Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента. - Анатолий Гуревич

Все это заставило меня более тщательно присматриваться к Стлуке. Я понимал, что он мне совершенно необходим, может оказать огромную помощь в моей совершенно необычной для разведчика, попавшего в руки иностранной контрразведки, деятельности. Я понимал, что использование Стлука в интересах моей деятельности крайне опасно не только для него, но и для меня самого, а быть может, и для Паннвица тоже. Надо было рисковать, и я на это пошел.

Приближалось начало очень опасной, но совершенно необходимой деятельности. Это «сотрудничество» с криминальным советником, начальником зондеркоманды гестапо «Красная капелла» должно было не только спасти жизнь многих людей, в том числе и французских патриотов, участников движения Сопротивления, но также, по возможности, исключить вероятные последствия от направляемой в «Центр» дезинформации, что имело место во время игры, проводимой гестапо с «Центром» при непосредственном участии Леопольда Треппера. Надо было и обдумать объем вопросов, требующих тщательного изучения, дабы в будущем избежать тех ошибок, которые имели место в работе наших резидентур.

ГЛАВА XXVI. «Сотрудничество» с завербованным для советской разведки начальником зондеркоманды. Положительные результаты.

Естественно, слушая все высказывания Хейнца Паннвица, я не мог еще полностью ему доверять. Я мог предполагать, что и эти разговоры, которые затеял со мной криминальный советник, начальник зондеркоманды гестапо «Красная капелла», основаны на интересах немецкой контрразведки и начаты совместные действия на тот случай, когда понадобится что-либо предпринять в интересах Германии.

Интуиция мне подсказывала, что из всех участников разговоров доверять я могу, в первую очередь, с наибольшей уверенностью в его правдивости только Отто Баху. Однако я уже говорил о том, что действия доктора Вальдемара Ленца, хотя бы в вопросе выполнения его функций «связиста» между Озолсом и мною, тоже располагали к нему, мне очень хотелось верить, что он искренний, доброжелательный и порядочный человек.

Постепенно я начинал больше доверять и Хейнцу Паннвицу. Немалую роль в этом отношении сыграла фрейлейн Кемпа. Я не исключал возможности того, что он делится с ней своими планами и не скрывает свои намерения поддерживать со мной близкие контакты в их, повторяю, интересах. Для нее «интересы» заключались прежде всего в том, чтобы сохранить надолго, а быть может, даже навечно их любовные отношения. Именно поэтому она и стала стараться сблизиться со мной. Так мне казалось, я хотел в это верить и пытался ее отношение ко мне использовать в своих интересах. Опережая события, сразу укажу, это мне удавалось и выражалось в том, что я все больше был в курсе многих событий, характеризующих повседневную деятельность зондеркоманды. Больше того, она предупреждала меня, по отношению к кому из работников команды надо относиться с большей осторожностью и с меньшим доверием.

Не буду скрывать, с каждым днем у меня крепло предположение, что все действия начальник зондеркоманды «Красная капелла», связанные со мной, согласовывает с руководством в Берлине. Мне казалось, что отношение ко мне со стороны Хорста Копкова, изредка навещавшего Париж, тоже в значительной степени изменилось. Он стал ко мне относиться, я бы даже сказал, с демонстративным доверием и симпатией. Это меня настораживало. Я принял решение быть предельно бдительным и анализировать тщательно все, что нужно предпринимать в дальнейшем.

Однажды по просьбе Озолса Паннвиц разрешил мне встретиться с ним. При нашей встрече должен был присутствовать Вальдемар Ленц. Меня доставили на автомашине, которую остановили на довольно большом расстоянии от обусловленного для встречи места, куда мы медленно направились с Ленцем. Несколько в стороне за нами следовали два сотрудника зондеркоманды.

Вновь проявляя искреннюю заботу о Золя, его жене и удочеренной девочке, Вальдемар предложил мне потребовать, повторяю, потребовать от Озолса, чтобы он и все члены его резидентуры, все связанные с ней лица перешли полностью на нелегальное положение, переменив немедленно свои адреса, которые были указаны в ранее переданном «для меня», хотя в то время я еще не участвовал в радиоигре с «Центром», списке. Сразу укажу, что это мое «распоряжение» было всеми выполнено, за исключением Питера. Именно это дало возможность полиции его арестовать. Как я писал в своем докладе на имя Директора, об этом аресте я узнал буквально за несколько дней до нашего отъезда в Москву. При этом Паннвиц дал понять, что лично он к этому аресту не имеет никакого отношения.

