Далекая звезда - Роберто Боланьо

Ни один из судов так ни к чему и не пришел. В стране было слишком много проблем, чтобы пристально заниматься все более туманной фигурой одного из множества серийных убийц, сгинувшего много лет тому назад.

Чили забудет его имя.

8

Как раз в это время на сцене появляется Абель Ромеро, и вновь возникаю я. Чили забыла и про нас.

Ромеро был одним из самых знаменитых полицейских эпохи Альенде. Сейчас ему за пятьдесят, это невысокий, смуглый, страшно худой человечек с черными зализанными с помощью фиксатора или бриллиантина волосами. Своей славой, своей маленькой легендой он обязан двум криминальным историям, некогда потрясшим, как принято выражаться, читателей черной чилийской хроники. Первая – это убийство (мозаика, говорил Ромеро) в Вальпараисо, в одной из комнат пансиона на улице Угальде. Жертву нашли с простреленным лбом, а дверь комнаты была закрыта изнутри на щеколду и приперта стулом. Окна тоже были заперты изнутри, к тому же любого, кто попытался бы выскользнуть через них, неизбежно увидели бы прохожие. Орудие убийства валялось рядом с телом, так что поначалу приговор был категоричным: самоубийство. Но первые же три экспертизы показали, что жертва не сделала ни одного выстрела. Погибшего звали Писарро, у него не было врагов, он вел спокойную, размеренную, одинокую жизнь, нигде не работал и не имел источника доходов, хотя позже выяснилось, что его родители, вполне обеспеченные супруги-южане, посылали ему ежемесячное содержание. Этот случай возбудил любопытство газетчиков: как удалось убийце ускользнуть из комнаты жертвы? Закрыть задвижку снаружи было практически невозможно – это проверили и на дверях других комнат пансиона. Закрыть снаружи задвижку и вдобавок подпереть дверь стулом – немыслимо. Занялись изучением окон. В одном из десяти случаев, если их захлопывали снаружи, шпингалет защелкивался. Но чтобы дальше выбраться на улицу, нужно было быть эквилибристом, к тому же убийство произошло в тот час, когда улица была полна прохожих, и любой из них, подняв голову, мгновенно обнаружил бы преступника. В конце концов, за неимением других версий, полиция решила, что убийца выбрался через окно, и национальная пресса окрестила его эквилибристом. И вот тогда-то из Сантьяго и прислали Ромеро, и он за двадцать четыре часа раскрыл преступление (плюс еще восемь часов на допрос, в котором он не участвовал, после чего убийца подписал признание, не слишком отличавшееся от версии, предложенной следователем). Как рассказал мне Ромеро, события развивались следующим образом: у жертвы, Писарро, были какие-то дела с сыном хозяйки пансиона, неким Энрике Мартинесом Корралесом, он же Энрикито, он же Анри, завсегдатаем ипподрома в Винья-дель-Мар, где, по словам Ромеро, вечно собирался народец с дурной репутацией, с черной судьбой, как писал Виктор Гюго, чей роман «Отверженные» – единственная универсальная жемчужина мировой литературы», как признавал Ромеро, прочитавший его в юности, но, к сожалению, с годами совершенно его забывший. В памяти сохранилось только самоубийство Жавера (позже я еще вернусь к «Отверженным»). Судя по всему, Энрикито погряз в долгах и каким-то образом втянул в свои делишки Писарро. Некоторое время, пока злой рок преследовал Энрикито, приятели вместе пускались в авантюры, финансируемые ничего не подозревавшими родителями жертвы. Но в конце концов дела сына хозяйки пансиона пошли на лад, и он дал Писарро от ворот поворот. Этот считает, что его надули. Они ссорятся, обмениваются угрозами, в полдень Энрикито заходит в комнату Писарро, вооружившись пистолетом. Он собирался просто припугнуть его, а вовсе не убивать, но в разгар представления, когда Энрикито направил дуло пистолета прямо в лоб Писарро, пистолет неожиданно выстрелил. Что делать? И пока Энрикито переживал свой самый страшный кошмар, его осенило в первый и последний раз в жизни. Он знал, что если просто уйдет, подозрения не замедлят упасть на него. Он понимал, что если убийство Писарро ничем не приукрасить, его немедленно заподозрят. Поэтому необходимо обставить преступление невероятными, неправдоподобными декорациями. Он закрывает дверь изнутри, для пущей надежности припирает ее стулом, вкладывает пистолет в руку убитого, закрывает окна и, уверенный, что отлично инсценировал самоубийство, прячется в шкафу и ждет. Он знает свою мать и знает остальных жильцов пансиона, которые как раз в это время обедают или смотрят телевизор в гостиной; он знает или надеется, что они вышибут дверь, не дожидаясь прихода карабинеров. И вот дверь выбита, и Энрикито, даже не потрудившийся закрыть дверь шкафа, спокойно присоединился к остальным обитателям пансиона, в ужасе уставившимся на труп Писарро. «Дело было пустяковым, – сказал Ромеро, – но оно мгновенно принесло мне славу, за которую я потом заплатил».

