягодки.

Последние четыре месяца его прошлые женщины выстроились в одну линию, как на параде планет. Лена, Инга, Марина… Маша стоит первой. Все остальные лишь смутно выглядывают из-за ее плеча, из-за локона золотых волос.

Среди них, как стало ясно теперь, не было ни одной настоящей красавицы — во-первых, ни одной отзывчивой души — во-вторых. Эгоистки, истерички, акцентуированные личности.

И вот, четыре месяца назад, сразу после рождественских праздников, главреж Раковский привел новую актрису. Родион хорошо помнил момент, когда впервые увидел ее. Она шла по проходу, чуть впереди главрежа, маленькая, худая, казавшаяся еще меньше на фоне его грузной фигуры. Под потолком все еще болтались новогодние гирлянды. Родион сидел за своим пультом, у него барахлил красный софит. В тот день была генеральная репетиция «Куропатки» — уже в костюмах и со светом. Катастрофа заключалась в том, что Лара Цветкова, игравшая Заречную, вдруг отказалась подписать контракт на новый год и внезапно уехала в столицу, где ей предложили работу на новом телеканале. Дублерша, Светка Алексеева, была, скорее, номинальной: выпустить ее на премьеру значило премьеру провалить.

— Вот вам и Заречная! — окнув на верхневолжский манер, объявил Раковский, и все посмотрели на Машу, будто бы на нее навели прожектор.

Оживление в зале. Кто ты? С кем будешь дружить? Кто будет твоим заклятым врагом? Чьей станешь любовницей?

Родион смотрел и смотрел, как она идет, и с каждой секундой понимал, что его размеренной жизни пришел конец…

Маленькая сцена, построенная в глубине большой: по замыслу Раковского, обе сцены идентичны, чем-то напоминают футбольные ворота, сделанные из березовых стволов, — рискованный ход, но не более, чем сама затея ставить здесь и теперь «Чайку», пусть даже и модернизированную. Маша еще не вполне Заречная: на ней джинсы и блузка, в узкой щели поблескивает плоский животик. В реальном ситцевом платье Лары она бы просто утонула. До завтра весь ее гардероб перешьют, а пока она ходит по этой сюрреалистической сцене, словно все остальные ей снятся: персонажи в костюмах эпохи, среди них — девчонка в джинсах, с листочком бумаги в руке. И Родион ласкает ее светом, двигая вверх-вниз ползунки на пульте, словно безмерно длинными пальцами трогает ее плечи и волосы, гладит миниатюрные бедра и ложбинку спины…

Вот она сидит на «камне», сделанном из пластмассы: этот огромный камень можно запросто подбросить, словно пляжный мяч. Мизинцем Родион включает тумблер «пушки», указательным пальцем ведет ползунок: запускает «луну». По поводу этой «луны» они чуть не поссорились с главрежем, который в очередной раз выставил себя идиотом.

Шло совещание по световой партитуре, и главреж, широко размахивая руками, указывал на задник.

— Значит, закатится солнце, потом взойдет луна.

— Виктор Петрович! — мягко сказал Родион. — Луна не может взойти в том месте, где только что зашло солнце. Астрономически.

— Да? — удивился Раковский, часто заморгав глазами, и вдруг просиял, сделав вид, что все давно рассчитано: — Это в «Чайке» нельзя, а в «Куропатке» что дозволено Юпитеру — все можно.

Лара прыснула: позже выяснилось, что ей больше не придется сидеть на этом «камне» в ореоле восходящей луны. Сейчас здесь сидит Маша, так неожиданно свалившаяся Родиону на голову, наверное, прямо с высоких лучезарных небес. Она «вся в белом» — безразмерное белое поверх голубой блузки и тертых джинсов.

— Все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли…

Маленькая актриса в роли маленькой актрисы. Маленькая сцена в рамках другой маленькой сцены — маленького театра, маленького города, маленькой страны.

Маленькой планеты, летящей в пространстве вместе со своей маленькой луной.

Сначала все это казалось просто шуткой.

— Выйдешь за меня замуж?

— Я?

Взрыв смеха. Они смеются оба; Маша шлепает Родиона ладонью по груди, он накрывает ее руку своей. Вдруг они замолкают, серьезно глядя друг другу в глаза.

Этот внезапный разговор произошел в служебной раздевалке, когда Родион случайно оказался с новенькой актрисой рядом и помог ей надеть пальтишко. До этого они даже и словом не перекинулись.

Вышли из театра вместе, Маша остановилась перед афишей спектакля, протянув неопределенно:

— М-да…

Афиша гласила:

КУРОПАТКА

По мотивам пьесы Антона Чехова «Чайка» Инсценировка Всеволода Раковского

— Впрочем, текст, как я смотрела, классический, с небольшими сокращениями только, — проговорила Маша.

— Ага, — подтвердил Родион. — Только вместо чайки всюду куропатка.

— Думаешь, это будет смешно?

— Узнаем через пару дней.

Какое-то время они шли по тротуару молча, Маша чуть было не угодила ногой в лужу с ледяным крошевом, Родион придержал ее за локоть.

— Ты ж меня совсем не знаешь, — вдруг сказала она.

— И ты меня тоже.

— Но так не делают. Сначала встречаются и все такое…

— А если ради эксперимента? И без всего такого.