Указанный факт позволил мне в дальнейшем быть с Вальдемаром Ленцем более откровенным и относиться к нему с большим доверием. В некотором отношении еще определенную роль сыграло то, что я услышал тогда о Ленце. Вальдемар Ленц женат на одной артистке, их семья вполне обеспеченная, он и его жена мечтают о мирной счастливой жизни, возможно даже вне Германии.

Нет, на прямую «вербовку» Ленца я решиться еще не мог, а попробовал использовать его по мере возможности в интересах своей деятельности, на путь которой я стал. Признаюсь, это мне вполне удалось, и во многом я должен ему быть благодарен.

Я уже довольно подробно останавливался на описании австрийца радиста Сглука. Его вербовка была необходима, но надо было еще выждать определенное время. В данный момент он не мог еще приносить никакой пользы в прямом отношении, то есть для поддержания с «Центром» скрытой от Паннвица радиосвязи. Прежде всего, это объяснялось тем, что я еще не знал шифровальный код, который «Центр» через Отто по поддерживаемой им совместно с гестапо радиолинии якобы направил для передачи мне. Этим кодом, как мне было известно, пользовался только Ленц. Я не мог себе позволить поручать Ленцу шифровать что-либо для «Центра» из того, что мне хотелось бы передать без контроля со стороны криминального советника.

Продолжительное время по этим причинам я старался только сблизиться со Стлукой. Поддерживал с ним разговоры и на «политические темы». Мне хотелось более точно определить его взгляды на то, что происходило в мире. Я хотел убедиться в том, что в нужное время я смогу его все же завербовать и использовать в интересах советской разведки.

Доказывая Паннвицу целесообразность сохранения не только самого Золя, но и его людей, я одновременно испытывал тревогу. Мне казалось, что и в этом вопросе бегство Отто может оказать отрицательное влияние. Я понимал, что от бывшей его резидентуры во Франции на свободе не осталось ни одного из известных ему и другим членам его организации источников, даже радистов. Все это произошло, главным образом, в результате его стремления доказать свое желание лучше «сотрудничать» с гестапо. Следовательно, если он захочет возобновить свою связь с «Центром», то должен будет искать новые пути, скорее всего, по линии французской Коммунистической партии, с некоторыми членами ее подпольных организаций, быть может, у него сохранилась еще связь. В этом случае он должен будет попытаться скрыть от «Центра» большую часть фактического сотрудничества с гестапо. Это может привести к тому, что любой ценой он захочет ликвидировать группу Золя, с которой гестапо удалось установить связь только при его участии.

Предположить, что Отто проявит порядочность и постарается установить связь непосредственно с Золя в целях его предупреждения об имеющейся опасности захвата его группы гестапо, я не мог. Во-первых, это сделать трудно, он мог не сохранить в памяти координаты, сообщенные ему в период радиоигры с «Центром» для установления связи с Озолсом. Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное, он не решится рисковать своей собственной жизнью, пытаясь установить связь с Золя.

Мне не оставалось ничего другого, как все поставить на карту и приложить все усилия для уменьшения вреда, нанесенного ранее в результате проводимой радиоигры, а также для принятия мер к спасению людей, рискующих своей жизнью в борьбе с гитлеровским фашизмом.

Золя начал передавать информацию через линию радиоигры, организованной гестапо, «Гестапо – "Центр"» после установления от моего имени с ним доктором Ленцем связи. Я сумел доказать Паннвицу, что изменение содержания передаваемой от имени Золя информации или вообще воздержание от ее передачи крайне опасно. Я мотивировал это тем, что у «Центра» может быть в Париже еще одна резидентура, в какой-то степени связанная с Золя, и она сможет вызвать подозрение по отношению к нашей радиолинии, к повой резидентуре Кента.

Особое значение мои доводы стали иметь после того, как Золя установил «мою связь» с одним из руководителей одной из групп французского движения Сопротивления Лежандром.

Лежандр, ставший известным от меня «Центру» как Виктор, по имевшимся у меня сведениям, был одним из основных руководителей «Комба», движения Сопротивления на юге Франции. Попав под наблюдение гестапо, был вынужден бежать и скрыться непосредственно в Париже, где тоже был одним из руководителей имевшегося там подобного движения. Естественно, он тщательно соблюдал все правила конспирации, что, однако, не помешало установить связь со мной, встречаться не только со мной, но и с «моим секретарем» доктором Ленцем и, конечно, с самим Золя.