Еще большую известность ему принесло раскрытие дела о похищении с целью получения выкупа в поместье Лас Карменес, что рядом с Ранкагуа. Все произошло за несколько месяцев до краха демократии. Главным действующим лицом на сей раз был Кристобаль Санчес Гранде, один из самых богатых предпринимателей Чили. Он исчез. Предположительно, попал в руки левацкой организации, которая за его освобождение требовала от правительства астрономическую сумму. В течение нескольких недель полиция не знала, что делать. Ромеро, поставленный во главе одной из трех оперативных групп, которым было поручено отыскать Санчеса Гранде, анализировал возможность того, что Санчес похитил сам себя. Несколько дней они следили за юношей из «Родины и свободы», и наконец тот потерял бдительность и привел их в поместье Лас Карменес. Пока половина его людей окружала большой дом, Ромеро расставил по местам троих снайперов, а сам, сжимая в каждой руке по пистолету, в сопровождении молоденького детектива по имени Контрерас, самого отчаянного из всех, проник внутрь и захватил в плен Санчеса Гранде. Во время захвата погибли два боевика из «Родины и свободы», защищавшие бизнесмена, а Ромеро и один из тех, кто прикрывал заднюю часть дома, были ранены. За эту операцию он был награжден медалью «За отвагу», которую вручил сам Альенде, и это был момент, когда он испытал наивысшее удовлетворение от работы за всю свою жизнь. Жизнь, по его словам, полную скорее огорчений, чем радостей.

Конечно, я вспомнил его имя. Когда-то он был знаменитостью. Он частенько фигурировал в хронике происшествий (до или после спортивной страницы?) рядом с названиями мест, которые мы тогда считали неприличными и постыдными (мы еще не знали, что такое позор), типичный антураж преступления в стране третьего мира в шестидесятых и семидесятых: бедные лачуги, пустыри, плохо освещенные домики для отдыха и развлечений. А он получил медаль «За отвагу» из рук самого Альенде. «Я потерял медаль, – печально сообщил он, – и у меня не осталось ни одной фотографии в доказательство, но я помню день, когда мне ее вручили, так ясно, будто это было вчера». Он все еще был похож на полицейского.

После переворота он провел три года в заключении, а потом перебрался в Париж, где жил, перебиваясь случайными заработками. Он ничего не рассказывал о характере той работы, но в свои первые парижские годы он делал все: расклеивал афиши, натирал полы в офисах. Этим он занимался по ночам, когда все здания закрыты и можно много думать. Тайна парижских зданий. Так он называл ночные офисные здания, когда на всех этажах темно, кроме одного, а потом и там гаснет свет, но зажигается на другом этаже, а потом гаснет и здесь, и так всю ночь. Время от времени, когда ночной прохожий или расклейщик афиш надолго застывали перед зданием, они могли заметить высунувшуюся из окна фигуру: покуривая или подбоченясь, человек разглядывал город. Это и были мужчина или женщина, занимавшиеся ночной уборкой.

Ромеро был женат, имел сына и вынашивал планы вернуться в Чили и начать новую жизнь.

На мой вопрос, что он хочет (при этом я уже впустил его в дом и поставил кипятиться воду, чтобы угостить его чаем), он ответил, что идет по следу Карлоса Видера. Бибьяно О'Райян дал ему мой барселонский адрес. Вы знаете Бибьяно? Он ответил, что нет, то есть что он не знал его лично. Я написал ему письмо, он ответил, потом мы поговорили по телефону. «Очень похоже на Бибьяно», – сказал я и постарался сообразить, сколько же лет я его не видел: получилось почти двадцать. «Ваш друг – хороший человек, – сказал Ромеро, – и похоже, он хорошо знает господина Видера, но считает, что вы знаете его лучше». – «Это не так», – возразил я. «Если вы поможете мне отыскать его, я вам заплачу», – сказал Ромеро, глядя на меня так, словно прикидывал, за сколько именно удастся меня купить. Я подумал, что не отважусь пойти этой дорогой, и решил помолчать и выждать время. Я налил ему чаю. Он пил чай с молоком и, похоже, наслаждался. Сидя за моим столом, он казался куда более маленьким и тщедушным, чем был на самом деле. «Могу предложить вам двести тысяч песет», – сказал он. «Согласен, но в чем я могу вам помочь?»